Один день ясного неба - Леони Росс

— Не тебе меня судить, стерва! Твое-то тело никто не купит!

— Да с кем ты, дрянь, так разговариваешь?

— Да с тобой, косоглазая ты, ревнивая, сварливая сучонка!

Улучив момент, Анис стремительно поднесла пусю к промежности Риты, вставила и повернула. Раздался обнадеживающий щелчок.

— О-о-о-оу! — вскричала Рита. — Ты что так грубо со мной? Я… о…

Все затаили дыхание.

— Ты в норме? — только и смогла выговорить Лайла.

Рита медленно задвигала ляжками.

— Погоди. Сейчас скажу.

Ну, надо же — она снова вся стала меховой.

Анис улыбнулась. Короткий поворот против часовой стрелки и уверенное нажатие — и все одним движением руки. Боги, боги, пусть я быстрее проделаю это с Микси. Не говоря уж о самой себе. А если надо будет попросить, Лайла сможет помочь.

А зачем тебе исправлять свою, если она никому не нужна?

— У меня очень приятные ощущения. — И Рита обнажила расщелину между передними зубами — эту ее особенность многие мужчины Попишо находили привлекательной. — Ну да, боль прошла. Похоже, ты справилась!

Анис со вздохом кивнула.

— Микси, сходи принеси свою.

— Я хочу, чтобы вы все немедленно вышли вон! — раздраженно отрезала Микси.

Лайла стояла у окна, прижав нос к стеклу.

— Ищешь то, что выбросила? — спросила Анис.

— Нет, — Лайла бросила взгляд на разъяренно шагавшую взад-вперед Микси.

Рита подняла с пола одеяло и его сложила.

— Микси, ну что ты так беснуешься?

Та указала на Анис:

— Я хочу, чтобы она ушла, чтобы вы все ушли!

— Да успокойся ты! Она же здесь единственная, кто может поставить в стойло твою рабочую лошадку!

— Я сама разберусь со своим добром!

Лайла впервые за все время повысила голос, и на ее шее вздулись жилы.

— Хватит! — Все умолкли. — Микси, я не могу понять, почему ты все держишь в себе. На тебя посмотреть — так никто тебе ничем помочь не может!

Анис решила, что раздувшаяся шея Лайлы — самый обаятельный дар, который ей приходилось наблюдать.

— У нас, вероятно, не так много времени, — продолжала Лайла. — Так что лучше тебе им сообщить, что нас ожидает.

Анис посмотрела на трясшуюся всем телом Микси. И как можно спокойнее произнесла:

— В чем дело? Что с тобой?

— Ничего! — слабым голосом отозвалась Микси. — Я просто хочу, чтобы ты ушла. Ну, скажи на милость, что ты тут забыла?

— А я хочу, чтобы ты угомонилась, — сказала Лайла. — Мало что изменится, когда они придут.

— Изменится что? — спросила Рита. — Для кого?

— Тебе не стоит быть одной, — примирительно проговорила Лайла. — Разве никому из них нельзя остаться с тобой, Микси? Я бы никому не разрешила сюда вернуться и заработать свою денежку!

— Я же сказала, чтобы они убирались! Думаешь, я им позволю устроить тут тарарам?

Лайла прижала сложенное одеяло к груди.

— Я с тобой, Микси!

— Я тоже, — подхватила Анис.

Она умела почуять приближение шторма, когда видела его первые признаки.

* * *

Анис привыкла к почитанию. Даже когда она оказывалась далеко от своего рабочего места и ничто в ней не выдавало профессии, мужчины начинали высовывать язык ей вслед, и кто-нибудь из них непременно улавливал в ее осанке и повадках магический дар, словно запах. Погодите! Проявите к даме уважение, вы разве не видите, что она целительница! И к тому же дочь пастора Лати!

Но кого интересовала жизнь шлюхи?

На протяжении двух недель Микси упрямо твердила: «Нет, нет, нет!» — губернатору Интиасару и мужчинам, которых он подсылал к ней на переговоры. Нет, ей наплевать, что в других борделях так делают, но она не впустит сюда за так ни одного мужчину, который будет воровато крутить, снимать с пальца обручальное кольцо, как будто это хоть что-то значило. Нет и нет, даже ради губернатора и его свадебных прихотей — он же богатый человек, и он в состоянии хорошо заплатить за моих трудяг-девочек. «На Попишо никогда не было рабства, — говорила Микси. — И нам надо этим гордиться».

Но они, говорили люди, все равно придут, даже если им придется содрать со стен розовые обои и сжечь их. «Поставят под дверью стакан для обручальных колец» — вот о чем толковали Нелли Агнес и ее сестрица в голубой шляпке, причем Нелли при упоминании таких женщин все презрительно кривила губы.

Кого интересовала жизнь шлюхи?

Интиасар написал ей письмо. Микси его хранила.

Делай, как я говорю!

И по всему архипелагу шлюхи Микси сидят и ждут новостей. Они изучают горизонт, напрягают слух: не доносятся ли издалека крики. Они задерживают дыхание, хватают себя за лоб. Кто-то хочет вернуться и встать рядом с Миксиэлин Шэрон Истэблишмент-младшей, но она сказала им «Нет!», она сказала им, что если они попытаются помочь, она больше не будет с ними танцевать или глотать пьяных бабочек после смены; она плюнет им под ноги, и они никогда больше не получат ни монетки из ее кошелька.

Другие слишком трусят и не предложат помощи, но они о ней думают.

Четыре женщины, оставшиеся в доме арбузного цвета, переглядываются и удивленно понимают, что они пришли к согласию. Хотя это не должно их удивлять. Даже самая покорная женщина на Попишо ощущает в душе потенциал свирепой воительницы.

— Это отвратительно и неправильно, — сказала Рита. — Я не считаю это актом благотворительности. Все богатство этой семьи заключается только в их дорогом исподнем.

Анис ощущала каждый квадратик своего тела. Мышцы икр напряжены, торчащие соски трутся о ткань.

— Пусть приходят! — отрезала она. И направилась к лестнице.

— Что ты делаешь? — спросила Микси. Вид у нее был перепуганный, но одновременно и расслабленный.

— Доверься мне! — Она не забыла уроков Ингрид. Она знала, как начать.

Ей хватило нескольких минут, чтобы найти под окном выброшенную вагину Лайлы — упругую и мягкую, лежавшую под кустом крокуса. Она произнесет короткое заклинание; в ее жизни это случилось бы в седьмой раз, Ингрид посоветовала ей пользоваться заклинаниями рачительно. Произнесенное могло бы помочь Лайле связать до конца свое платье, или заплести косу, или скосить участок лужайки острым мачете. Оно не смогло сдержать натиск толпы или армии. Оно едва ли заполнило бы пустую банку или, если его съесть, пустой желудок. Оно не могло навести порядок во всем доме, если бы ее попросили. Но сейчас его вполне могло хватить.

Она поднялась по лестнице, бережно неся свой маленький трофей. Собственная вагина, лежавшая в кармане, холодила бедро. А вдруг она утратит свое тепло и умрет?

— Я боюсь, наставница, — громко произнесла она.

В мареве знойного воздуха немые стены словно подернулись рябью. Она вообразила, какое веселье охватывает Ингрид: