Шамбала. Сердце Азии - Николай Рерих

Современному Сринагару не более 150–200 лет. От старого «города солнца» ничего не осталось. Старые мечети стоят лишь в остовах. В уродливых облицовках «набережной» видны следы рельефов отличных камней девятого, одиннадцатого веков. Отдельные осколки. Ничто не связывает их с домиками современности. Старые мосты должны скоро рухнуть. Кто положил начало кашмирских каналов? Кто обсадил дороги частым тыном тополей? Не сделал ли это кто-то из пришельцев от Средней Азии, где зима заставляет обозначать путь и пески требуют каналы орошения? И откуда эти шикара – легкие гондолоподобные лодки?

У ровного берега пошли бечевою. И желтые плесы напомнили Волгу или Миссисипи. Река Джелам – нерв Кашмира.

Самое большое озеро – Вулар. Самое красивое. Самое грозное. Две ночи опасно било лодку о глинистую отмель. Еще остались бы, еще поработали бы, но «ковчег» может треснуть. На этом озере все привлекательно. Весь сияющий снегами Пир-Панджал на западе. Густые горы – на север и восток. Даль Сринагара – на юг. Перед закатом строится изумительная Вальгалла[261] над Пир-Панджалом, а утром – кристально синие горы востока. На отмелях – стада, и каждый конь виден на далекой мели – так воздух небывало прозрачен. На восточной отмели виден островок. На нем – развалины храма и, бывает, сидят размышляющие садху и факиры. Мир религии в Кашмире менее заметен.

Детали разрушенного храма на островке могут быть перенесены в любой романский собор. Много ходили готы[262] и всюду посеяли свой стиль. Украшения женских шапочек напоминают готские фибулы[263]. Только не красная эмаль, а красные стекла вставлены в медную оправу.

Около лодки носятся касатки-ласточки. По борту важно шагают удоды. Над полями звенит жаворонок. Посреди деревни – кладбище – бугор, усеянный камнями, – наш северный «жальник». На бугре – часовня с шатровой зеленою крышей. Старинные костистые чинары сторожат покой. Около деревень – остатки храмов и «городища» – песчаные бугры с засыпанной стариною. Гребцы под вечер поют протяжные песни «бурлацкие» и горласто гремят стаи собак. От дальнего севера до юга одно и то же строение жизни. Удивительно!

На северо-востоке озера Вулар горы сходятся. В этом проходе какая-то зовущая убедительность. Само селение Бандипур[264] уже имеет какой-то особый характер. Когда подходите к почтовому отделению, вы поймете значительность места. Здесь подымается в горы дорога на Гилгит. Вы проходите до первого подъема и следите за извилинами восходящего пути. На вершине перевала – первый ночлег. Потом путь сперва идет по самому гребню, где еще белеет снег полоскою, а затем окунается в новое преддверие. Гилгит и Читрал берегутся особо. Если трудно идти на Ладакх, то Гилгит и Читрал всегда под особым запретом. Лиловые и пурпурные скалы. Синева снежных вершин. Каждый всадник в чалме привлекает внимание: не с севера ли? Каждая вереница груженых лошадок тянет глаз за собою. Значительный угол [подъема]!

Сундук, караул, самовар, чай, чепрак, сюды-сюды, кавардак, колпак и много других слов странно и четко звучат в кашмирской речи. И плетеные лапти напоминают о других, северных путях.

Лодочник устраивает нам кашмирский обед. Приходят шесть поваров. Стол засыпается синими ирисами. С утра, кроме чая, нам ничего не дали. Собра, и его брат Рамзана, и сметливый Ибрагим, и какие-то неведомые братья и дяди, и, может, сам столетний дед, сидящий с хуккой (трубкой) в кухонной лодке, – все заняты каким-то таинством. Наконец в семь часов вечера появился таинственный обед. В очередь было подано двадцать семь блюд. И каждое должно было быть испробовано.

Перечень всех изощрений шести поваров: миндальный суп, намкиплов, мехти, табак маэ, кабаб, руган яш, дупиаз, батхакурма, абгош, алюбукар-курма, чана-курма, марзеванган-курма, субзе-курма, намки-кабаб актаби, коофта, тикеа, дампокта, кокарпуту, канди руган иош, мета-плов, тула-шум, риван, мета-зунт, мета-тул, дизи-алю, пирини, тула-халва. Так назывался этот апофеоз баранины и пряностей. И как было сказать, что именно изысканность обеда была так далека нам.

Кашмирское пение. Семеро в белых чалмах. Один – рыжий, с длинной ситарой[265]. У троих – саазы[266]. В глубине сидит искусник на двух таблах (узкие барабаны). По углам двое поющих. В середине – певица в синей шали с серебряными браслетами и пронизками. Поют персидские песни, арабские, урду и кашмирские. Как на ассирийских рельефах, певица поднимает указательный палец или левую ладонь, или складывает руки у лба. Иногда она вскакивает и «уточкой», мягко обегает круг. Персидская песня «Сурам» – песнь разлуки и вечных воспоминаний. «Шахназ» – арабская песнь: «Самый богатый не возьмет с собою имущество после смерти».

«Когда Христос возносился, прославляли его все слуги». Вот песнь урду: «Два друга на всяком расстоянии думают взаимно. Мир – ничто, и каждый должен уйти из него». «Кошюр» – кашмирская песнь: «Ты идешь по пути, но невидим ты мне. Дал мне вина жизни и ушел от меня. Все зависит от Бога». «Если я увидел одного человека или женщину – я уже увидел весь мир». «Камач» – кашмирская песнь: «Говорят хвалу Христу всякими словами. Он был лучше солнца и луны».

Так на красном ковре восемь мусульман непрошенно и нежданно до полуночи славословят Христа и мироздание. Вслед за ними и все лодочники шевелят белыми чалмами и качаются, подпевая. И саазы гудят, как шепот леса. И наш конфуцианец-китаец твердит по-тибетски: «Як поду», т. е. «хорошо». А потом виктрола повторяет «Песнь Леля» Римского-Корсакова, и чутко кивают чалмы кашмирцев. Одно сознание. Кончаем песней про Акбара. И вся полночь проходит без всяких отрицаний. И все обоюдно найденное принято с доброй улыбкой.

Можно ли превратить эту полночь понимания в пошлость безобразия? Вероятно, можно. Видели постыдные письма, посылаемые иностранцами [местным жителям]. Постыдные запросы плоти. Можно заменить улыбку гримасой звероподобности? Конечно, не трудно. Можно вызвать весь ужас безобразия. Можно разрушить всеобщее благо. Можно уйти с клеймом пылающим пошлости. Можно уйти во мрак невежества и предрассудка.

Как и в Сиккиме, так же и в Кашмире поражает духовная понятливость. Не успеете подумать, а уже собеседник делает соответственный жест. И сколько добрых мыслей можно сеять этими струнами чутья.

И опять ритмично перекликаются гребцы: «Ампошьпампошь», «Дазгир-Кашмир», «Шахан-шах – падишах». А значат эти клики: «Страна роз», «Храм», «Царь царей», «Лотос», «Человек», «Все хорошо».

Живем на взгорьях Пир-Панджала. Грозы сплошные, ослепительные, по трое суток. Град в голубиное яйцо. Звезды – свечи! Землетрясения – каждую неделю.