Шамбала. Сердце Азии - Николай Рерих

«Бюль-буль» – соловей-птица поет на яблоне. Кукушка отсчитывает долгую жизнь. На лужайке расстелены белые полотна и кипит самовар. Красные и желтые яблоки и сдобные лепешки предлагаются сидящим на весенней траве. Глазки фиалок и бело-желтые нарциссы ткут пестрый ковер. А вечером стада уток и станицы гусей[245] усеивают мочежины озер. Выходят на весенние поляны маленькие медведи. И никто не боится их, разве если это матка с детьми…

Пологие речные берега. Вереница бурлаков ведет крытые лодки… По широкой дороге тянутся волы и скрипят колеса. Трехсотлетние чинары и высокие тополя оберегают пути. И часто блестят зубы встречных путников в улыбке привета.

На сеновале лежат сани – московские розвальни. На дворе скрипит журавль над колодцем. Соломенная крыша проросла зеленым мхом. Скрючились придорожные ивы. Гомонят приветствия детишек. Где же это? В Шуе или Коломне? Это в Сринагаре[246], в «городе солнца».

Пузатые белые колонки. Мелкая роспись орнаментов. Крутые каменные лесенки. Золоченая крыша храма. Скрипучие расписные ставни окон. Заржавленные замки. Низкие дверки «с поклоном». Резные балюстрады. Покосившиеся плиты каменных полов. Запах старого лака. Мелкие стекла оконцев. Где же мы? В Ростовском кремле? В суздальских монастырях? В ярославских храмах? И стаи бесчисленных галок. И голые ветки за окнами. Это главный дворец махараджи Кашмира. Любопытно все, что от старины сохранилось. Все новейшие приделки ужасны.

По дорогам много моторов Форда. В столовой гостиницы видны лица американцев. В ювелирной лавке рядом висят две картины. Одна – вид Дели. Другая – вид Московского Кремля. Среди кристаллов, в которые смотрят судьбу, среди кашмирских сапфиров и тибетской бирюзы зеленеют китайские жадеиты[247] и цветными садами раскинулись полы шитых кафтанов. Как ценные шали, залиты комнаты музея мелким иранским узором, и оббитая судьбою Гандхара[248] сводит воедино расколовшиеся ветви Запада и Востока.

В характере храмов и мечетей, в угло-вых резных драконах, в шатровой четырехскатной вышке неожиданное сочетание деревянных старых церквей Норвегии и китайских пагод. Из одного колодца почерпнуты романская химера, звериный орнамент Алтая и зверьки Китайского Туркестана и Китая. Сибирские пути народов далеко вынесли оди-наковый смысл украшений.

Твердо стоит крепость Акбара. Но когда подыметесь по всем кручам и ступеням, то видно, что старые кирпичи и глинобитная смазка с трудом держатся. Своды готовы упасть.

Нишад – сад Акбара, – занял место от озера до взгорья. Высокое место. Строения скромны и по углам любимые им башенки. Характер простоты и ясности.

Шалимар – сад Джахангира. Тоже в характере своего хозяина. Стоит «для себя». Меньше внешнего вида. Больше роскоши. Той роскоши, которая довела до нищеты потомков моголов. Последний могол в Дели тайно продавал мебель из дворца и разрушал ценные облицовки стен[249] Шах-Джахана и Аурангзеба[250]. Так кончилось.

Ткач Кашмира сопровождал каждый узор особым напевом. Великую гармонию труда напоминает такое искание ритма.

Ни в одной песне не сказывается, отчего гора «Трон Соломона» носит это имя. Ведь это место очень древнее. Еще Джалаука, сын Ашоки, утвердил там один из первых буддистских храмов. Через семь веков храм был перестроен и посвящен Махадеве[251]… Но откуда имя Соломона? Имя Соломона гора получила от легенды, что Соломон, желая скрыться от условностей царской жизни и тягостей двора, на ковре-самолете переносился с любимой женой на эту гору. Опять упоминание о «летательном аппарате» Соломона. Такая же гора в [Русском] Туркестане[252] и в Персии.

Не только гора «Трон Соломона» переносит сознание в библейские сферы. В долине Синдха почему-то особенно почитается пророк Илия. Очень звучны легенды о том, как пророк, сидя в пещере, спасает рыбаков и путников. В различных обликах, то благий, то грозный, пророк является на защиту дел справедливости и благочестия. Мусульмане и индусы, разрозненные многими причинами, одинаково чтут пророка Илию.

Лиловый ирис всегда напоминает мусульманское кладбище. Они залиты этими цветами. Но вот радость: распустилась сирень, закивали ландыши и забелела черемуха…

После «мелкого рисунка» современного Кашмира отдыхаете на развалинах Мартанда и Авантипура[253]. И здесь девятый и десятый век дали расцвет. Здесь фантастика азиатской колыбели романеска[254] торжественно слилась с радостным культом Вишну[255]. Чувствуете, что и здесь, на фоне сапфировых предгорий Гималаев, стояли величественные сооружения. Вскрыты они лишь частично. Пологие наносные бугры скрывают целые дворцы и города. Картина мощи Азии еще не явлена. Только искры ее можно отметить на случайных листках. Любящие руки соберут чашу прекрасного сознания.

«Слава тебе Хакаура, Гор[256] наш, бог по бытию, защищающий страну, обуздатель пустыни змеем своего урея[257], без лука пускающий стрелу, как делает богиня Сихмет[258]. Язык царя обращает в бегство азиатов». Так говорит гимн в честь Сенусерта III[259]. Два выражения имеют особое значение. «Пускающий стрелу без лука» – воздействующий на расстоянии. «Обуздатель пустыни змеем своего урея» напоминает о древнейшем культе Азии – жена и змей. Змеинообразные капители колонн Азии и майев говорят о том же культе – мудрой жены. О том же указывает старое блюдо из Кашмира.

Посредине сидит царь змеев с волшебным цветком в руке. У царя две пары рук – черные и светлые, ибо мудрость имеет полное вооружение. Перед царем женщина с покрывалом на голове. Женщине царь вручает мудрость. Вся группа находится на фоне множества змей, поднявшихся и соединивших головы. Вокруг срединного изображения – ряд отдельных фигур властителей, имеющих на шее изображение змея. Этот знак мудрости заставляет человекообразных и животноподобных джиннов служить и помогать владетелям древнего знака. В длинную трубу джинны передают далекие вести. Джинны приносят цветы для украшения жизни. Джинны в виде животных переносят по воздуху. Джинны приносят ларцы драгоценностей. Джинны присутствуют в виде стражи. Так хранит древний знак мудрости.

«Гулиджан-Марда», «Илло-Алладин – Шабаша», «Илайла-Сулейман»[260], – перекликаются гребцы. Весла с сердцевидной лопаткой режут желтую воду.

Современному Сринагару не более 150–200 лет. От старого «города солнца» ничего не осталось. Старые мечети стоят лишь в остовах. В уродливых облицовках «набережной» видны следы рельефов отличных камней девятого, одиннадцатого веков. Отдельные осколки. Ничто не связывает их с домиками современности. Старые мосты должны скоро рухнуть. Кто положил начало кашмирских каналов? Кто обсадил дороги частым тыном тополей? Не сделал ли это кто-то из пришельцев от Средней Азии, где зима заставляет обозначать путь и пески требуют каналы орошения? И откуда эти шикара – легкие гондолоподобные лодки?