Полное собрание сочинений. Том 5. Мощеные реки - Василий Песков

Василий Песков

Полное собрание сочинений. Том 5. Мощеные реки. 1965–1967

© ИД «Комсомольская правда», 2014 год.

«…Дороги сдвигают жизнь. В науке дороги. Стройки. Просто дороги по местам необжитым. Человек на дороге чувствует себя вперед идущим, яснее видит пройденный путь, чувствует себя победителем. Дороги не дают жизни остановиться, не дают жизни закиснуть…»

Предисловие

Сейчас все в работе журналистов намного проще.

Вот в этом томе вы увидите заметки и фотографии рубрики «Широка страна моя…». Это снимки, сделанные Василием Михайловичем с высоты птичьего полета от Бреста до Камчатки. Не знаю точно, чья была идея пролететь через всю страну на вертолетах и самолетах и сделать этакий суперрепортаж с их борта. Думаю, самого Пескова. Он потом рассказывал, что хотелось страну показать так, чтобы разом чувствовались ее огромность и размах. Так что вертолет как раз был самое то. Пескову, с помощью газеты, выдали документ в Министерстве гражданского воздушного флота, где предписывалось «…предоставлять вертолет или легкомоторные самолеты». В июне 1966 года путешествие началось, в ноябре 1967 года – закончилось. Прямо к той самой дате, к которой его и придумали: 50-летию Октябрьской революции.

Но слетать, сфотографировать и написать было мало. Дело в том, что не то что в шестидесятые годы, а еще и в восьмидесятые прошлого века получить разрешение на публикацию фотографии даже самого безобидного объекта, сделанной с верхней точки, было целое дело. Снимки отправлялись в цензуру (Главлит), и там их тщательно просматривали – не видно ли чего секретного? А потом какие-то из них ретушировали, зачищая или закрашивая какие-то детали, показавшиеся цензорам не сильно уместными. И было все равно, руины ли это Брестской крепости, степные элеваторы на целине или Красная площадь. Красная площадь, впрочем, просматривалась особенно тщательно, там виден кусочек Кремля сверху, а это ведь цитадель партии и правительства.

Фотошопа не было, в ход шли белила или тушь.

Все эти снимки есть в томиках этого собрания сочинений Василия Михайловича.

После Пескова никто больше такого маршрута не повторял. Да и, пожалуй, не сумел бы, если не по размаху, то по мастерству. Они очень необычны и красивы.

Жаль только одного: черно-белые.

Но этому есть свое объяснение.

Сам Василий Михайлович как-то написал: «Черно-белая фотография (светопись) предъявляет фотографу более высокие требования, чем цветная. Цветной снимок часто дает лишь иллюзию удачи, к тому же цвет отчасти «скомпрометирован» морем цветных фотографий, часто не имеющих подлинной ценности, в бесчисленных глянцевых журналах».

В этом была своя прелесть, но свои проблемы. Когда мы собирали эту книгу, то увидели, что большинство его фотографий нецветные, хотя время от времени попадались их явные оригиналы в цвете! Все, что можно было дать цветным, мы дали цветным в этом собрании сочинений.

Только представить себе, по каким красивым местам путешествовал Песков! Какие краски он видел! Видимо, Василий Михайлович и сам это понял, потому что, например, его поездка на Аляску – рассказ о ней впереди – вся снята в цвете. Да и нашу природу он в последние годы стал фотографировать во всей ее красе и красках.

Но черно-белую съемку считал за высший класс.

В «Комсомолке», когда она была еще на улице «Правды», 24, как и в других редакциях, у фотографов были свои лаборатории, такие довольно тесные «чуланчики», специально устроенные так, чтобы в них не проникал свет. Там стояли бачки для проявки пленки, бутыли с проявителем и закрепителем, пачки с фотобумагой и, конечно, фотоувеличители. Работали при красном свете, так не засвечивалась фотобумага.

Я специально пишу это для тех, кто уже не застал всей этой премудрой техники. Сейчас просто: щелкнул и согнал файл с фотоаппарата на компьютер. Надо – распечатал на фотопринтере.

Песков колдовал над фотографиями сам. И даже когда в редакции эти фотокабинки снесли, его рабочее место не тронули. И он в благодарность прикрепил на дверь своей «кельи» листок: «Заповедник черно-белой фотографии. Директор В. Песков».

1965

Сентябрь

Времена года

Два раза в году синева щемит душу. В талую пору весны и теперь, в сентябре. Над полями, над полянами, над красным осинником, желтым березняком и просветленными речками – настой синевы. Случится день непогожий, а потом опять синева и холодные костры на земле. Непросыхающая за день роса под кострами, паутинная пряжа на кустах, на жнивье, решето паутины вокруг заходящего солнца. Пора бабьего лета, ничейная полоса встречи лета и осени. В мирной тишине разрешается спорное дело. Осень зажигает костры, а лето сдается и сходит доживать дни на берега речек. До больших морозов будет клубиться зелень лозинок, водяных трав и прибрежных цветов.

Ласковая пора бабьего лета чем-то напоминает весну. И не только человек поддается этому чувству. Случается, в эту пору расцветают деревья. Скворцы каждый год в эту пору покидают отлетные стаи и появляются у скворечен. Песня у скворца почти как весенняя, только тихая, будто спросонья. Поддаются обману тетерев и глухарь. А у самых больших обитателей леса в эту пору в самом деле расцветает весна любви. В сентябре начинается рев у лосей и оленей. На зорях и ночью услышишь приглушенный, похожий на стон лосиный вызов на бой. Другой голос… – вызов принят. Вытоптанная земля, поломанные кусты. Иногда побежденный остается на земле. Лесу милосердие чуждо. Только сильный имеет право продолжить род. Слабый уходит или остается лежать на потеху сорокам, лисам и кабанам.

Праздник осенних свадеб начинается в сентябре под Воронежем. С разных концов из темноты несутся трубные звуки. Пришлый человек вздрогнет и ускорит шаги. Охотник же с замиранием сердца слушает страстную музыку. Иногда слышишь: встретились. Стук рогов, топот. В лунную ночь можно даже увидеть, как, пригнув головы, наступают друг на друга противники. Разгоряченные драчуны не слышат твоих шагов, но самки стерегут место боя. Хрустнула ветка – ярость мгновенно сменяется чувством тревоги. Топот. И вот уже в другом месте – справа, слева, сзади: у-у-ооо!.. Когда-то все леса в сентябре наполнял этот рев, и месяц у славян назывался «рюень» – время оленьего рева.