Государь (СИ) - Алексей Иванович Кулаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Если же сей человек природный государь, то он просто слепнет — и исцеляют его молитвы подданных и народная любовь. Не буду лукавить…
Молодой властитель небрежно шевельнул посохом, едва не ткнув его оголовьем себе в лицо — и заодно привлек внимание благородного собрания к одинокому, и до этого момента слабо различимому перстню на правой руке. В оправе которого скромно блистал темно-багровыми искрами младший брат рубина в великокняжеском венце: вот только у «младшенького» была достойная его свита из крохотных диамантов, коими на его теле выложили прекрасно различимый вблизи герб «Погоня»!
— В том есть и моя вина. Я был излишне доверчив и чрезмерно милостив к врагам государства и веры: но этот урок мной выучен, и более подобного не повторится.
Белесые глаза Дмитрия действовали на депутатов словно глаза василисковы: никого не каменили, но их давление ощущалось едва ли не физически — и потому, когда он смежил веки, многие шляхтичи тут же облегченно выдохнули.
— И да, если кто желает правды, а не слухов — тот может обратиться к Его преосвященству, коему я даю разрешение поделиться с благородным собранием необходимыми подробностями.
Поглядев на каноника виленского, владыка Иона начал светлеть лицом с той же скоростью, с какой епископ Валериан расставался с надеждой принять на хранение «церковный» экземпляр Привилея.
— Однако, мы отвлеклись. Теперь, когда дело твое изложено передо мною и Вальным Сеймом до самого конца, все мы ждем твоего предложения.
Уже не раз пожалевший о своей затее, и успевших получить добрый десяток болезненных тычков напополам с злобным шипением от злобствующих соседей по сеймовым лавкам, пан Тадеуш Загоровский лишь непонимающе повторил:
— Предложения⁈
— Именно: ведь ты в своей речи обличил то, что показалось тебе нарушением закона и обычаев литовских? Теперь скажи нам всем, как это нарушение должно исправить.
Выждав целую минуту абсолютной тишины, Дмитрий «сжалился» над отчетливо поскрипывающим мозгами шляхтичем, и изобразил на лице явную надежду пополам с предвкушением:
— Верно, ты хотел предложить, чтобы мое место занял мой брат Иоанн Иоаннович? Если поразмыслить, то это вполне хороший…
Дальше он говорить не смог, ибо его голос утонул в реве подскочивших на ноги депутатов:
— Нет!!!
— Не позволям!..
— Выкинуть этого болтуна из дворца!
— Наш государь ты!!! Тебе клялись!..
— Дайте мне сюда этого иуду, я его удавлю!..
Дворцовая стража наконец-то дождалась разрешающего знака, заполнив залу ради защиты пана Загоровского и его верного друга-депутата: пока его отбивали, а потом и отделяли от других поветовых избранников — дюжина наиболее политически активных шляхтичей пообещала Тадеушу, что дальше пригородов Вильны тот не убежит. Еще пара десятков богато одетых панов очень выразительно молчала, явно собираясь посоревноваться с крикунами в том, кто первый пустит дурную кровь пустозвону из герба Корчак.
Бамм-м-мз-з-н!!!
Гулкий звук бронзового гонга сделал невозможным вести любые речи, так что депутаты начали понемногу успокаиваться и расаживаться по своим местам, нервно запихивая малые булавы обратно за пояса. Сама идея о возможности замены уже успевшего снискать любовь подданных Димитрия Иоанновича на любого из его братьев — была дикой, и вызывала у шляхты категорическое неприятие. Ведь только начали спокойно жить и богатеть!.. Поприжали степных людоловов и отхватили добрый кус земель Дикого поля, добыли мир с королевством Польским и навели порядок во внутренних делах; московские купцы каждый месяц устраивают в литовских городах большие торги, где любой шляхтич находит себе потребное на свой вкус и кошелек… И вдруг такие резкие перемены? Да упаси Господь!!! А уж менять спокойного и весьма разумного наследника царя Руссии, на среднего царевича Иоанна Иоанновича, заимевшего после битвы на реке Ахуже довольно неоднозначную репутацию приверженца простых и жестких решений… В общем, верные подданные впервые очень почтительно возразили своему Великому князю, решительно отказавшись рассматривать прозвучавшее «предложение пана Загоровского» — зато сами предложили много чего такого, что сулило выходцу из герба Корчак скорую и весьма неприятную кончину. Потрудившись изобразить легкое недовольство, царственный слепец прошелся вдоль Тронной залы, провожаемый множеством почтительных и преданных взглядов всего благородного собрания земель литовских. Постоял, старательно отгоняя от себя соблазнительный образ большой чашки горячего кофе со сливками и кусочком тростникового сахара — аж во рту чуть отдалось ароматом и горчинкой хорошо сваренного напитка. Несмотря на прочные щиты на разуме, собственная чувствительность играла с ним дурную шутку: близость множества разгоряченных и буквально фонтанирующих эмоциями разумов начала понемногу давить на виски и все больше раздражать — отчего в своей каморке вновь запереживала сестра, прекрасно ощущавшая все перепады его стремительно ухудшающегося настроения.
«После оглашения Привилея можно будет объявить большой перерыв… До завтрашнего утра будет в самый раз»
Недовольно поморщившись и звонко цокнув булатным наконечником посоха о камень пола, властитель земли литовской развернулся, и в неполный десяток шагов приблизился к четверке стражников. Вернее, к стоящему меж ними правдоискателю в основательно помятом кунтуше.
— Как-то нехорошо вышло, пан Тадеуш: речь ты сказал, но сам ничего толкового предложить не смог… Получается, ты просто отнял у нас время?
Тридцатилетний обличитель угрюмо молчал, поправляя пришедшую в беспорядок одежду, чья плотная ткань достойно перенесла все рывки и дергания со стороны возмущенной шляхетской общественности.
— Возможно, ты все же предложишь нам что-либо дельное? Иначе твой язык отправит тебя прямиком на свидание с катами-дознавателями.
Сжав зубы так, что на скулах вспухли желваки, пан Тадеуш вызывающим тоном бросил во всеуслышание:
— Готов доказать свою правду с саблей в руке!
Замерев на несколько мгновений, Дмитрий впервые за весь Вальный сейм искренне засмеялся — чем немало озадачил вновь возбудившихся депутатов.
— Однако, самомнение у тебя, шляхтич…
Со стороны трона внезапно двинулся временный хранитель великокняжеских регалий княжич Скопин-Шуйский, еще на подходе поклонившийся в пояс и огласивший традиционную формулу царского Большого двора:
— Вели слово молвить, государь!
Слегка развернувшись к ближнику, слепец с легким интересом в голосе разрешил:
— Говори?
— Поединок меж простым шляхтичем и природным государем невозможен: сие есть поединок изначально неравный, и оттого невместный!
Пан Загоровский в очередной раз катнул желваки и открыл рот, собираясь объяснить, что он и не надеялся скрестить клинок с носителем рубинового венца. Ведь всем же ясно, что против него выйдет кто-то из ближников Великого князя, так к чему это представление?.. Увы (или к счастью?), его опередил княжич:
— Однако ты, государь, словно заботливый отец всем своим подданным! И если сочтешь возможным, то не просто можешь, но даже и обязан вразумлять иных заблудших
