Ярмарка невест - Валери Кинг

— Я не стану спорить, — сказала она наконец, с улыбкой взяв его за руку. — Я слишком испугана перспективой путешествия в ту часть города, чтобы не согласиться с вами. Спасибо, Раштон, вы хороший друг.

— Я принимаю вашу благодарность, но хочу знать, почему миссис Вэнстроу не послала туда лакея?

Марджори почувствовала желание рассмеяться, она повернулась к нему и широко улыбнулась:

— Тетя сказала, что она не может рисковать жизнью своего слуги, ведь так трудно найти подходящую прислугу!

Раштон был потрясен. На его лице удивление сменилось шоком, потом гневом и наконец весельем, когда он ответил:

— Тогда хорошо, что я с ней заговорил этим утром, потому что обо мне она беспокоиться не станет. Если на меня нападут разбойники и убьют, ее хозяйство не пострадает. Что касается вас, то она может лишиться искусной модистки. Но случись что, я уверен, она откажется от всякого родства с вами, устроит вам похороны в общей могиле и не истратит ни единого гроша.

— Есть только одна проблема.

— Какая же? — спросил Раштон, при этом у него дернулись губы.

— Как же тогда Дафна?

Раштон, казалось, на минуту задумался, а потом ответил:

— Цыгане. Она может сказать, что Дафна на самом деле ее племянница, но вас подбросили цыгане, и значит, она вовсе не обязана устраивать вам похоронные церемонии.

— Цыгане, — задумчиво произнесла Марджори. — Какой вы умный, Раштон. Мы с Дафной достаточно непохожи, чтобы подтвердить эту теорию. Действительно, если я переживу эту эскападу, я порекомендую это моей тете — на случай, если со мной в другой раз все-таки произойдет несчастье.

Раштон наклонился над ней, заезжая за угол Оксфорд-стрит, и направился к югу.

29

Шум экипажа, медленно ехавшего вниз по Эйвон-стрит, привлекал внимание печально известных батских нищих в лохмотьях. Повсюду они подходили поближе, бежали за экипажем с протянутыми руками и умоляли безнадежными криками о милосердии и о деньгах. Нищие дрались друг с другом за то, чтобы добиться большего преимущества при очередном произнесении заученных речей потрескавшимися губами сквозь гнилые зубы.

Марджори поразила нужда, царившая здесь, неряшливость людей, истощенные злые собаки, мусор, гниющий на улице, мерзкие запахи, накатывавшие на нее волна за волной. Если бы у нее была повязка на глазах, она поняла бы, где находится, только по запахам. Она подумала, что ее сейчас вырвет, и поспешно достала из сумочки надушенный платок. Она поднесла его поближе к носу.

— Боже мой! — хриплым голосом выдохнул Раштон, скривившись от отвращения. — Я должен отвезти вас домой. Как вам могло только прийти в голову ехать сюда без защиты? Будь я проклят, возвращаемся, к черту вашу подругу!

Марджори умоляюще положила руку на его рукав.

— Не надо, прошу вас. Я должна увидеть Уинифред! Я должна знать, здорова ли она. Ее маленький мальчик… — она на минуту остановилась, затем добавила:

— Даже если вы вернете меня в дом тети, я приеду сюда снова, будьте уверены. Раштон, я должна ее увидеть! Сегодня!

Ее серьезный вид, казалось, решил вопрос. Раштон ударил лошадей кнутом, они побежали резвой рысцой, оставив позади толпы нищих.

Через несколько минут он нашел дом Уинифред, один из узких каменных домов, в котором несколько комнат сдавались разным людям. Поговорив с хозяйкой, Марджори узнала, что Уинни занимала маленькую комнату на чердаке, прямо под крышей, где летом стояла изнурительная жара, а зимой — мороз. Если Уинифред была в Бате больше восьми месяцев, она наверняка пережила самые морозные дни в январе и феврале. Неудивительно, что она была такой больной и слабой.

Марджори одна поднялась по лестнице в комнаты подруги. Раштону пришлось остаться внизу с экипажем. За небольшую плату нашлась бы целая дюжина неряшливых мальчишек, готовых приглядеть за его лошадьми, но никто из них не вызвал достаточного доверия.

Марджори постучала в дверь, на которой облупилась краска. Ее сердце сильно забилось. Дверь открыл сын Уинифред. У него исказилось лицо, тусклые глаза были полны отчаяния.

— Здравствуй, Чарли, — заговорила она тихо. — Могу я войти и поговорить с твоей матерью?

— Пожалуйста, мэм, — вежливо сказал он. — Она лежит в постели, и ей ужасно плохо.

В комнате стояла гнетущая тишина. В гостиной почти не было мебели, кроме деревянного стола, двух стульев и соломенного матраца, прикрытого потертым одеялом. Все здесь было серым, не считая единственного цветного пятна — в виде куска пурпурного ситца над окном. Ей захотелось убежать, она испытала странное чувство тревоги. Ее рассудок, казалось, ослабел. Она посмотрела на мальчика, потом на кровать, потом на ситец с узором из цветов, потом на пустые стулья и снова на мальчика.

— Где твоя мама? — спросила она шепотом, отчего-то боясь говорить громко.

Он указал на вторую комнату.

Марджори услышала, как оттуда раздался хриплый шепот.

Чувство ужаса не давало ей сдвинуться с места, пока Чарли не взял ее за руку и не повел на звук.

Марджори остановилась на пороге. Она поняла, что Уинифред близка к смерти. Она лежала на красивой кровати из красного дерева — без сомнения, единственное, что у нее осталось от когда-то успешного замужества. На кровати лежало красиво вышитое покрывало из белого полотна, и окно было завешено куском легкой белой кисеи. О серьезной болезни свидетельствовали темные пятнышки на подушке и более светлые красные пятна на платке.

Покрывало почти полностью скрывало фигуру Уинифред, так сильно та исхудала. Единственным признаком жизни можно было назвать открытые ввалившиеся глаза.

Марджори застыла в дверях как вкопанная, уставившись в эти ввалившиеся глаза, оцепенев при виде призрака смерти, готового забрать ее подругу. Пока Уинни наконец не закрыла глаза и не вздохнула, Марджори не могла сдвинуться с места.

Наконец Марджори удалось стряхнуть с себя оцепенение. Она быстро отложила в сторону свою сумочку и сняла желтые лайковые перчатки, положив их на столик у кровати.

— Уинни! Уинни! — вскричала она. — Почему ты не послала за мной? Ты ведь знала, что я сейчас же приду! — Она немного откинула покрывало и нежно погладила Уинни по голове.

Слабая рука потянулась к ней, нашла ее руку и слегка сжала пальцы. Уинни улыбнулась, но ничего не ответила.

— Что я могу для тебя сделать? — спросила она, чувствуя себя совершенно беспомощной. — Ты хочешь есть? Тебе холодно? Только скажи мне, что я могу сделать!

В ответ Уинни покачала головой. Марджори подозревала, что, если ее подруга заговорит, это вызовет у нее еще один крайне мучительный приступ кашля. Ее подозрение оправдалось, когда Уинни наконец собралась с силами и прошептала: