Фехтмейстер - Владимир Свержин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я не скажу вам ни о ком, кто состоит в нашей организации, — чуть слышно проговорила обессиленная женщина, утирая холодной рукой взявшуюся невесть откуда в уголке глаза слезу.
Платон Аристархович чуть заметно усмехнулся. Это была своеобразная форма согласия на сотрудничество. Несмотря на отрицательную риторику, ответ был утвердительный.
— Я уже имел честь заметить вам, сударыня, что контрразведка не занимается эсерами. Ответьте мне, будьте добры. Наверняка ваши немецкие соратники предусмотрели вариант что делать, если вам не удастся добиться аудиенции у государя.
— Да, — кивнула госпожа Сорокина. — В этом случае я должна была устроиться на работу в Царскосельский госпиталь. За спасение знамени мне положен Георгиевский крест. Наверняка в госпитале нашлось бы место для опытной медицинской сестры, к тому же имеющей боевое ранение и столь высокую награду.
— Понятно, а дальше схема та же: государь как обычно посещает госпиталь, и вы стреляете в упор.
Госпожа Сорокина молча кивнула.
— Ну а предположим, по какой-либо причине и этот вариант срывается?
— Тогда мне надлежало отправиться на Большую Морскую в дом вдовы адмирала фон Граббе и найти там некоего господина Шультце.
Лунев широко улыбнулся.
— Именно так, Конрада Шультце. Ну что ж, круг замкнулся. Надеюсь, сударыня, вам не составит труда изложить вашу историю письменно в качестве добровольной явки с повинной. Обещаю, кроме нас о вашей глупой ошибке никто более не узнает.
* * *Массивный, усыпанный бриллиантами и рубинами крест на тяжелой золотой цепи вряд ли кто-нибудь из священнослужителей всерьез назвал бы наперсным. Его византийская роскошь являла триумф ювелирного искусства мастерской Фаберже. И если сияние, исходившее от этого символа веры, могло отвлечь от возвышенных помыслов самую выдержанную и стойкую паству, то это ее проблемы, а уж никак не мастеров-ювелиров. Шкатулка из красного дерева, выложенная черным бархатом, прекрасно оттеняла царский подарок, да и сама по себе она была произведением искусства, ибо тончайшая резьба, отображавшая на каждой из ее сторон библейские сюжеты, была плодом многодневного труда пяти искуснейших мастеров. Она стояла посреди чайного столика в ожидании просветленного именинника. Тот размашистым шагом вошел в залу, где находилась царская чета, надменно поджав губы и сурово глядя исподлобья на самодержца всероссийского и его супругу. Мелькнувшее было у Александры Федоровны желание расспросить Старца, что же такое приключилось с ним вчера и нынче утром, исчезло вдруг, растворилось само собой при одном лишь взгляде на его нахмуренное чело. Она покрепче сжала руку супруга, точно ища у него поддержки и защиты. Император невольно поморщился. Он отлично помнил, чем обязан Старцу, и все же являться пред очи государя с таким явственно недовольным видом — не дело для верноподданного, даже столь чтимого, как Распутин.
— Желаю тебе здравствовать, Григорий Ефимович, — преодолев глухое раздражение, начал поздравление Николай II. — Со светлым тебя днем ангела…
Губы целителя еще более поджались, и глаза метнули едва ли не всамделишные молнии, от которых чуть было не загорелась обивка на креслах и диванах.
«Нет, не с таким лицом следует государевы дары принимать», — уже едва сдерживая негодование, подумал император, но вслух продолжил:
— Прими от нас на добрую память этот подарок.
Он взял со стола резной ларец и, открыв крышку, протянул его Старцу. Лицо Распутина исказила какая-то дикая гримаса не то боли, не то ярости.
— Да… да… — багровея на глазах, заговорил он, точно не находя подходящих слов для выражения негодования.
То, что произошло дальше, ошеломило всех присутствующих: вырвав из рук императора переливающийся в свете ярких ламп крест, он с силой швырнул его об пол. Затем, точно не довольствуясь содеянным, подхватил его за цепь и метнул в окно.
ГЛАВА 19
Где начинаются секреты, там кончаются законы.
Маркус ВольфВ дверь кабинета постучали.
— Ваше благородие! — с порога начал камердинер. — К вам тут горец просится. Ну, тот абрек, что вы намедни в охрану взяли.
Чарновский бросил взгляд на открытую папку с личным делом старшего адъютанта штаба 37-й дивизии Владимира Оскаровича Каппеля, 1883 года рождения. Фраза «имеет большую способность вселять дух энергии и охоту к службе» была им подчеркнута жирной красной линией. Под открытой папкой лежало еще несколько таких же. Слева утесом громоздилась стопка личных дел с пометками Кадрового Управления Генерального штаба на обложках. Ротмистр Чарновский с грустью поглядел на неразобранные документы.
— Ладно, пусть войдет, — кивнул он, разглядывая фотографию подтянутого молодого офицера с георгиевской саблей за храбрость.
Заурбек вошел в комнату, молча отодвинув вальяжного камердинера. Домашних слуг он считал чем-то вроде говорящих собак и потому удостаивал обращением лишь по очень большой необходимости.
— Полковник вам письмо прыслал, — дождавшись, пока закроется дверь за спиной, начал он. — Вэлэл передать, правылно все сказал.
— Хорошо, — принимая запечатанный пакет из рук грозного стража, кивнул Чарновский. — Есть что-нибудь еще?
— Китаец опять прыходил, — припоминая события прошедших суток, проговорил абрек.
— Чего это он тут отирается? — покачал головой хозяин особняка, распечатывая послание.
«Е.И.В. дал согласие на проведение операции, мною предложенной. Детали в 19.00 в ресторане Царскосельского вокзала».
— Замечательно, — кивнул ротмистр.
— С китайцем что дэлать? — напомнил Заурбек.
— В следующий раз, когда придет, — вставая из-за стола и бросая записку в горящий камин, проговорил Михаил Георгиевич, — проводи его ко мне.
Он вновь занял свое место и открыл новую папку с личным делом командира 19-го донского казачьего полка Мамонтова Константина Константиновича, 1869 года рождения.
— Ступай, — теряя интерес к суровому джигиту, произнес он, тяжело вздыхая. — До вечера надо еще много чего успеть.
* * *Император стоял у края расчищенного плаца и, заложив руки за спину, наблюдал прохождение церемониальным маршем роты лейб-гвардии Преображенского полка. Наследники славы первейшего в российском войске полка звонко чеканили шаг, единым движением поворачивая головы в сторону задумчивого самодержца, как это случалось каждый год в этот самый день. Нынче государь земли русской был печален, пожалуй, даже мрачен. Подобно автомату он вскидывал руку к папахе, наблюдая слитное движение статных чудо-богатырей.
Ему и впрямь было не до блеска отточенных штыков, не до печатанья шага. Он вспоминал сегодняшнюю встречу со своим недавним протеже, начальником Особого контрразведывательного пункта, как отныне именовалась группа, полковником Луневым. Что и говорить, прозорливости и расторопности этого офицера можно было только позавидовать. За считанные дни он распутал сложнейший узел. Да что там узел — настоящую сеть, сплетенную австрийской и немецкой разведками.
Государь, конечно, ожидал от этого талантливого контрразведчика успешного исхода порученного ему задания, но результат превзошел всякие ожидания. Выслушав обстоятельный доклад полковника, император задумался было о награде и о новом продвижении столь дельного офицера. Он был готов уже назначить Платона Аристарховича во главе контрразведывательного отделения Главного Управления Генерального штаба, но тут полковник Лунев испросил дозволения говорить с государем начистоту. Николай II согласно кивнул, полагая, что это будет вполне заслуженным вознаграждением преданному воину.
— Ваше Императорское Величество, — начал Платон Аристархович. — Угроза, которую мне, по счастью, удалось отвести от вас и российского престола — лишь малая часть, первая капля того наводнения, которое в скором времени грозит затопить империю. Не всякого врага можно поразить оружием. Особо же того, который не ведает, что творит и мнит себя преданным другом.
Империя более не может существовать в том виде, в котором перешла она к вам из рук благословенной памяти батюшки вашего. Дарованные вами свободы всколыхнули общество, заставив тех из ваших подданных, кто должен был стать опорой государству, искать путей дальнейшего ущемления самодержавной власти путем расширения собственных прав и вольностей. Устремления большинства этих людей честны и направлены на процветание России. Но путь, который они избирают для достижения цели, все более и более оттесняет царскую власть от реального управления страной. Россия с каждым днем вырастает из прежнего чиновничьего мундира. С этим нужно либо мириться, либо отвечать на все более возрастающие запросы нового общества.