Тень рыцаря - де Кастелл Себастьян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Скорее Фальсио станет, – хмыкнул Брасти.
– А в чем смысл истории? – спросил я.
– Что ты имеешь в виду? Это просто хорошая история, и всё, – растерялся Колвин.
– Да, но в чем… Что выносят из нее слушатели?
– A-а, зависит от толпы, полагаю. Но думаю, что большинство считают, что ты когда-нибудь появишься и будешь драться за справедливость – ты же знаешь, убьешь там всех злых герцогов и всякое такое.
– Убью герцогов?
– Ну ты же убил герцога Рижуйского. Отрубил ему голову палашом.
– Рапирой, – уточнил Кест. – Фалькио дерется на рапирах.
Трубадур смутился.
– Непонятно, как можно отрубить человеку голову рапирой. Она же легкая.
Я схватил его за плечи.
– То есть ты мотаешься по городам и рассказываешь людям, что я убил Джилларда, герцога Рижуйского?
– И не я один. Сейчас все трубадуры рассказывают эту историю. И не только в городах, но и во всех селениях. Деревенщине нравится.
– Но Джиллард жив! – воскликнул я.
– И что с того? Когда, по-твоему, живой герцог Рижуйский заезжал в деревню в глуши Арамора? Тысяча чертей, сюда сам герцог Исолт-то много лет уже не приезжал. Я убил множество лордов и герцогов. И даже раз или два убил самого короля, когда-то в прошлом. Простому народу нравится слушать про то, как убивают дворян и всякое такое.
– Дворянам не понравится, – заметил я.
– Не обращай внимания на Фальсио, – сказал Брасти, давясь смехом. – Пошли лучше найдем кувшин отличного эля, и ты расскажешь мне о девках, которые так любят монеты плащеносцев.
Колвин улыбнулся ему в ответ, и на миг мне вдруг показалось, что наконец-то встретились два брата, разлученные когда-то в детстве. Они двинулись обратно на постоялый двор.
– Я за ним пригляжу, – сказал Кест и пошел следом, отставая лишь на пару шагов.
Дариана зевнула.
– Тысяча чертей. Три дня без отдыха, но думаю, что нам лучше не оставаться на постоялом дворе. Пошли, пташка, соберем вещички и запряжем лошадей.
Они тоже вернулись на постоялый двор, и я остался наедине с женщиной по имени Нера.
– Ты болван, Фалькио валь Монд. Ты это знаешь?
– Знаю, – сказал я. – Только сейчас-то за что меня так называть? Мы должны были позволить этим людям убить нас?
– Не поэтому, – ответила она. – А из-за Карефаля. Как же глупо было проворачивать грязные делишки Исолта.
– Знаешь, я начинаю понимать, почему на ваших выступлениях говорит Колвин, а не ты.
– Колвин тоже болван, – отрезала она. – Но, в отличие от тебя, не опасный. Он не станет развязывать гражданскую войну.
– Вообще-то я пытался ее остановить.
Она фыркнула.
– Тогда ты…
– Хватит уже называть меня болваном – лучше говори мне то, ради чего осталась. Святые угодники! Я думал, что барды рассказывают людям истории, а не бросаются оскорблениями.
Она подняла брови.
– Ты проявил невежество во второй раз. Давай еще разок, ибо боги любят троицу.
– Хорошо. Вижу я барда, который скитается по городам и весям с не самым лучшим трубадуром-сказителем, и начинаю думать: а не ходит ли этот человек за мной по пятам, не шпионит ли?
– Гм-м. Не складывается – похоже, остроумие твое окончательно иссякло.
– Почему это?
– Барды рассказывают истории, да, а ты как-то слишком легко сбрасываешь это со счетов. Потому что именно истории вдохновляют людей и ведут к изменениям. Истории заставляют их поверить, что жизнь может стать лучше. А еще мы собираем истории. Наше дело заключается в том, чтобы путешествовать по стране и описывать великие изменения в мире, сохраняя их, подобно тому как вы, шкурники, храните законы.
– Не называй нас шкурниками, – предупредил я.
– Надо же. Даже вы, плащеносцы, не знаете своей истории. Шкурники – это не оскорбление, а древнее название величайшего ордена. Такое же, как барды и рейнджеры или…
– «Шкурник» означает «драная шкура».
– Ну да, а «бард» переводится как «горлодер» или «сорванное горло». Это наш знак чести. Мы так много странствуем и поем с такой страстью, что наши голоса срываются от напряжения.
А плащеносцы сражаются за закон, пока их собственные шкуры не раздерутся. Я никогда раньше не слышал подобного объяснения, но оно показалось мне вполне правдоподобным.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})– Значит, ты осталась тут, чтобы преподать мне урок истории? Она покачала головой.
– Нет, предупредить тебя. Тебя обманули, использовали, чтобы ты погасил восстание.
– Я и так это знаю.
– Знаешь, Колвин не просто так стал менять свой рассказ. Слухи быстро распространяются, и вскоре люди заговорят о том, как Фалькио валь Монд перешел на сторону герцогов и рыцарей, а не остался с простым народом – и не беспокойся, в этот раз они запомнят, что тебя зовут Фаль-ки-о.
Я задумался. Наверное, она права, но это ничего не меняло.
– Весь этот простой народ отвернулся от нас, когда погиб король. Они почти не поддерживали нас, когда он был жив. Так какая разница?
Нера засмеялась.
– Ах, ну вот и обещанное третье доказательство твоей глупости. Людям надо во что-то верить, Фалькио. Король мертв, герцоги – жалкие тираны, а плащеносцы – может, последнее, во что они верили, – оказались бесполезными. Как ты думаешь, сколько пройдет времени, пока народ не начнет требовать, чтобы хоть кто-то взял власть в свои руки? Пусть хоть Трин. Или еще кто похуже.
– Хуже Трин никого нет и быть не может, – отрезал я.
Нера покачала головой.
– Вот в чем твоя проблема, шкурник. Ты не знаешь истории. Всегда найдется тот, кто хуже, Фалькио, и обычно это человек, которого ты меньше всего подозреваешь.
Глава двадцатая
Герцог Лутский
– Лучше бы ты его не убивал, ваше величество, – сказал я дрожащему королю Пэлису.
Мы смотрели на убитого, который лежал на полу в фиолетовом с серебряной бахромой табарде королевской охраны. Примерно моего возраста. Кровавый нимб растекался вокруг белокурой головы.
Это была первая попытка покушения на короля – вообще-то вторая, если считать меня, – к тому времени он занимал престол всего лишь несколько месяцев.
– А ты бы хотел, чтобы он меня убил? – Пэлис все еще сжимал в руке обеденный нож, которым заколол в горло напавшего.
– Лучше бы он был ранен, но жив: тогда мы смогли бы допросить его.
– Пытать?
– Расспросить с пристрастием, – сказал я; мне никогда не нравилась мысль о пытках, да и Пэлис их запретил.
Когда вставал этот вопрос, он доставал одну книгу, в которой очень убедительно доказывалось, что человек под пытками признается в чем угодно, лишь бы не подвергаться мучениям, – в чем угодно, кроме правды.
– Нам ведь нужно узнать, кто подослал его, ваше величество.
Король бросил нож на пол.
– Кто подослал его? Да какая разница. Герцог Джиллард, герцог Перо или герцогиня Патриана. Добрая богиня Любви не станет возражать, каким бы образом я ни появился у ее дверей.
К его легкомыслию я отнесся с недоверием.
– Думаешь, это неважно?
– Конечно, важно, Фалькио, но скоро мы узнаем.
Я подумал о расследовании, которое мне нужно начать, чтобы узнать, кто подослал наемного убийцу. Понять, с кем он разговаривал, откуда приехал, на какой лошади; узнав все эти детали, я пойму, кто его нанял, и тогда… Это займет много месяцев.
– Ха! – рассмеялся король, заметив выражение на моем лице. – Ты бы поглядел на себя, Фалькио. Думаешь, что, кроме плащеносцев, некому больше выполнять мои поручения? Кто бы мог подумать, что ты настолько самовлюбленный?
– Если не мы, то кто же?
Он подошел к окну.
– Лазутчики, – ответил он. – Скоро я получу рапорт о том, какой герцог, лорд или маркграф подослал убийцу.
Я опешил.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})– Для подобной работы понадобится слишком много лазутчиков.
Он обернулся и хлопнул меня по плечу.
– Фалькио, да у меня в пять раз больше шпионов, чем плащеносцев, – в каждом дворце герцога, в каждой усадьбе лорда. У меня лазутчики повсюду!