Тень рыцаря - де Кастелл Себастьян

– Прекрасно, – сказал я и еще раз осмотрел зал, чтобы понять, не прячется ли кто из посетителей и нет ли раненых.

Похоже, все, кто мог, сбежали и наверняка сидели по домам. И тут я понял, что кое-кого я так и не нашел.

– Чертова святая Олария, Несущая облака, – ругнулся я.

– Что такое? – тихо спросил Кест, счищая кровь с клинка. Выглядел он уже нормально и был спокоен, как озерная вода.

– Трубадуры… Я хотел поговорить с ними.

– Они выбрались, когда все подходило к концу, – сказал Брасти. – Кажется, побежали к амбару. Почему в Тристии на постоялых дворах есть амбары?

– Раньше здесь были семейные фермы, – объяснил Кест. – Согласно третьей переписи населения, король Агрид…

– Пошли, – перебил я. – Хочу поговорить с этим сочинителем.

Все остальные последовали за мной в ночь.

– А куда торопиться? – спросил Брасти, когда мы пересекли мощенный камнем внутренний двор. – Я даже не успел взять кувшина с элем. Ты все еще злишься на них за то, что они твое имя переврали?

– Мне на это наплевать, – ответил я. – Но перед тем, как началась заварушка, он снова показал эту чертову монету. Я хочу узнать, откуда он ее взял.

В те времена, когда люди считались с плащеносцами, воровство монеты у присяжного было серьезным преступлением. Взяв монету, присяжный обещал исполнить приговор; она являлась символом чести, но более всего платой тому человеку, который рисковал жизнью и мог погибнуть, оставив своих родных без средств к существованию. Одна золотая монета могла целый год кормить семью, и мне не нравилось, что ее забрали у того, кому плащеносец ее вручил.

Когда мы подходили к амбару, кто-то нас позвал – я посмотрел вверх и увидел трубадура, который выглядывал из окна на втором этаже, держа в руках заряженный лук.

– Если вы пришли со злом, то предупреждаю вас: я такой же хороший лучник, как и ваш товарищ. Я могу всех пятерых застрелить быстрее, чем у первого кровь просочится сквозь одежду. Когда вы встретитесь с богами, ваши кишки будут извиваться, как змеи, ползущие с горящего корабля.

– Хорошее сравнение, – оценил Брасти.

– Неплохое, – ответил Кест. – Но если подумать, не так уж это и впечатляет: застрелить человека из лука, прежде чем он вбежит в амбар и поднимется по лестнице.

– Дело не в том, как это происходит в действительности, а в лиричности фразы. Он же трубадур, помнишь? Он должен уметь описывать всё поэтически.

– Вы закончили? – спросил трубадур.

– Лучше тебе сойти вниз и поговорить с нами, – сказал я.

– Приведи мне три причины, и если первые две мне не понравятся, то у вас останется лишь один шанс спастись.

– Видал? – сказал Брасти. – Он настоящий поэт.

– Отлично, – согласился я. – Во-первых, на твоем луке трещина, и он вот-вот сломается. Скорее всего, ты нашел его на стене, а это значит, что только святым известно, как долго он провисел под дождем и снегом. Кроме того, ты так держишь лук, что у тебя есть лишь один шанс попасть стрелой в стенку амбара – если ты ее случайно выронишь.

– Умно, – одобрил Брасти.

– Возможно, Фалькио тоже смог бы стать поэтом, – предположил Кест.

– Бьюсь об заклад, что лук продержится достаточно долго, чтобы вогнать стрелу в твою грудь, – сказал трубадур.

– Скорее всего, нет. Потому что если тебе и удастся выстрелить, и лук не сломается, и даже если стрелу подхватит ветер и выровняет твой плохой прицел, то все равно наши плащи очень сложно пробить.

– Тебе понадобится лук побольше, – посоветовал Брасти. – С длинным, может, и получится. А лучше всего шестифутовый. Бери тисовый, не прогадаешь.

Я посмотрел на Брасти.

– А что? – спросил он. – Если человек хочет научиться стрельбе из лука, то я не стану его отговаривать.

– Ты меня не убедил, – сказал трубадур. – Любой может заказать себе такой плащ, если у него водятся деньги.

– Не очень-то умно так тратить средства, – возразил Кест. – Потому что у человека в таком плаще меньше шансов дожить до старости.

– А я и не говорил, что вы умны. Приведи мне третью причину, а если ее нет, то лучше бегите, спасайте свои жизни.

– Отлично, – сказал я. – Третья причина в том, что меня зовут Фалькио валь Монд. Именно так, Фаль-ки-о. А не Фаль-си-о. «Валь» на древнепертинском означает «сын», а частицы «даль» в этом языке вообще нет. Дальше переводить не буду, лишь скажу, что я – первый кантор плащеносцев, а у тебя есть монета присяжного. И если мне не понравится твое объяснение, откуда она взялась, я поднимусь, отделаю тебя до полусмерти той палкой, которую ты держишь в руках, а потом суну ее тебе в задницу. Как тебе такая причина? – Я обнажил рапиру. – И пока ты обо всем этом думаешь, скажи своей подруге, которая прячется в кустах за амбаром, что если ей нужны пальцы, чтобы и дальше играть на гитаре, то пусть лучше бросит кинжал на землю.

Трубадур был окончательно сбит с толку.

– Я… Этот аргумент меня убедил. Погоди… Ты в самом деле Фальсио из легенд?

– Ну всё, – сказал я, направляясь к амбару. – Сейчас я его убью.

Брасти схватил меня за плечо.

– Да, это он. Великий Фальсио баль Джонд. Спускайся сюда и расскажи, где взял монету, и мирно разбежимся по служанкам… В смысле, по своим делам.

Из кустов вышла женщина, держа перед собой кинжал.

– Я просто отошла помочиться, – сказала она таким тоном, словно бросала вызов и ждала, что я начну спорить.

Минутой позже спустился и сочинитель: в руке он все еще держал лук, но выглядел испуганным и присмиревшим.

– Это правда ты?

Я кивнул.

– Думал… что ты будешь выше.

– Ох уж эти барды, – хмыкнул Кест.

– Это скорее творческое переосмысление, – объяснил тот, но я заметил, что женщина недовольно прищурилась.

– Видите, – сказал Брасти. – Я же говорил, что он поэт.

– Как тебя зовут, сочинитель?

– Колвин, – представился он, протягивая руку. – А эта милая дама – леди Нера.

– Просто Нера.

Я пожал им руки, несмотря на все сомнения. Я так до сих пор и не понял, в каких они отношениях, но решил вернуться к изначальному вопросу.

– Что ж, Колвин, давай на нее поглядим.

– На кого?

– Монету, черт подери.

– А-а! – Он сунул руку в карман штанов и отдал ее мне. – Можешь забрать, если хочешь. За причиненные неудобства.

– И ты вот так просто отдаешь золотую монету плащеносца? – удивился Кест.

– Нет, это медный грош с воробышком. Херворский. Если оставить монету на ночь в соке желтоники, то она на вид становится как золотая. Попробуй ее потереть. Видишь? Если особо не приглядываться, то кажется, что на ней корона и клинок.

Трубадур сунул руку в карман.

– А хотите, я каждому из вас дам такую? Я их могу делать по десять штук за раз. Только нужно найти еще медных «воробышков».

– А зачем тебе так много? – спросил Кест.

Колвин покатал монетку в руке и улыбнулся.

– Из-за девок, понимаешь? Уложишь ее в постель, обещаешь обязательно вернуться. А пока просишь сохранить монету плащеносца. Они тогда чувствуют себя особенными.

Брасти взял одну, посмотрел на нее, показал мне и Кесту.

– Представляете, что бы я мог сделать с ними? – Он повернулся к трубадуру и по-братски обнял его. – Ты – истинный бард!

– А что насчет истории? И меня? – спросил я. – Почему ты ее изменил?

– A-а, насчет этого. Прошу прощения, если я тебя обидел. Понимаешь, старые легенды все такие героические, а эта смешная. А больше смеха – больше и монет. Может, лучше скажешь, в чем я ошибаюсь? Трудно точно передать все факты, а правда всегда звучит… Ну ты же знаешь…

– Правдивее? – спросил Кест.

– Точно.

– Где ты услышал эту историю? – спросил я. – Про то, что случилось в Рижу. Если тебя там не было, то откуда ты это узнал?

– «Историю о Фальсио на Валуне»?

– Фалькио, – поправил я. – Фаль-ки-о.

– Точно, прошу прощения. Слухи об этом ходят уже несколько недель. Теперь нечасто услышишь хороший рассказ о плащеносцах. А деревенщина, ты же знаешь, любит подобные басни – просто приходится немного осторожничать, чтобы не услышали те, кому не надо. Рыцари, слуги герцогов и прочие. – Он хлопнул меня по плечу. – Можешь гордиться! Тем, что там произошло, – или, вернее сказать, тем, что ты там совершил. Слухи носятся быстрее, чем вор на добром коне. Скоро станешь на весь мир знаменитым!