Побочный эффект - Татьяна Туринская

Звонки? Какие звонки? В чем он ее упрекает?

А голос? О Боже! Неужели?.. Как он мог?!!

Нет, нельзя упрекать его в этом: она не имеет права, она ведь бывшая жена. Господи, как же далеко все зашло! У Иры Черкасов, у Сергея какая-то женщина… И из-за чего? Из-за безобидного фото! Почти безобидного. Ведь ничего же не было!

— Звонки? Ты о чем? Я позвонила лишь однажды — поздравить Маришку с днем рождения.

— Ага, конечно. Я и не сомневался. Зато с остальным ты согласна безоговорочно.

— Нет, Сережа, не согласна. Это все ложь. Я до сих пор тебе верна.

Про себя добавила: почти. Но ведь грань еще не преодолена, она еще по ту сторону, где находится порядочность и непорочность. Почти, опять же почти!

— Прекрати, — злобно зашептал Сергей. Таким Ира видела его лишь однажды — в новогоднюю ночь. Значит, ему до сих пор больно. Бедный… Но и ей тоже больно — как же он не понимает?! — Не смей фиглярствовать! Если для тебя верность — пустой звук, не оскорбляй чувства людей, которые верили тебе, которые любили. Не заставляй меня ненавидеть тебя. Хотя ты этого уже добилась. Прощай.

Резко встал из-за столика и пошел прочь. В высоком прозрачном стакане плескалось недопитое пиво.

Аккуратно, чтоб не заметили окружающие, Ира убирала ногтем готовые скользнуть по щекам соленые капельки горя.

Сергей был взбешен.

Где были его глаза? Как он раньше не замечал ее лживой натуры?

Дрянь, притворщица! Наглая, бессовестная дрянь.

В этот вечер он принял решение, от которого отказывался до сих пор, призрачно надеясь на что-то. Маришка уехала к подружке на дачу до самого папиного отпуска, когда они по давно заведенной традиции должны были отправиться в Ялту.

Но Сергей не остался один — рядом с ним теперь была Женька.

***

— Я опять не смогла объяснить ему, почему все три года ходила на новогодние вечеринки без него. Я всегда считала это такой ерундой, такой мелочью, что не задумывалась о реакции Сергея, если бы ему вдруг стало известно о моей маленькой лжи. Собственно, я это и ложью не считала. Не сказанная правда — вроде и не ложь. Я не хотела, чтобы нас делила принадлежность к разным социальным категориям: я — белый воротничок, он — рабочий класс. Я любила его таким, каким знала. Не любила, люблю, — поправилась Ирина. — Вот такая дурочка — любила, но стеснялась. Если бы я только могла знать, к чему, к каким жутким последствиям это может привести!

В очередной раз замолчала. Однако пауза долго не продолжилась. Ей словно пришла в голову какая-то мысль. Она схватила книгу, до сих пор сиротливо лежавшую на ее коленях, настойчиво продемонстрировала ее собеседнице:

— Читали? 'Спроси у зеркала', - ухмыльнулась сама себе. — Хорошее название, как про меня. Спроси у зеркала — что ты есть на самом деле, оно все про тебя знает… Нет, я не про название. Вы вообще читали этого автора, Тамару Никольскую? Вот бы мне ее встретить! Ей бы эту историю рассказать. Пускай напишет, пускай все знают, какая я дура! Нет, не так. Пусть знают, что нельзя быть дурами, пусть знают, к чему могут привести такие, казалось бы, мелочи! И операция эта дурацкая, и стыдливость за профессию мужа. А доктор-то как оказался прав! Ведь предупреждал дуру: будь осторожна! Нет же, приняла его слова за попытку выпотрошить из меня побольше денег. Как правильно сказал: женщина чувствует себя моложе, и не знает, что с этим делать. Она ведь уже разучилась быть молодой, она уже мыслит по-другому. Возникает диссонанс между внешним видом, самоощущением и поведением. Вот он, побочный эффект! Пропади она пропадом, та операция…

***

В правильности выбора Ирина отнюдь не была уверена. Но на предложение Черкасова о совместном отпуске ответила согласием.

Не потому, что очень хотела к морю. Не потому, что хотелось отдохнуть. Не потому, что хотелось отдохнуть у моря с Черкасовым. Потому, что Сергей не оставил ей иного выбора.

Вернее, выбор был, но скудный: или с Черкасовым — неважно, в Москве, в подмосковной деревне, у моря — или одной.

Раньше в одиночестве был смысл — она еще надеялась на что-то. Теперь же Русаков объяснил на пальцах: Ира не заслуживает прощения. Не выслушал, не попытался понять. Он просто подвел черту под без малого двадцатью годами счастья. Вернее, черту подвела Ира — он лишь поставил последнюю точку.

Теперь, после встречи с бывшим мужем, она не могла быть одна. Не пыталась разобраться: не могла, или же просто не хотела? Это лишь игра слов. Смысл один — одиночества она больше не допустит. Потому что не вынесет.

Но поехали они не в Ялту — в Анталию, в которой Ира до сих пор так и не побывала. Потому что каждый год вторую половину июля семья Русаковых проводила в Ялте, строго придерживаясь семейной традиции. Ира была уверена: Сергей с Маришкой наверняка не изменят традиции. А столкнуться с ними в обществе Черкасова ей совсем не хотелось. Да и вдвоем ли они там будут? Сергей ведь не просто так упомянул о другой женщине…

И был отпуск. И была Анталия. Было и синее море, и предложение руки и сердца в самый последний день отпуска, у ласковых волн, слизывающих песок с их ног.

Но вопреки ожиданиям Черкасова, не смогла Ирина ответить согласием. Пусть у Сергея другая — значит, он уже готов к этому. Ира пока не готова, нет.

В первый же после отпуска день в кабинет ворвалась Лариска:

— Ирочка, миленькая, прости меня! Сама не знаю, как это получилось. Бес попутал, не иначе! Ты же моя единственная подруга, я ж тебя люблю. Это он, он виноват! Он столько лет приставал ко мне со своими грязными предложениями…

Ира хотела было выставить посетительницу вон, ведь прекрасно знала цену ее штучкам. Но любопытство в очередной раз взяло верх: о ком это она? Кто это к ней грязно приставал? И она позволила предательнице продолжить.

— Я сначала стеснялась тебе сказать, не хотела, чтобы вы из-за меня поссорились. А потом… не устояла. Ну что мне было делать, Ир? Я же живая, мне же тоже счастья хочется! А на меня никто и не смотрит. Да даже если бы и глянул кто, куда мне его привести? В крошечную квартирку, провонявшую больной мамашкой? Трахаться практически на ее глазах? А Серега был так настойчив… Я однажды в субботу пришла, как раз незадолго до Нового года, ты еще с базара не вернулась. Маришка, как всегда, у бабушки по субботам. В общем, я сначала сопротивлялась, а потом… Ну кричи на меня, ругайся! Да, знаю, виновата! Ну не смогла я ему сопротивляться — я же живая!

Ира сжалась, как от удара. А ей, наивной, казалось, что Лариска уже не сможет причинить ей боль.

— Врешь, гадина, опять врешь! Он тебя всю жизнь терпеть не мог!