Побочный эффект - Татьяна Туринская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Женька — она симпатичная. Но не в лице дело: мало ли симпатичных вокруг? Было в ней что-то такое…
Раньше Сергей не позволял себе в ее сторону поглядывать — тогда у него была Ирина. А теперь-то уж чего? Теперь можно.
Что подкупало в Женьке — так это ее немногословность. Молчит себе, в душу не лезет. Только смотрит как-то особенно, и все проблемы будто растворяются. Пожалуй, 'растворяются' — слишком громко сказано. Но кажутся не такими всеобъемлющими, что уже немало.
И взгляд такой интересный: вроде чуть насмешливый, но больше домашний, теплый.
Или это только кажется? А на самом деле причина в ином? Быть может, все проще? Как там Лариска говорила: 'Физиология. Исключительно ради здоровья'. Пусть не дословно, но что-то в этом роде. В самую точку попала, змея. Еще бы не физиология — полгода один!
Просчиталась тогда Лариска — хоть законы природы еще никто не отменял, и человек по-прежнему с точки зрения биологии считается животным, но не до такой же степени, чтоб на что попало бросаться.
Лариска определенно относилась к разряду 'что попало'. По крайней мере, именно так воспринимал ее Сергей.
А Женька? Она как — 'что попало' или родственная душа? О душе, пожалуй, пока что говорить рано. Родственная душа — это редкость, дар небесный. Такое он испытал лишь однажды — когда Иришка ему кулаком в 'мужскую душу' заехала. Но о предателях сейчас ни слова.
Сказать так о Женьке Русаков не мог. И более нейтрально пока тоже не мог. Не разобрался в себе. Одно знал наверняка: Женька не вызывала в нем резко негативных эмоций, как, допустим, Трегубович. Может, и слабоват повод для того, чтобы присмотреться к ней повнимательнее, но другого у него нет. Разве что совсем уж непристойный: природа требует. Так требует, что взгляд Женькин необыкновенным кажется.
А может, и в самом деле необыкновенный? Время покажет. А пока, как говорила Лариска — одна сплошная физиология.
В ту ночь Маришка гостила у его родителей. А потому Сергею не довелось лихорадочно соображать, куда вести Женьку после кафе.
Среди ночи их разбудил телефонный звонок. Сергей застонал:
— Опять…
Женя встрепенулась:
— Кто это в такое время? Что-то случилось?
Русаков не спешил поднимать трубку. Телефон звонил назойливо и тревожно, разрывая ночную тишину мелодичным треньканьем.
— Ничего не случилось. Это моя бывшая взяла моду звонить по ночам и дышать в трубку. Нервы вымотала…
— Хочешь, я ее вмиг отучу?
Не дожидаясь согласия, Женька сняла трубку и подчеркнуто вежливо произнесла:
— Але? Вас зовут Ирина и вы хотите поговорить с Сергеем?..
***
Два месяца длилась их молчаливая игра. Но в одну из пятниц Черкасов не покинул ее кабинет после решения производственных вопросов.
— Ирина Станиславовна, может, хватит изображать нерешительных подростков? Как вы смотрите на то, чтобы отпраздновать окончание рабочей недели?
Ирина растерялась. Было в этой игре что-то волнующее, несомненно. Но все хорошо в меру. Хотелось прогресса, обострения ситуации, а его все не было. Она даже разуверилась в том, что Черкасов когда-нибудь решится пойти дальше игры в гляделки. Взгляды взглядами, пофлиртовать — это одно, а вот более серьезные отношения не каждому, видимо, по зубам. Испугался-таки мальчик разницы в возрасте.
С другой стороны, она была ему благодарна за то, что все остается на уровне взглядов. Тем самым Черкасов берег Иру от глупостей — которых, надо сказать, она и так уже натворила достаточно.
Однако поставить точку в неначавшихся отношениях она определенно не была готова.
— Вы застали меня врасплох, Вадим Николаевич. Даже не знаю, что вам ответить. А вы что, каждую пятницу торжественно празднуете наступление уикенда?
— Не прячьтесь за словами, Ирина Станиславовна. Оставьте это слабым женщинам. Так как вы смотрите на мое предложение?
— А что вы подразумеваете под таким празднованием?
— Например, поход в небольшой уютный ресторанчик. Выпьем хорошего вина, послушаем музыку. Может быть, потанцуем…
— И это вся программа?
— Это программа-минимум.
— Значит, существует еще и программа-максимум? — Ира явно провоцировала собеседника.
— А как же! Я же маркетолог, я просчитываю каждый свой шаг, оцениваю с точки зрения желаемого результата. Или вы считаете меня плохим маркетологом?
— Что вы, Вадим Николаевич! В ваших профессиональных качествах я не сомневаюсь. Так вы не ответили: что там насчет программы-максимум?
— Вам непременно хочется знать? Ну что ж, извольте. Сегодня мы поужинаем в ресторане. Я отвезу вас домой, доведу до квартиры — уж больно у вас подъезд ненадежный. Вы откроете дверь и будете стоять на пороге, не зная, пригласить ли меня или же я возьму инициативу в свои руки. Инициативу я возьму: я нежно поцелую вас в губы, пожелаю спокойной ночи и уйду, как ушел в первый раз. Тем самым заставлю вас волноваться, сомневаться: хочет ли он меня или нет? Если да, то почему он ушел? Если нет — ради чего он все это затевал? Этого достаточно?
Его наглая откровенность ошеломила ее.
— Ну, если это вся ваша программа-максимум, то, пожалуй, достаточно.
— Обижаете, Ирина Станиславовна! Это была программа-минимум. Вам интересно продолжение?
— А вы не боитесь, что, узнав ваши планы, я не позволю им осуществиться? Что я спутаю вам карты.
— Не боюсь. Я парень настойчивый и привык добиваться поставленной цели любыми путями, любой ценой. Так вам интересно продолжение?
Он стоял слишком близко, и Ира вынуждена была смотреть на него снизу вверх. Его рост как бы диктовал, кто в данном случае хозяин положения.
Но рост можно было бы игнорировать. А как игнорировать его слова? Почему он так откровенен? Почему не скрывает, что просчитал ситуацию наперед? Почему не опасается, что она, узнав его намерения, сломает его игру?
Как получилось, что этот наглый мальчишка заставляет ее так волноваться? А главное — что им движет? Какие цели он преследует?
Впрочем, цель всегда одна. Но если это та самая извечная цель, то почему все так сложно? Зачем он строит лабиринты — ведь можно сделать все намного проще и быстрее.
А еще в ее душе вдруг заворочался противный червячок не то страха, не то сомнения. Словно озарение: а мальчик-то непрост, ох как непрост! Пожалуй, такой способен если не на все, то на очень-очень многое. От такого лучше держаться подальше.
Но нет, не сможет она удержаться подальше. Не сможет. Этот мальчишка — единственный, кто сейчас может спасти ее от одиночества.
— Ну что ж, если вы настаиваете, — ответила она, пытаясь унять дрожь в голосе.