Побочный эффект - Татьяна Туринская

Черкасов улыбнулся мило, почти бесхитростно. Но его мнимая бесхитростность уже не могла ввести собеседницу в заблуждение.

— Я не настаиваю — вы сами хотели знать. Вот вам программа-максимум: этим летом мы поедем отдыхать на юг, и в день отъезда, плескаясь напоследок в волнах, я сделаю вам предложение. Не уверен, что согласие вы дадите сразу же. Но я чертовски настойчив. Потом мы заключим брачный контракт — это, как я уже говорил, обязательный пункт моей программы, на нем я буду настаивать, чтоб никто из окружающих не посмел меня упрекнуть в материальной заинтересованности. Потом — скромная свадьба и счастливая семейная жизнь. Как вам такая программа?

Не удержавшись, Ирина рассмеялась. Забавный мальчик! Уточнила:

— А почему же свадьба скромная?

Черкасов торжествующе улыбнулся, чуть приподнял левую бровь, изображая легкое удивление.

— Вас смущает только прилагательное, — он не спрашивал, он утверждал! — Против самого факта свадьбы вы, как я понимаю, не возражаете.

— Я давно знала, что вы наглец, юноша, — она рассердилась. Не любила, когда над нею насмехались. Пусть даже беззлобно. — Теперь могу добавить: весьма самоуверенный наглец. Свадьбы не будет. Ни скромной, ни шумной. Как не будет и поездки к морю. Но объясните мне, почему вы планировали именно скромную свадьбу?

— Все просто. Во-первых, вы уже были замужем и вряд ли нуждаетесь в большом празднике, как если бы выходили замуж впервые. Во-вторых, вы непременно будете стесняться разницы в возрасте, а потому не захотите иметь много зрителей, обсасывающих подробности. В-третьих, вряд ли вам будет приятно иметь в свекровях почти ровесницу, и я не уверен, что это не отразится на вашем настроении. Потому сразу предлагаю организовать скромную свадьбу, на которой будут присутствовать только свидетели. Ну и мы, разумеется. Никаких гостей. Мои родители не станут исключением. Конечно, я предварительно представлю вас им, но в свадебной церемонии они не будут участвовать.

— Вы не просто наглец, Вадим Николаевич. Вы еще и хам! Указывать женщине на ее возраст может только крайне невоспитанный человек! — он разозлил ее окончательно. Но какие смелые строит прожекты?

Черкасова ее гневная тирада не взволновала. Он чуть склонил голову, сложив ладони вместе — ни дать, ни взять китайский болванчик — и смиренно проговорил:

— Или крайне близкий. Каюсь. Я бы никогда не позволил себе намеков на ваш возраст, если бы не имел окончательных намерений в отношении вас. А потому воспринимаю это не как дерзость, а как констатацию факта. Я ведь давно об этом думаю. Естественно, не однажды вспоминал о разнице в возрасте. Не знаю точно, сколько вам лет, и, честно говоря, мне на это плевать. Меня бы даже обрадовало, если бы вы были постарше.

Это уже слишком. Юный мерзавец!

— Хам! Вон из кабинета!

— Вы неправильно поняли, Ирина Станиславовна. Или, скорее, я неправильно выразился. Я не имел в виду, что вы выглядите на пятьдесят. Это же абсурд — посмотритесь в зеркало. Я сожалею о том, что вы недостаточно… эээ… скажем так — старше меня. То есть я подчеркиваю: меня не пугает разница в возрасте, меня лишь огорчает, что она недостаточно существенна.

Шутит? Или издевается? Не похоже ни на то, ни на другое — в глазах ни намека на смех. Значит, по Черкасову психушка плачет? Такой молодой, а уже… У-уу… Жалко парня.

— Вы страдаете геронтофилией? Вас возбуждают бойкие старушки? Или лучше, чтобы они были уже не слишком бойкими, а покоились на печальном одре?

— Вы еще себя причислите к старушкам! Не передергивайте мои слова. Я ревнив, а вы слишком молоды и красивы для того, чтобы я мог расслабиться. Мои планы в отношении вас крайне серьезны и долговременны. Я не собираюсь жениться на вас на год или на два, чтобы потом искать себе жертву помоложе…

— Или постарше.

— Или постарше! — легко согласился Черкасов. — Я настаиваю на том, что мне никогда не понадобится другая женщина, кроме вас. Неважно — сейчас, или через двадцать лет. Я однолюб, Ирина Станиславовна, и воспринимаю это, как данность. Так вот, в моей жизни существуют и будут существовать до моего последнего вздоха две женщины: моя мама и вы! Я очень люблю свою мать и искренне надеюсь, что вы с нею поладите. Кстати, вы очень на нее похожи, только моложе. На этом давайте закончим препирательства. Я изложил вам свою программу-максимум, которую вы желали услышать, и будьте уверены — выполню ее, чего бы мне это ни стоило. Я уже говорил — я всегда добиваюсь цели. Поймите и примите это, как факт, от которого вам никуда не деться. Карты я раскрыл не из бахвальства — для того, чтобы вы знали, что вас ожидает в будущем, и морально готовили себя к тому, что я стану вашим мужем. Так что, мы ужинаем сегодня?

Она была права. Он наглец, болван и напыщенный индюк. Самонадеянный до полного отвращения. Все-таки нужно доверять первому впечатлению.

Не позволил ей погибнуть в тот жуткий вечер — спасибо. Больше ваши услуги не требуются, вы свободны, юноша!

— Кто поужинает, а кто и посмотрит. Вам не в ресторан надо, а к доктору.

Целый вечер Ира просидела одна, сердито уставившись в экран телевизора и даже не пытаясь вникнуть в смысл фильма.

Мальчишка, наглец! Он уже все расписал по полочкам. Без нее! Сам решил, сам женился. Никуда она с ним не пойдет! И уж тем более не поедет ни на какой юг. Об этом и речи быть не может. Он болен, он псих. Ему в психушке самое место!

Однако в следующую пятницу, бесконечно удивляясь самой себе, почему-то приняла приглашение.

И был ресторан. И было хорошее вино. И была музыка.

А потом…

Потом, как и обещал Черкасов, он проводил ее до самых дверей. Поцеловал так, что заныло где-то под ложечкой. Пожелал спокойной ночи.

И ушел.

Все, как и обещал.

А Ирина до утра вертелась с боку на бок, пытаясь понять, что же с нею происходит.

Зачем она приняла приглашение этого мальчишки, зная наверняка о его планах? Зачем, зачем? — корила она себя. Вместо того, чтобы окончательно разозлиться на него, вычеркнуть из своих мыслей, поставив жирный крест на его программе-максимум, вновь и вновь вспоминала его долгий страстный поцелуй.

Не только выходные, но и вся следующая неделя вплоть до очередной пятницы была отравлена воспоминаниями и, кажется, сожалениями о непроизошедшем.

***

Всеми фибрами души Ирина желала помешать дальнейшему претворению программы Черкасова в жизнь.

Однако каждую маленькую битву за каждую маленькую безымянную высоту она с треском, безнадежно проигрывала.

К ее ли сожалению, или к нескончаемой ее, но тщательно скрываемой от самой себя радости, пока что события разворачивались последовательно, согласно проклятой этой программе. Будто по нотам.