Александр I - Сергей Эдуардович Цветков

Таким образом союзниками был принят план сражения против армии, численности и боевых качеств которой они не знали, чье расположение предполагалось ими на позиции, которую она не занимала, и в расчете на то, что французы останутся неподвижными, как верстовые столбы.

Ночью, когда французский император объезжал войска, солдаты вспомнили, что 20 ноября — первая годовщина коронования. Привязав к штыкам пуки соломы и сучья бивуачных костров, они приветствовали Наполеона семьюдесятью тысячами факелов.

Настало утро. Первые лучи солнца не могли разогнать густой туман, стелившийся по аустерлицкому полю. Князь Долгоруков, объезжая посты, тревожился одной мыслью — как бы французы не ушли, воспользовавшись туманом, и строго приказывал караулам тщательно следить, по какой дороге будет отступать Наполеон.

Еще до рассвета Александр в сопровождении Кутузова подъехал к бивуаку генерала Г.М. Берга, возглавлявшего четвертую колонну.

— Что, твои ружья заряжены? — спросил царь Берга.

— Нет, ваше величество, — ответил генерал.

— Ну, так прикажи зарядить.

Так Берг впервые услыхал о предстоящем сегодня сражении.

Садясь на коня, царь обратился к Кутузову:

— Ну, что, как вы полагаете, дело пойдет хорошо?

Главнокомандующий тонко улыбнулся:

— Кто может сомневаться в победе под предводительством вашего величества?

— Нет, это вы командуете здесь, — запротестовал Александр, — я только зритель.

Кутузов ответил почтительным поклоном, но когда царь отъехал, сказал Бергу по-немецки:

— Вот прекрасно! Оказывается, я здесь командую, когда не я распорядился об этой атаке! Да я и вовсе не хочу предпринимать ее!

Услышав эти слова, Берг отъехал к войскам в самом мрачном расположении духа.

Кутузов догнал Александра, который решил остаться при четвертой колонне, занимавшей Праценские высоты, чтобы наблюдать отсюда за сражением. Видя, что главнокомандующий не отдает никаких распоряжений, царь удивленно сказал ему:

— Михайло Ларионович! Почему не идете вы вперед?

— Я поджидаю, чтобы все войска колонны собрались, — ответил Кутузов.

— Но ведь мы не на Царицыном лугу, где не начинают парада, пока не придут все полки, — съязвил Александр.

— Государь! — вспыхнул Кутузов. — Потому я и не начинаю, что мы не на Царицыном лугу. Впрочем, если прикажете…

Приказание немедленно было отдано.

Главная причина медлительности Кутузова заключалась в том, что он верно оценил значение Праценских высот в центре расположения союзной армии, которые по плану Вейротера нужно было оставить, чтобы атаковать войска Наполеона. Значение Працена превосходно понимал и французский император. План Наполеона хорошо резюмировал Сегюр: «В то время как наши левый и особенно правый фланги, отодвинутые к заднему углу долины, по которой все глубже наступает на них неприятель, стойко держатся, — в центре, на вершине плоскогорья, где союзная армия, растянувшись влево, подставляет нам ослабленный фронт, мы обрушиваемся на нее стремительной атакой. Благодаря этому маневру оба неприятельские фланга внезапно окажутся отрезанными друг от друга. Тогда один из них, атакуемый с фронта и расстроенный нашей победой в центре, должен будет отступить, между тем как другой, слишком выдвинувшийся вперед, обойденный, парализованный той же победой в центре и запертый среди прудов в той ловушке, куда мы его заманили, будет частью уничтожен, частью взят в плен».

Удивительно: Наполеон предугадал действия союзников, как будто был приглашен в Крешновицы слушать диспозицию Вейротера!

Все произошло именно так, как предвидел император. Буксгевден, стоявший на левом фланге русской армии, спустился с Праценской возвышенности в окутанную туманом Гольдбахскую долину, где Даву, медленно отступая, заманивал его все дальше. В этот момент поле сражения, наконец, озарили лучи того самого «солнца Аустерлица», о котором Наполеон в своем военном бюллетене написал: «Солнце взошло, лучезарное!» («le soleil d’Austerlitz se leva radieux!»). Дождавшись, когда возвышенность достаточно обнажилась, французский император бросил туда Сульта, который, захватив центр, отрезал Буксгевдена от остальной армии. На правом фланге союзников Багратион и Лихтенштейн были остановлены и отброшены назад рядом кавалерийских атак Ланна и Мюрата. Грозная атака доблестных кавалергардов князя Репнина закончилась почти полной их гибелью (от Кавалергардского полка осталось в живых всего 18 человек). Французские кирасиры, окружившие русских великанов, валили их одного за другим, крича:

— Заставим плакать петербургских дам!

В довершение несчастий союзный штаб фактически перестал существовать. Кутузов был ранен и едва не попал в плен, управление войсками потеряно.

Отсутствие общего командования превратило поражение в катастрофу. Генерал Ланжерон свидетельствовал: «Напрасно Кутузов со своей свитой, Император Александр и его адъютанты делали все, что могли, чтобы исправить столь ужасное поражение, которое, в сущности, было непоправимо, и восстановить порядок в войсках; им не удалось этого достичь. Император кричал солдатам: "Я с вами, я подвергаюсь той же опасности, стой!" — все было бесполезно; неожиданность и панический страх, бывший ее результатом, заставили всех потерять головы».

Когда Даву, наконец, перешел в наступление на колонну Буксгевдена, сопротивление ему оказали лишь разрозненные части русских. В плен сдались половина дивизии Ланжерона и вся дивизия Пржибышевского во главе с командующим. Генерал Дохтуров отдал приказ личному составу «спасаться, кто как может». Сам Буксгевден выскользнул из окружения с небольшим отрядом. Завершающая атака Старой гвардии вынудила русские войска отойти на пруды, скованные непрочным льдом. Французская артиллерия сосредоточила весь огонь на прудах, и русские солдаты стали тонуть в образовавшихся полыньях. В аустерлицких прудах погибло около тысячи человек.

Лишь Багратион и Лихтенштейн еще некоторое время стойко удерживали позиции на правом фланге и к вечеру отступили в полном порядке.

Так погибла армия, от солдата до генерала проникнутая «суворовским духом» побед, о которой Наполеон вспомнит на острове святой Елены: «Русская армия 1805 года была лучшей из всех выставленных когда-либо против меня. Эта армия никогда не проиграла бы Бородинского сражения». Следование победному плану Вейротера стоило ей 21 тысячи убитых, раненых и пленных (среди них 8 генералов); на долю австрийской армии пришлось еще около 15 тысяч. Потери французов не превышали 12 тысяч человек.

Александр находился при четвертой колонне до самого конца. Одно французское ядро врылось в землю в двух шагах перед ним, залепив мундир царя грязью. Смятение при отступлении было так велико, что свита Александра потеряла его из виду и присоединилась к нему уже ночью, а некоторые адъютанты — только через сутки. Большую часть сражения рядом с Царем находились только лейб-медик Виллие, берейтор Ене, конюший и два казака.

Майор Толь, отступавший вместе со своей частью в составе четвертой колонны, был немало удивлен, увидев Александра, едущего по полю всего с несколькими людьми. Не смея приблизиться к государю, он последовал за ним в некотором отдалении, решив незаметно оберегать его. На пути царя оказался небольшой овраг. Александр не был хорошим наездником. В нерешительности остановив коня, он медлил дать ему шпоры, в