Мечтают ли андроиды об электроовцах - Филип Дик

Но Мария остановилась.

— Посмотрите на этот слабый свет, — предложила она.

Планета казалась огромной равниной, излучавшей зеленый свет.

Мягкий, прозрачный, не дававший тени, он исходил отовсюду: от почвы, от камней.

В этом зеленом свечении люди выглядели непроницаемыми, черными колонками из металла и пластика, неуверенно шагающими вперед.

— Удивительно, что это существует так давно, — проронил Джерети. Он поддал ногой обледеневший камешек. — А мы разве это видим.

— Это неизвестно, — серьезно заметил Гровс. — Я надеялся найти здесь что-нибудь после приземления.

Он взял в руки мощное оружие, висевшее у него через плечо.

— Престон полагал, что Диск может принадлежать другой системе.

На открытом участке почвы виднелось строение. Это была матовая металлическая сфера, гладкая и без всяких украшений.

Мириады ледяных зеленых кристалликов летали вокруг них, пока они осторожными шагами приближались к этому сооружению.

— Как, черт возьми, мы сможем войти туда? — спросил Конклин.

Гровс поднял свое оружие.

— Не вижу никакого другого способа.

Он нажал на спусковой крючок и медленно очертил круг.

— По-видимому, это из нержавеющей стали. Может, сделано человеком.

Конклин и Гровс пролезли в еще не остывшее отверстие. Их ушей достигла регулярная пульсация. Они находились в своеобразной комнате, заставленной механизмами. Позади них со свистом выходил воздух.

— Давайте постараемся вновь закрыть отверстие, — предложил Гровс.

Вдвоем им удалось затянуть брешь.

Затем они начали осматривать гудящие механизмы, связанные в сложные контуры.

— Добро пожаловать, — тихо раздался слабый ломкий голос.

Они резко обернулись, держа оружие наготове.

— Ничего не бойтесь, — продолжал старческий голос. — Я всего-навсего человеческое существо, такое же, как и вы.

Конклин и Гровс застыли в изумлении.

— О боже, — произнес Гровс, — я полагал, что…

— Я Джон Престон, — представился старик.

У Конклина по спине пробежал холодок. Зубы его начали выбирать мерную дробь.

— Вы говорили нам, что его корабль уничтожен. Посмотрите на него: ему, должно быть, миллион лет. И он плавает в этом растворе.

Будто в ответ на его слова, тонкие, словно бумага, губы старика раздвинулись, и вновь раздался слабый шепот.

— Я очень стар, — подтвердил Престон, — почти полностью глух и парализован. — Его рот скривился в улыбке. — Как вам наверняка известно, я страдаю артритом. Должно быть, я где-то потерял очки и вижу не совсем четко.

— Это ваш корабль? — спросил Конклин. — Вы сели сюда перед нами?

Голова наклонилась в знак согласия.

— Он смотрит на нас, — сообщил Гровс. — Как жутко.

— Как давно вы находитесь здесь? — поинтересовался Конклин у мумифицированного создания, плававшего в питательной ванне.

— Извините, — ответил Престон, — но я не могу выйти отсюда, чтобы пожать вам руки.

Конклин на мгновение закрыл глаза.

— Похоже, что он не услышал меня.

— Мы представляем Общество престонистов, — нерешительно начал Гровс. — Мы следуем вашим трудам. А вы…

— Я так долго ждал, — перебил его Престон. — Столько грустных лет, столько одиноких дней!

— Тут что-то не так, — ошарашенный, произнес Конклин. — За этим что-то кроется! Он глух и слеп.

Конклин направился к скоплению механизмов.

— И это не астронеф. Не совсем. По-моему…

— Я хочу рассказать вам о Диске Пламени, — прервал его сухой и безжизненный голос. — Для меня важно только это.

— Для нас — тоже, — озадаченно ответил Гровс.

Конклин судорожно исследовал монолитную внутреннюю поверхность сферы.

— Нет реакторов. Это не может перемещаться. Очевидно, есть антигравитационная защита, подобная той, что ставится в бакенах.

Он резко повернулся к Гровсу:

— Это бакен. Я начинаю понимать.

— Послушайте меня, — проговорил Престон. — Необходимо, чтобы я рассказал вам о Диске.

— Он должен иметь несколько таких бакенов, — размышлял Конклин. — Этот, по-видимому, жил здесь, притянутый силами гравитации. Быть может, существуют тысячи аналогичных бакенов.

Конклин подошел к Гровсу:

— Мы вошли в контакт не с кораблем, а с серией бакенов. Каждый направлял нас к следующему. Мы прошли по всей линии бакенов, вплоть до посадки.

— Делайте, что хотите, — непреклонно твердил голос, — но выслушайте то, что я хочу вам сообщить.

— Замолчите! — закричал Конклин.

— Я должен остаться здесь, — с трудом говорил Престон.

Он с усилием подбирал слова:

— Я не смею выйти. Если я…

— Престон! — завопил Конклин. — Сколько будет дважды два?

— Я ничего не знаю о вас, — бесстрастно продолжал голос.

— Повторяйте за мной! — вопил Конклин. — У Мэри была маленькая овечка. Ее шерстка была как снег бела.

— Прекратите! — зарычал Гровс на грани истерики. — Вы что, сошли с ума?

— Поиски были долгими, — продолжал бормотать монотонный скрипучий голос, — и ничего не дали. Совсем ничего.

Конклин наклонил голову, затем обернулся к проделанному ими отверстию.

— Он не живой. Это не питательная ванна, а какое-то летучее вещество, в котором сохранено видеоизображение. Синхронные звуковые и видеозаписи заставляют его двигаться весьма правдоподобным образом. Но он мертв. Мертв в течение пятисот лет.

В тишине раздавался только непрерывавшееся бормотание.

Конклин наполовину высунулся наружу.

— Эй! — крикнул он остальным. — Идите сюда! Входите!

— Мы почти все слышали в наушниках, — объяснил Джерети.

Он пролез в сферу.

— Что это означает? И эта история про Мэри и маленькую овечку?

Увидев дубликат Джона Престона, он замолчал.

За Джерети, трепеща от нетерпения, вошли остальные. Они все сразу застыли, увидев старика и услышав едва цепляющиеся друг за друга слова.

— Закройте отверстие, — приказал Гровс, когда в сферу забрался последний японский рабочий.

— Это что? — недоверчиво начала Мария. — Почему он так бормочет? Ведь говорили, что он… рассказывает.

Конклин сильно надавил на плечо молодой женщины.

— Это всего только изображение. Он оставил их сотни, может быть, тысячи. Они разбросаны в пространстве, чтобы привлечь астронефы и направить их к Диску.

— Значит, он мертв?

— Уже очень давно. Но посмотрите на него. Он должен был умереть очень старым. Без сомнения, он уже много лет исследовал Диск. Престон знал, что когда-нибудь сюда пойдут корабли. Он хотел проводить их в этот мир.