Дрозд и малиновка - Марианна Красовская

— Ты что здесь делаешь? — раздался громовой голос. — А она что тут делает? Сын, ты рехнулся!

Из-за корзины показался сам сэй Исаму. В белом (уже не совсем) одеянии, между прочим.

— Я ведь запретил тебе…

— Отец, так уж вышло. Лея Мальва без труда разгадала мой маскарад.

— Но как такое возможно? — сэй Исаму немного утих и поглядел на меня с любопытством.

— Во-первых, лея очень наблюдательна. А во-вторых, она немного фэйри. Сначала подметила мои ошибки, а потом разглядела и истинный облик.

— Дай мне амулет, — потребовал мужчина.

Кей послушно снял с шеи камень и с поклоном протянул отцу. Я оглядела его с улыбкой: таким он был гораздо привычнее.

Сэй Исаму надел амулет себе на шею и довольно вежливо попросил:

— Лея Мальва, скажи, что ты видишь?

— Мужчину, — сказала я. — В солидных летах, с белой бородой и кустистыми бровями. Волосы седые, завязаны в хвост. Одежда не изменилась.

— А настоящий мой облик можешь разглядеть?

Я помотала головой: не могла, как ни старалась. Сэй снял с себя камень, покачал его на шнурке и скрылся в глубине сарая. Вопросительно взглянула на Кея, тот пожал плечами. Он тоже не знал, что задумал его отец. Спустя пару минут сэй вернулся с незнакомым мужчиной и попросил его запомнить. Не того, кого показывает иллюзия, а настоящего. Разумеется, потом, когда он привел уже троих, я никак не могла угадать, кто был первым.

Сэй улыбался. По-настоящему, искренне и добро. Смотрел на своего сына… а тот улыбнулся в ответ: смущенно и радостно. Я же вдруг поняла, что происходит: наверное, я смогла разглядеть Кейташи только потому, что с ним была близка. И теперь сэй Исаму все знает! Какой позор!

Щеки залило жаром, я потянула Кея за рукав, шепнув:

— Давай уйдем.

Стыдно мне было едва ли не до слез.

— Ты чего, птичка малиновка? — спросил Кей уже на улице, приняв облик слуги. — Я что-то сделал не так?

— Твой отец, он все понял, — сдавленно ответила я. — Он догадался, что мы любовники.

— Что значит “догадался”? Я ему сразу об этом рассказал. Ничего не скрывал, да и попробуй его обмани. Он мне устроил настоящий допрос, когда я вернулся. Не хотелось бы мне воевать с ним по разные стороны границы. — Кей потер шею и грустно улыбнулся.

А я растерялась. Тогда зачем были все эти испытания? Перемигивания? Разговоры? Что вообще происходит?

— Будет дождь, — снова предсказал Кейташи. — Ночью и утром. Слышишь, как замолчал сад?

Я слышала. Утихли птицы, не трещали цикады, даже листья прекратили свое жизнерадостное шуршание. Природа нас предупреждала: прячьтесь. Нужно было поторопиться.

— Тогда пойдем в комнаты?

— Да. Я останусь у тебя.

— Не стоит. И без того ты выдаешь себя на каждом шагу. Не положено слугам ночевать в покоях гостей.

— Мы скажем, что ты боишься грозы? — с надеждой предложил Кейташи, заводя меня во дворец.

— Смешно. И темноты. И одиночества. И вообще привыкла, что меня греет в постели мужчина.

Мне хотелось теперь побыть одной и о многом подумать. О нас с ним, например. О том, что я, кажется, и в самом деле скоро не смогу без него. О том, как мне нравятся его шутки, как я счастлива и спокойна, когда он рядом. О том, что мы не пара совсем и никакого будущего у нас нет. А если Кей будет рядом, то времени на раздумья у меня точно не будет. Уж он не станет тихо спать рядом. Да и я сама… не удержусь.

— Прогоняешь?

— Нет, я просто…

— Прогоняешь. Не любишь ты меня, лея Мальва.

И прежде, чем я нашла достойный ответ (точнее, я его так и не смогла найти), он стремительно поцеловал меня в губы и исчез в темноте коридора.

Ночью и в самом деле разразилась гроза. Белые молнии расчерчивали небо, словно резали на части черный лист бумаги. Грохотало, сверкало, дождь барабанил по крышам, кустам, песчаным дорожкам. Потоки воды стремительно неслись куда-то вглубь сада. Завороженная великолепным буйством стихии, я сидела на подоконнике, нараспашку открыв окно, и не могла оторвать глаз. Сердце в груди, казалось, билось в унисон грому. Я вся вымокла, волосы, кучерявясь, прилипли ко лбу и щекам, но это было неважно. Ах, как красиво и величественно!

Не знаю, сколько я бы так просидела, если бы не заметила сквозь редеющую пелену воды белый силуэт возле беседки. Когда небо очередной раз освещали зарницы, его было довольно хорошо видно. Смутная тревога сжала сердце и я, недолго думая, накинула один из халатов, схватила зонтик — крайне хлипкий и ненадежный — и босиком поспешила туда.

Девушка танцевала под дождем. Белый дзюбан неприлично облепил юное, полное жизни и грации тело: неправдоподобно тонкую талию, небольшую высокую грудь, стройные бедра. Фигура ее была так совершенна, как бывает лишь в самом расцвете юности. Ни лишних килограммов, ни усталых плеч, ни некой печати зрелости, появляющейся тогда, когда девица уже познала вкус мужской страсти. Только изящество, только бесконечная красота невинности.

Ни одна из моих девочек так не отдавалась танцу. Не вздымала так высоко руки, не изгибалась, позволяя потокам дождя ласкать юное тело, не откидывала с лица тяжелые мокрые волосы так грациозно, что птицы небесные завидовали легкости этого жеста. Она была прекрасна и знала это, а может, и не знала, но все равно каждым движением кричала о любви к миру… и к себе самой.

Я замерла, не в силах остановить невероятную эту красоту, застыла как камень, и только когда зубы начали выбивать чечетку, очнулась. Ладно я, ни разу не болевшая после рождения Мэй, а девочка-подросток? Их здоровье такое хрупкое, даже нервное потрясение может уложить их в постель на неделю, что уж говорить о промокших ногах? Мне ли не знать, особенно, после счетов за визиты сэя Никэ?

— Юракай, достаточно, — окликнула я девушку. — Ты простудишься. Пойдем, я напою тебя чаем.

Она остановилась, снова встряхивая мокрыми волосами, вдруг засмеялась и бросилась мне на шею. Расцеловала в обе щеки и закричала восторженно прямо в ухо:

— Он жив, ты слышишь, лея, он жив! Мой Кейташи жив!

После вчерашней ночи я была уверена, что это мой Кейташи, и ее радость вдруг ударила