Блондинка. том I - Джойс Оутс

Нам очень жаль, что ты не могла быть на моей свадьбе, мама. Но конечно, все всё понимают. Это был самый прекрасный, самый замечательный день в моей жизни!

Глэдис не ответила, но Норма Джин и не ждала от нее ответа.

— Да мне-то что? Мне все равно.

До этого дня она ни разу не пила шампанского. «Христианская наука» не одобряла употребления спиртных напитков, но свадьба… это, конечно, особый случай, не так ли? Боже, до чего же оно вкусное, это шампанское, и как смешно щекочет от него в носу! Но ей не понравилось, что сразу после этого закружилась голова и она начала глупо хихикать и совершенно потеряла над собой контроль. А Баки напился. Он пил все подряд — шампанское, пиво, текилу, — и его вдруг вырвало, когда они танцевали, прямо на прелестное белое шелковое свадебное платье Нормы Джин. К счастью, Норма Джин как раз собиралась переодеться, перед тем как отправиться вместе с Баки в отель на побережье, в Морро-Бич, где они должны были провести первую брачную ночь. К ней торопливо подскочила миссис Глейзер с влажными салфетками и оттерла большую часть неприятно пахнущего пятна. И ворчала при этом:

— Баки! Просто стыд и позор! Это же платье Лорейн!

Баки по-мальчишески сокрушался, просил прощения и был прощен. Вечеринка продолжалась. Нанятый оркестр гремел во всю мочь. Норма Джин скинула туфли и снова танцевала с мужем. «Не появляйся больше никогда», «Это не может быть любовь», «Девушка, на которой я женюсь». Они оскальзывались на паркетном полу, сталкивались с другими парами, покатывались со смеху. Сверкали вспышки камер. Их обсыпали конфетти, рисом, кидали в них воздушные шарики. Кто-то из дружков Баки по школе начал швыряться шарами, наполненными водой, и вся рубашка у Баки была мокрая. Затем подали клубничный торт со взбитыми сливками. И Баки умудрился уронить ложку, полную клубники в сиропе, на пышную юбочку белого льняного платья, в которое переоделась Норма Джин.

— Фу, Баки, как же тебе не стыдно! — Миссис Глейзер снова негодовала, а все остальные (в том числе и молодожены) смеялись. Потом опять танцы. «Чай на двоих», «В тени старой яблони», «Начни сначала». И все дружно захлопали, когда Баки Глейзер с блестящей от пота, раскрасневшейся физиономией попытался изобразить нечто вроде танго. Очень жаль, что ты не могла быть у меня на свадьбе. Думаешь, я расстроилась? Да ни черта подобного!..

Баки и его старший брат Джой стояли в стороне и хохотали. Элси Пириг в ядовито-зеленом платье из тафты, с размазавшейся по щекам губной помадой крепко сжала на прощание руку Нормы Джин. И выдавила из нее клятвенное обещание, что она непременно позвонит ей, прямо завтра же, и что они с Баки непременно заедут к Элси, как только вернутся из четырехдневного свадебного путешествия. А Норма Джин все спрашивала, почему это Уоррен не пришел на свадьбу, хотя Элси уже раз сто объяснила ей, что у него важное дело.

— Велел передать тебе поздравления и самые наилучшие пожелания, милая. Знаешь, мы будем очень по тебе скучать.

Элси тоже скинула туфли, и стояла в одних чулках, и была дюйма на два ниже Нормы Джин. И внезапно качнулась вперед и крепко поцеловала Норму Джин прямо в губы. Никогда прежде ни одна женщина так ее не целовала.

И тут Норма Джин взмолилась:

— Тетя Элси, ну можно я сегодня побуду у вас, а? Всего одну ночь! Могу сказать Баки, что мне надо собрать вещи, ведь правда? О, пожалуйста!

Элси расхохоталась, точно то была невероятно веселая шутка, и подтолкнула Норму Джин к мужу. Пришла пора молодым отправляться в отель. Баки уже не смеялся, а спорил с Джоем. Джой пытался отобрать у него ключи от машины, а Баки говорил:

— Не-е-т, я могу вести! Я ж теперь женатый мужчина, черт побери!

Поездка вдоль берега океана оказалась страшноватой. Над шоссе висел густой туман, «паккард» мчался прямо посередине, по разделительной линии. В голове у Нормы Джин к этому времени прояснилось, и она придвинулась поближе к Баки и прижалась щекой к его плечу — чтобы успеть перехватить руль, если возникнет такая необходимость.

На стоянке у отеля «Лох-Рейвен мотор корт», словно повисшего в воздухе над затянутым туманной дымкой океаном, Норма Джин помогла Баки выбраться из пестро разукрашенного «паккарда». И они, оскальзываясь, спотыкаясь и чуть ли не падая, побрели по дорожке к дому. В номере сильно пахло каким-то инсектицидом, по постельному покрывалу ползали долгоножки.

— Не бойся, они не кусаются, — добродушно заметил Баки и принялся давить их кулаком. — Вот скорпионы — совсем другое дело. Укусит, можно и помереть. А это паучки-сенокосцы. Вот как цапнет тебя за попку, тогда будешь знать! — И Баки громко расхохотался. Ему захотелось в туалет. Норма Джин обняла его за талию и повела. Бедняжка, она просто не знала, куда деваться от смущения. Ведь ей довелось впервые увидеть пенис мужа, который до сих пор она лишь чувствовала, когда Баки крепко прижимался к ней или терся о ее тело. И она с ужасом смотрела на этот огромный, напрягшийся член, который, казалось, так и дымился, из которого хлестала в унитаз толстая струя мочи. Норма Джин крепко закрыла глаза. Лишь Дух реален. Бог есть любовь. Любовь, одна лишь любовь обладает целительной силой.

А вскоре после этого вышеупомянутый пенис вонзился в Норму Джин, в узенькое плотно сомкнутое отверстие между бедрами. Баки был настойчив, методичен и одновременно — неистов. Нет, конечно, Норма Джин была готова к этому, по крайней мере теоретически. Да и в действительности боль оказалась ненамного сильнее, чем при менструации, как и уверяла Элси Пириг. Только немного острее, как будто в нее вонзалась отвертка. И она снова закрыла глаза. Только Дух реален. Бог есть любовь. Одна лишь любовь обладает целительной силой…

На туалетной бумаге, которую Норма Джин предусмотрительно подложила в постель, была кровь. Но яркая, свежая, а не противного темного цвета и вонючая, как при месячных. Господи, если бы можно было принять ванну! Отлежаться, отмокнуть в горячей пенной воде. Но Баки проявлял нетерпение, Баки хотелось попробовать еще раз. Он все время ронял обмякший презерватив на пол, чертыхался, лицо его стало красным, налилось кровью, как детский воздушный шар, — того гляди лопнет. Норма Джин была слишком смущена, чтобы помочь ему с презервативом, в конце концов то была ее первая брачная ночь. И она не переставала дрожать и трепетать, и еще ей показалось странным — ничего подобного она не ожидала, — что они с Баки, став мужем и женой, смущались наготы друг друга. И своей собственной наготы. Ничего общего с ее собственным обнаженным отражением в зеркале. Это не имело никакого отношения к той, «зеркальной» и прекрасной наготе. Тела казались неуклюжими, липкими, потными. Им было тесно. Словно, кроме нее и Баки, в постели находилась еще целая толпа народа.

Все предшествующие годы ей доставляло почти физическое наслаждение видеть своего Волшебного Друга в Зеркале, улыбаться, подмигивать себе, двигаться под воображаемую музыку, как Джинджер Роджерс, — с той разницей, что в зеркале не было партнера по танцу. Да и не нужен ей был никакой партнер, она и без него была счастлива. А теперь все совсем иначе. Все происходит слишком быстро. Она не видит себя, а потому не знает, что происходит. О, скорее бы все это закончилось, чтобы можно было свернуться калачиком возле мужа и спать, спать, спать… И тогда во сне она, возможно, увидит свадьбу и его.

— Ты мне не поможешь, лапочка? Пожалуйста! — Баки жадно и быстро целовал ее, зубы скрипели о ее зубы, словно хотел доказать нечто чрезвычайно важное. Где-то невдалеке шумели и разбивались о берег волны, и этот невнятный звук напоминал аплодисменты. — Господи. Миленькая! Я люблю тебя. Ты такая сладкая, такая хорошая, такая красивая! Ну, давай же! Давай!

Постель раскачивалась. Кочковатый матрас начал съезжать на пол. Надо бы подложить еще туалетной бумаги, но Баки было плевать. Норма Джин жалобно пискнула и попыталась засмеяться, но Баки было не до смеха. Норме Джин вспомнился один из советов Элси Пириг: Вообще-то надо просто стараться держаться от них подальше. В ответ Норма Джин тогда сказала, что это не слишком романтично, и Элси огрызнулась: А кто тебе сказал, что должно быть романтично?

И все же кое-что Норма Джин начала понимать. В настойчивых любовных приставаниях Баки было нечто странное, безликое, это ничуть не походило на пылкие, долгие и нежные ласки, на все эти объятия и поцелуйчики предшествующего месяца. Внутри и между бедрами у Нормы Джин щипало и горело, бедра Баки были выпачканы в крови; вроде бы хватит на сегодняшнюю ночь, но Баки не унимался. Снова с удвоенной энергией умудрился пробиться в щелочку между ее бедрами — на этот раз вроде бы поглубже, чем в первый. И вот теперь он сотрясал кровать, и стонал, и внезапно весь вздыбился, как конь в галопе. Лицо его исказила страшная гримаса, глаза закатились. И он прохныкал или пропищал нечто похожее на «Бо-же!»