Блондинка. том I - Джойс Оутс

— Нет, Папочка, нет!

И тогда Баки припечатывал ее к матрасу, наваливался на нее всем телом, пощипывал и теребил ее груди — это просто с ума сойти, до чего ж хорошенькие у нее были грудки! — лизал ее, рычал:

— Да, Папочка, да! Папочка знает, что сделает сейчас со свой Куколкой Малышкой! Потому что эта Куколка Малышка принадлежит ему! И вот это тоже его, Папочкино, и вот это, и вот это тоже!»

И я чувствовала себя в полной безопасности, когда он был во мне.

И хотела, чтобы это никогда не кончалось.

Она хотела быть самим совершенством. Меньшего он не заслуживал.

Она собирала Баки завтраки на работу. Большие двойные сандвичи, его любимые. Копченая колбаса, сыр и горчица на толстых ломтях белого хлеба. Ветчина. Куски вареного мяса, оставшиеся от ужина и обильно политые кетчупом. Апельсины из Валенсии, самые сладкие. И обязательно что-нибудь на десерт — типа вишневого кобблера[37] или имбирного пряника с яблочным сиропом. Когда с продуктами стало хуже, Норма Джин отрывала, что называется, от себя, подсовывала Баки мясо, не доеденное ею за ужином. Он делал вид, что не замечает, но Норма Джин знала: муж относится к этому одобрительно. Баки был высоким, крупным парнем, он все еще продолжал расти, и аппетит у него был просто зверский. Норма Джин поддразнивала его — ест, прямо как лошадь, «как голодная лошадка». И в самом ритуале раннего вставания, с тем чтобы успеть собрать Баки завтрак, находила нечто такое трогательное, что просто слезы на глаза наворачивались. И еще она подсовывала ему в коробочку с завтраком любовные записки на листке бумаги, который украшали гирлянды маленьких, нарисованных красными чернилами сердечек.

Когда ты прочтешь это, Баки, дорогой, знай, думаю о ТЕБЕ & Я ТЕБЯ ОБОЖАЮ!

Или:

Когда будешь читать это, Большой Папочка, вспомни о своей Малышке Куколке & горячей ЛЮБВИ, которую она подарит тебе, когда вернешься ДОМОЙ!

И Баки не мог устоять и показывал эти записочки парням, работающим с ним в ночной смене на заводе Локхида. Особенно он старался произвести впечатление на одного из них, Боба Митчема. Самодовольный смазливый парень, он был на несколько лет старше Баки и собирался стать актером. Но вот в коротеньких и странноватых стишках Нормы Джин Баки уверен не был.

Когда от любви сердца наши таютдаже ангелы над намидаже те завидуют нам.

Что это за поэзия такая, где ни рифмы, ни складности никакой? Эти записки с любовными стишками Баки аккуратно складывал и прятал в карман. (Вообще-то он все время терял эти записочки со стишками и часто обижал Норму Джин тем, что забывал прокомментировать их.)

Было в Норме Джин нечто странное, мечтательное, нечто от школьницы, и Баки это не очень нравилось. Неужели недостаточно быть просто хорошенькой и бесхитростной, как все другие хорошенькие девушки? К чему это она пытается строить из себя «глубокую натуру»? По мнению Баки, именно отсюда происходили все ее ночные кошмары и «женские недомогания». И однако же он любил ее именно за то, что она у него такая «особенная», хотя в глубине души этого и не одобрял. Словно Норма Джин лишь притворялась той девушкой, которую он знал. Эта ее манера говорить самые неожиданные вещи, этот ее тоненький писклявый и нервный смешок, эти ее… — ну, иначе, как нездоровым любопытством, не назовешь — бесконечные расспросы о работе в похоронном бюро у мистера Или, к примеру…

А вот всем Глейзерам Норма Джин тем не менее нравилась, и это очень много значило для Баки. Ведь он в каком-то смысле женился на этой девушке, чтобы ублажить свою мамочку. Да нет, нет, конечно, он и сам был от нее просто без ума! И она была очень хорошей женой, весь первый год и даже дольше. Медовый месяц не кончался. Норма Джин расписывала меню на всю следующую неделю и спрашивала Баки, все ли его устраивает. Она старательно записывала все рецепты миссис Глейзер, а также с усердием вырезала новые — из «Ледиз хоум джорнел», «Гуд хаускипинг», «Фэмили серкл» и других женских журналов, которые, прочитав, отдавала ей миссис Глейзер. Даже с мигренью, даже проработав весь день по дому, даже после большой стирки Норма Джин с обожанием взирала на своего молодого красивого мужа, жадно поглощавшего приготовленную для него еду. Нет, даже Бог не так уж и нужен, когда у тебя есть муж.

Сами эти блюда были сравнимы с молитвами: мясные хлебцы с крупно нарезанным сырым красным луком, зеленые перцы, обвалянные в хлебных сухарях, щедро политые кетчупом и помещенные в духовку, где они запекались до хрустящей корочки. Гуляш из говядины (правда, говядина в те дни была жирноватая и жилистая) с картошкой и другими овощами (а вот с овощами следовало быть осторожнее, Баки их не очень-то жаловал), а также с темным соусом («обогащенным» мукой), он подавался с кукурузными хлебцами, испеченными по рецепту мамы Глейзер. Жареные бройлерные цыплята с картофельным пюре. Обжаренные сосиски на булочках и с горчицей. И еще, конечно, Баки обожал гамбургеры и чизбургеры, если Норме Джин удавалось раздобыть хорошее мясо, и ел он их с хрустящим жареным картофелем и кетчупом — много-много кетчупа. (Мама Глейзер предупредила Норму Джин, что, если та не будет поливать еду Баки кетчупом, тот просто выйдет из себя, вполне может схватить целую бутылку, встряхнуть ее и залпом выпить половину содержимого!)

Подавалась на стол и запеканка из мяса, риса и овощей, Баки не слишком любил это блюдо, но если был голоден — а он всегда был голоден, — съедал и ее, и с тем же аппетитом, что и самые любимые свои блюда. В число которых входили: тунец, макароны с сыром, семга на поджаренных тостах, цыплячьи крылышки в белом соусе с картошкой, морковкой и луком. Он также обожал пудинг из кукурузы, пудинг из тапиоки, шоколадный пудинг. Фруктовое желе с маршмэллоу[38]. Пирожные, печенья, торты. Мороженое… О, если б не война и трудности с продуктами! Купить мясо, масло и сахар стало так трудно. Баки понимал, что то вовсе не вина Нормы Джин, и однако же по-детски часто капризничал и выражал неудовольствие. Что ж, мужчины всегда винят женщин, когда неудовлетворены. Это относится и к еде, и к сексу. Так уж устроен мир. И Норма Джин Глейзер, не пробывшая замужем и года, чисто инстинктивно усвоила эту истину. Но когда Баки нравилась еда, он поедал ее с таким упоением, что наблюдать за ним было истинное удовольствие. И Норма Джин испытывала в эти моменты чувство, сравнимое с экстазом, как некогда, давным-давно (хотя на деле то было совсем недавно, всего лишь несколько месяцев назад), испытывала экстаз, видя, как ее школьный учитель мистер Хэринг читает ее стихи, вслух или про себя.

Баки сидел за кухонным столом, вытянув шею вперед, к тарелке, и жевал, и на широком скуластом его лице поблескивали мелкие капельки пота. Приходя домой после работы, он мыл лицо, руки и под мышками, а потом зачесывал влажные волосы со лба назад. Затем снимал пропотевшую одежду, надевал свежую футболку и хлопковые брюки, а иногда — просто шорты, типа боксерских. Как экзотично, на взгляд Нормы Джин, выглядел Баки, сколько было в нем истинно мужского! Лицо при определенном освещении, казалось, было вылеплено из глины скульптором, тяжелый квадратный подбородок, крепкие жующие челюсти, и при этом — детский рот и чудесные добрые светло-карие глаза. Более красивых глаз, с замиранием сердца думала Норма Джин, она так близко не видела ни у одного мужчины, если не считать кино, разумеется.

Однако наступит день, и Баки Глейзер скажет о своей первой жене следующее: Бедняжка Норма Джин, она так старалась, но, черт возьми, так и не научилась толком готовить, эти ее запеканки с морковкой, слипшиеся от сыра, и потом она буквально заливала все кетчупом и горчицей! А после паузы добавлял со всей искренностью: Мы не любили друг друга; мы были слишком молоды, чтобы вступать в брак. Особенно она.

Вторые блюда он поглощал, не глядя, все подряд. Но больше всего любил сладкое.

— Ну, просто жу-уть до чего вкусно, дорогая! Надо приготовить еще раз.

А потом, не успевала она сложить тарелки в раковину, подхватывал ее мускулистыми, как у Попая[39] руками. Подхватывал, словно перышко, и Норма Джин тонко взвизгивала от страха и предвкушения, словно на долю секунды забывала, кем доводится ей этот здоровенный двухсотфунтовый вечно голодный парень, шутливо кричавший: «Ага, вот ты и попалась, Малышка!» И он тащил ее в спальню, и под тяжелыми шагами половицы так и ходили ходуном — и уж определенно, что соседи и с той, и с другой стороны слышали все это. И уж конечно, Гарриет, что жила рядом, и все ее дружки догадывались, чем собрались заняться молодожены. И Норма Джин крепко-крепко обхватывала Баки за шею обеими руками, как будто утопающая, и дыхание Баки становилось частым и шумным, будто у жеребца; и он смеялся и говорил, что сейчас она его задушит, что у нее просто мертвая хватка, как у борца; и она брыкалась и лягалась.