Doll Хаус. Собиратель кукол - Джулс Пленти

Конюшня маленькая. Всего на четыре стойла. Тут тепло, со всех сторон доносится ржание, пахнет сеном и лошадьми. Она морщит нос, а для меня это почти идеальное сочетание запахов. Лучше пахнет только моя любимая девочка.

Я глажу Принцессу по холеному круглому боку. Ее прекрасная грива, почти такая же светлая, как волосы Бекки, заплетена в три косички, в которые вплетены яркие деревянные бусины.

— Как можно бояться лошадей?

— Когда мне было три или четыре, конь хлестанул меня хвостом по лицу.

— Пора избавиться от этого страха, — говорю твердо.

Я понимаю, что парная конная прогулка — не самая лучшая идея и вывожу из стойла Мокко, коня цвета молочного шоколада с симметричными белыми отметинами на морде. Я глажу его, зарываясь лицом в гриву. Я так давно не был дома. Если б только можно было остановиться. Жить вместе с ней. Делить узкую кровать со скрипучими пружинами. Любить ее нежно и трепетно. Но болезнь съест меня за первую неделю такой жизни. Тогда я начну срываться на ней и, в конце концов, вернусь к старой жизни. Или того хуже?

Я веду коня к калитке за домом. Он тихо фыркает и утыкается мордой мне в плечо. Мы старые знакомые: я знал его еще жеребенком.

— Иди сюда.

— Что ты задумал? — Она прищуривается.

— Бекки, ты же мне доверяешь, да? — улыбаюсь и в ответ и обещаю: — Тебе понравится!

Чувствую себя доктором, который держит за спиной прививочный шприц и подманивает к себе ребенка.

Она подходит к коню. Я беру ее руку и вожу ладонью по шелковистой гриве.

— Вот так. Чувствуешь, какой он теплый и приятный?

— Ага, — говорит она.

Я обнимаю ее сзади, и Бекки сразу льнет ко мне. Податливость. Никогда бы не подумал, что настолько ею одержим. Впрочем, ее податливость особенная. Она доверяется полностью. Растворяется в тебе. Заставляет почувствовать особенным.

Пока она не опомнилась, смыкаю руки на талии, отрываю девочку от земли и закидываю ее в седло. Бекки судорожно хватает коня за гриву, но тот опускает голову и начинает щипать травку. Тогда на ее лице отражается подлинный страх, а пальцы хватают воздух.

— Держись за рожок седла, — подсказываю я.

Дрожащими руками она вцепляется в рожок, готовая просто свалиться на землю мешком с яблоками.

Пока Бекки не умерла от страха, я забираюсь в седло позади нее, беру в руки поводья и тихо говорю:

— Пошла.

— Как тут высоко, — говорит она, вцепляясь в мои руки вместо рожка.

— Расслабься! Он чувствует, что ты нервничаешь. Держись за рожок и получай удовольствие.

— Как тебе это удается?

— Что? — переспрашиваю я, удивленный вопросом.

— Быть таким спокойным и обаятельным в любой ситуации.

— Ты действительно считаешь меня таким? — Я удобно устраиваю подбородок на ее плече.

— Да, — кивает Бекки.

— Это не так. Просто видимость. Как блеф в карточной игре. Люди часто не те, кем кажутся. У них на уме одно, чувствуют — другое, а показывают — третье.

— Я всегда такая, как есть.

— Потому ты и особенная.

— Что ты сейчас чувствуешь? — выдыхает она вопрос, опершись затылком мне о грудь. — На самом деле?

Я знаю ответ. Было непросто нащупать его. Непросто поверить. Сегодня утром я все перепроверял себя по десятибалльной шкале и неизменно приходил к одному результату. Это не десятка. И не гипоманиакальная фаза маниакально-депрессивного психоза.

Мы неспешно едем по небольшому лесу. Лошадиные копыта мягко ступают по траве. Я медлю с ответом. Наслаждаюсь тем, как он разогревает и распирает грудную клетку. И когда чувствую, что не могу больше держать паузу, на выдохе произношу:

— Я счастлив.

Она еще теснее прижимается ко мне спиной. Ее руки спокойно лежат на моих. Молчит. Переваривает сказанное. Не вижу ее лица, но уверен, что улыбается.

Мы останавливаемся на полянке, жёлтой от маргариток. Я спешиваюсь и протягиваю к ней руки.

— Иди ко мне!

— Я свалюсь! — Безмятежность в момент сменяется страхом.

— Я поймаю.

— Точно?

— Слово скаута, — обещаю я, хотя никогда не был в их рядах.

Бекки пытается спешиться, но запутывается в стременах и летит прямо мне в руки. Я аккуратно ставлю ее на землю.

— Испугалась?

Вместо ответа она повелительно кладет мне ладонь на загривок. Не запрещаю ей ничего. Затаив дыхание, жду продолжения. Мне нравится быть игрушкой в ее руках. Такое тонкое искушение, которое подкрадывается к тебе на лапах из мягкой травы.

Бекки встает на носочки. При этом сапоги нещадно скрипят. Я закрываю глаза, и в тот же момент ее горячие, ненасытные губы впиваются в мои настойчиво и жадно. Я повинуюсь ее воле и склоняюсь, чтоб принять поцелуй.

Поцелуй. Для Бекки в ее нежном возрасте это много, хотя она и пошла бы дальше. А для меня? Для меня — даже больше. Каждый ее поцелуй будет пламенеть на губах, пока я дышу. И когда я испущу последний вздох, они вознесутся на ночное небо и займут свое место среди миллиардов звёзд.

Дышим тяжело, как после боя. Бекки тянется ко мне за новой порцией, но я выворачиваюсь из цепких рук.

— Эй, полегче! Не будем спешить.

— Митчелл, я так люблю тебя.

Эти ее слова каждый раз укладывают на лопатки. И всё труднее встать и уйти.

Вечером помогаю Алекс накрыть на стол. Бекки переодевается к ужину, и мне вновь не уйти от расспросов.

— Что ты задумал, братец? — спрашивает Алекс.

Нож в спину. Тарелка выскальзывает из рук, встречается с каменным полом и разлетается на мелкие осколки.

— О чем ты?