Doll Хаус. Собиратель кукол - Джулс Пленти

Она опять сводит колени. Инстинктивно пытается нарастить удовольствие. То разрывающее, распирающее чувство, которое растет внизу живота. Я чуть прикусываю мочку уха и движением руки заставляю ее снова раздвинуть ноги.

Вновь наращиваю темп: кончик пальца выписывает восьмерки, то прижимая до дикой пульсации, то максимально ослабляя давление. Она такая юная и неискушенная, что никаких прочих ухищрений и не требуется. По тому, как ее тело бешено выгибается и дрожит, я понимаю, что Бекки сейчас дойдет до точки. Я, не прерывая ласк, поворачиваю ее набок, спиной к себе. Прижимаюсь так тесно, насколько это вообще возможно. Наслаждаюсь каждым ее рваным, ломаным вздрагиваем.

Мне хочется наказать себя отсутствием кульминации, но я так сильно ее хочу, и происходящее с ее телом так сильно возбуждает, что я все же прижимаюсь к ее бедру, а Бекки своими трущими резкими движениями заколачивает тот самый последний гвоздь.

Пара движений до атомного взрыва.

— Люблю тебя, — шепчу я, и она тут же выстреливает.

Издает одновременно скулящие и рычащие звуки. Тело ее бьется в конвульсиях. Я обхватываю ее руками, разделяя экстаз.

Мы лежим среди мятых, влажных простыней абсолютно опустошенные и пытаемся отдышаться. Это мой самый целомудренный секс. Но определенно самый страстный, удовлетворяющий и насыщающий.

Сгребаю ее в охапку и вновь прижимаю к себе. Как же мне тебя теперь оставить, когда я полностью познал твои тело и душу?

Дожидаюсь, пока уснет. После такого сон глубокий, словно пьяный. Надо бы встать и по-тихому уйти. Уйти, не оглядываюсь. Но я опять повинуюсь порыву и целую ее. Она улыбается во сне, а по щекам бегут слезы. Даже когда спит, плачет из-за меня.

Если бы я не знал в подробностях, что будет дальше, я бы остался с ней навсегда. Но мне известно, в какой ад я могу превратить ее жизнь. Потому я сбегаю от той, с которой провел лучшую ночь в своей жизни.

Возвращаюсь к себе. Там все готово к побегу. Одеваюсь, взваливаю на плечо собранную сумку и ухожу. Оставить ей записку? Я хотел. Да не знаю, что можно написать. «Прости меня. Я сволочь. С любовью, Митчелл»?

Алекс ждет меня в темной гостиной. От нее так просто не улизнуть. Знает меня слишком уж хорошо.

— Опять сбегаешь посреди ночи?

— Уже почти утро, — парирую я.

— Знаешь, Митчелл, я уже привыкла, что ты вот так убегаешь от себя, от проблем. Но с ней ты поступаешь жестоко. Сначала привозишь сюда, катаешь на лошадке, обхаживаешь, а потом бросаешь. Когда ты стал таким трусливым и малодушным?

— Алекс.

— Нет уж, Митчелл! Сейчас ты выслушаешь все, что я скажу. Уж не знаю, как ты сейчас живешь, но если бежишь от той, которая тебя искренне любит, то тебе снова нужна помощь. Сейчас ты выйдешь в эту дверь, и в мире станет на два несчастных человека больше. Ты там будешь творить хрень, а она тут страдать по тебе. И вообще, как ты думаешь, я ее тут удержу? Мне ее, может, в комнате запереть? Привязать?

Творить хрень. Алекс, я уже. Я стольких погубил. И ее тоже. И себя. Поздно что-то менять.

— Алекс, прости! — говорю я, медленно двигаясь к выходу. Такое чувство, что если буду двигаться медленно, бомба не детонирует.

— Не возвращайся больше сюда! — летят слова в спину.

Теперь у меня нет ничего: ни родного дома, ни семьи, ни ее.

Я сажусь за руль и прежде чем тронуться, смотрю на дом, очертания которого проступают в рассеивающейся темноте. Вот и все. Я и так получил слишком много. Такое чудовище недостойно счастья. Давай же, Митчелл, ты все делаешь правильно. Просто доведи дело до конца.

Бекки. Появляется на крыльце и поспешно сбегает по ступенькам. Никак не могу заставить себя вдавить педаль газа.

Выбегает на дорогу. В одном футболке. Босая. Стоит перед машиной. Лицо горит от злости, грудная клетка ходит ходуном. Объехать ее нет возможности, и я, глотнув немного кислорода, выхожу из машины. Утро прохладное, на траве еще лежит роса, и она дрожит. Не от холода дрожит. От гнева.

— Ты же обещал! — кричит она на всю округу и отвешивает мне такую злую пощечину, что щека загорается. — После всего, что было, ты просто сбегаешь?! Трус! Ненавижу тебя! Ненавижу!

Не реагирую. Заслужил. Бекки не унимается и колотит меня кулачками по груди. Я позволяю. Наконец она выбивается из сил и бросается в слезы. Я обнимаю ее и крепко прижимаю к себе, чтоб успокоить.

— Прости.

— Не бросай меня! Я так тебя люблю. Я умру, если ты меня оставишь, — мямлит она так по-детски. Ее слова — это костная пила. Рассекает грудину и разрезает сердце, пока то все еще бьется.

Я так хочу сказать, что тоже ее люблю, что она для меня все, но вместо этого с губ срывается:

— Иди собирайся. Выезжаем через пятнадцать минут.

— Пойдем со мной! — Берет меня за руку и тащит к дому.

Алекс встречает нас на крыльце. Если бы взгляд убивал, я бы уже был мертв. Нет сомнений в том, кто разбудил Бекки и рассказал о моем позорном бегстве.

— Иди, милая, собирайся спокойно. Если он опять решит от тебя сбежать, я достану ружье.

— Спасибо, Алекс, — кивает Бекки и, понурив плечи, начинает восхождение по лестнице.

— Я же говорила, что от такой, как она, не убежишь, — подытоживает Алекс.

— Ты ей сказала.

— Ну так если я не смогла тебя удержать, то она сможет всегда.

— Ты сделала хуже.

— Бекки все равно понеслась бы за тобой. Эта девочка, несмотря на молодость, способна прибрать тебя к рукам и осчастливить. Пусть даже насильно.

Ох, Алекс, что же ты наделала? Правду говорят, что добрыми намерениями выстлана дорога в ад. Только Бекки этого ада не заслуживает.