Жена врага - Юлия Булл

неплохо. Мужчина в форме, которая была сшита специально для него, суетился около меня, словно официант на набережной курортного города. Набросив на правую руку белую салфетку, приблизился ко мне с бутылкой и спросил:

– Вам налить, фрау Отто?

– Что?

– Ты станешь моей женой?

– Женой? Что ты такое говоришь?

– Повторю вопрос… Мари… Ты станешь моей женой?

– Наверное, да…

– Мари?

– Да, Ганс, я стану твоей женой!

– Я люблю тебя, родная.

Ганс протянул коробку и тут же добавил:

– Я не могу тебе надеть кольцо, и ты знаешь почему, но знай, что я этого хочу. А сейчас прими это. Я постоянно ломаю голову, что могу тебе вручить.

– Хорошо. Спасибо.

Я распаковала коробку подарка, там был набор гуаши, шесть цветов яркой краски и кисти. Как давно я не испытывала этого чувства, держа в руке кисть.

– Как ты догадался?

– Я видел твои творческие задатки. Сразу понял, что рисуешь.

– Да, ты прав. Но это было так давно, мне кажется…

– Мне казалось, такому мастерству невозможно разучиться? Особенно первый раз если получилось, то запомнится навсегда.

– Да, ты прав, что-то в этом роде.

Ганс меня поцеловал и, не отпуская из объятий, стал кормить ужином. Я немного расслабилась и дала понять, что нахожусь в хорошем настроении.

Он не отпускал меня и не хотел этого. Это была наша ночь. Ночь любви, и в ярких красках, и было то, что у меня не было с другими мужчинами «ДО». Я боялась впервые потерять этого мужчину, отдать его кому-то, это был только мой, только мой любимый и родной человек! И наслаждалась каждой проведенной секундой рядом с ним!

Я проснулась рано по привычке. Взяла гуашь и кисть, села рядом с Гансом и, не найдя ничего подходящего для холста, решила использовать внутреннюю часть крышки его чемодана. Не знаю, зачем я это сделала, но мне очень хотелось.

Ганс крепко спал и даже не подозревал, что я его рассматриваю. А тем более рисую его.

Все эти черты были для меня чем-то необычно приятным и значимым.

Я выводила последний штрих, подняв глаза и взглянув на Ганса, еще раз убедилась, что не могу без этого мужчины. Он вдруг приподнялся и посмотрел на меня. Потом потянулся и еще раз улыбнулся.

– Скажи, что моя.

– Твоя.

– Подойди ко мне.

Я отложила свою работу в сторону и, не показывая, что изобразила, подошла к Гансу. Сев на край кровати, посмотрела на его расслабленное тело, но при этом очень красивое.

– Мари, прими это от меня на память и в знак, что мои намерения серьезные. – Ганс протянул мне маленькую коробочку, обшитую бархатом, с кисточкой из бахромы в центре основания.

– Ганс, это же кольцо твоей матери. Я не могу.

– Можешь, если испытываешь те же чувства, что и я.

– Не оставляй меня. Я люблю тебя.

– И я тебя. Покажи, что там?

– Где?

– Ты рисовала.

– Так просто…

Ганс посмотрел на рисунок, а потом на меня. Схватив меня нежно за волосы и прижав к своей груди, ничего не сказав, указал на дверь, намекая, что мне было уже пора.

Я молча ушла, захлопнув за собой дверь, вновь с чувством, что я будто любовница или на один вечер для офицера, но в душе знала, что удовлетворила мужчину своей мечты и дала понять, кто я для него в его жизни.

Глава 40. Красный клен

Я продолжала носить на шее кольцо, подаренное Гансом, боясь его потерять. Но больше всего боялась, что может кто-то увидеть его.

Кольцо, подаренное Захаром, было утеряно вместе с моими вещами в лесу, когда попала в плен. Я не носила его, будто чужое, не мое было.

Вспомнила перстень, подаренный мамой, очень хотелось его вернуть. Единственное, что после нее осталось. А еще совсем юной я засматривалась на мамины серьги и очень хотела подобные себе. Но уши так и не были проколоты.

Однажды я с отцом поехала за товаром в город. Там на базаре, после того как все забрали, отец решил подкупить что-то для хозяйства и мне леденец по традиции. Но в тот раз уже на правах состоявшейся девушки я попросила зеркальце и маленькое ожерелье и после его разрешения пошла выбирать.

Как вдруг ко мне подошла цыганка.

Я не боялась цыган, встречала часто в наших краях, но именно та цыганка меня напугала, то ли внешним видом, то ли тем, как она меня под локоть схватила. А вот что она мне сказала, я хорошо запомнила.

«Креста на тебе нет. Есть нательный, а в душе нет. Столько голов порубишь. После черной полосы всегда идет белая, но не у тебя. Твоя одна дорога из двух полос. Как только из такого голубоглазого ангела такой демон станет? Одна будешь. Всех от себя отвадишь. По мужским сердцам пройдешься, но никого не примешь, лишь один по судьбе тебе дан кармой муж, другие не в счет. Кружить голову будешь, а к себе в дом и постель не каждого пустишь. Страх есть, и есть ему объяснение. Всю жизнь в этом страхе проживешь. Богатство. Власть. Нуждаться ни в чем не будешь. Деньги всегда будут. Врагов наживешь и завистников. Затворничество. Смерть страшная, вижу, она-то тебе всю жизнь и изменит. Сама не своя будешь, уйдет тепло из души, холод навсегда поселится. Гнилая ты! Маску носишь!»

После сказанного цыганка от меня словно как от огня отпрыгнула в сторону и быстро удалилась, повторяя себе под нос, что я черный ангел с голубыми глазами.

Зачем я вспомнила эту старую цыганку, не знаю. Про чью смерть она тогда говорила, я, конечно, даже не задумывалась, цыгане всегда с набором слов ходили: здоров будешь или не будешь, смерть, казенный дом, любовь, да что угодно, лишь бы им руку позолотили. Но с меня та старуха ничего не взяла, даже не просила, что показалось очень странным.

Со смертью каждый сталкивается, всем одна участь заготовлена. У каждого кто-то из близких умирал. Я боялась думать, что пророческие слова могут коснуться сына, пока я находилась в концлагере. Об остальных, кого уже не стало, думать было бессмысленно. Их потерю я перенесла как само собой разумеющееся. Время такое было, что смерть человека воспринималась именно таким образом.

Власть какая-то, где же она, власть эта, если война и я на службе у немцев, вот тоже не был понятен смысл слов, вдобавок богатство и прочее. Я была настолько парализована тем временем, пока шла война, что даже не задумывалась о будущем. В Бога никогда не верила, а в гадания цыганские тем более.

От редких встреч с Гансом я раздражалась, но старалась держать себя в руках. Контролировать свои эмоции становилось все сложнее и сложнее. Мне хотелось быть с ним. Каждый день я находилась в ожидании, что вот сегодня я точно его увижу, но этого не происходило.

Дни пролетали, и незаметно подкралась осень, взяв в свои руки правление на ближайшие три месяца. Я умилялась всем краскам, которые дарила природа в это время года. Проходя мимо красного клена, я заулыбалась, так радовалась этой красоте, а потом словно ошпаренная тронулась с места и побежала в дом. Отдав чистое белье, ссылаясь на плохое самочувствие, прибежала в комнату, закрыла дверь, села на кровать и пыталась собраться с мыслями.

Но напрягаться не пришлось, все и так сошлось по моим подсчетам! Я была беременна. Я ждала ребенка от Ганса. Я облокотилась руками на край кровати и пыталась сообразить, что делать. Срок небольшой. Мне надо было срочно избавиться от плода. Мне нельзя было выдать себя. Набравшись смелости, с шумом в голове я решила: надо все рассказать Эмме. Тем более в моем графике критических дней давно не было заполненных крестиков.

С учащенным сердцебиением я вернулась на кухню. Эмма давала распоряжение одной из горничных по поводу приближавшегося праздника. Все были в ожидании большой компании гостей. Я подошла чуть