Жена врага - Юлия Булл

В тот вечер я сидела у себя и занималась росписью, как вдруг услышала гул мотора автомобиля. Тут же потушив свет, я откинула крышку погреба и спустилась по лестнице. Я не могла видеть, что происходит. Обычно в такие моменты молочник подкатывал стеллаж с горшками, чтобы не видно было в половицах проем. Но визит неизвестного мне гостя оказался таким внезапным, да еще и поздно вечером, что молочник просто не успел ко мне забежать.

Я услышала шаги и голос молочника. Шаги узнала спустя пару секунд. Закрыв лицо руками, я пыталась сдержать эмоции. Это был Ганс…

На мое лицо попал свет при открывании крышки погреба, и я увидела его, родного. Ганс подал мне руку и заулыбался:

– Я соскучился.

– Я тоже.

– Как ты?

– В ожидании…

– Уже скоро?

– Да.

– Потерпи.

– Ганс…

– Да.

– А война? Она когда закончится?

– Мари, я не знаю, никто не знает. Утром я должен уехать.

– Почему у нас так все сложно?

– У нас – ты имеешь в виду у двоих?

– Да.

– Потому что любовь не бывает легкой, она всегда почему-то с препятствиями.

– Ты любил? До меня ты любил?

– Так, как люблю тебя, нет.

Я не решилась задать вопрос по поводу той фотографии, где была изображена девушка, посчитала, что сейчас ведь у него я. Хотя это «сейчас» меня так раздражало. Вся эта конспирация, неизвестность и ожидание. Мучительное томление.

Но один вопрос я все же озвучила:

– А что с Эммой? Что случилось?

– Мари, есть вещи, о которых лучше тебе не знать в случае чего.

– Но ведь ты сказал Эмме обо мне.

– Да, она все знала с самого начала.

– Не понимаю тебя. Ты… Она… Кто вы друг другу?

– Никто, в смысле мы не родственники, но она. В общем не важно, но однажды она мне помогла. А потом помог я. И… Она была, как бы тебе это объяснить.

– Не надо ничего объяснять. Я понимаю. Она была доносчиком. Верно? Это ее тогда подозревали и в итоге забрали?

– Да, Мари, и если я до сих пор жив и сейчас рядом с тобой, то это ее заслуга. Значит, она ничего не рассказала. И если честно, мне ее судьба до сих пор неизвестна. Но и поделать ничего нельзя. Я не могу навести справки, тем самым подставив под угрозу других людей.

– Я все понимаю. Хорошо. Значит, Эмма хотела мне помочь.

– Да, она хотела нам помочь.

На рассвете Ганса уже не было. Спустя несколько дней у меня начались признаки, что скоро все начнется. Я вышла во двор и направилась к жене фермера, а он в это время бежал ко мне навстречу с криком: «Назад, Мэри, назад!»

Очередная проверка, на днях обнаружили еврейскую семью в одном из домов. Молочник помог мне добраться до убежища, но, когда увидел, что у меня отходят воды, не на шутку испугался. Я успокоила его, что все в порядке, я буду сидеть тихо. Указав на собаку молочника, чтобы он про нее не забыл. Собака молочника спасала, если вдруг овчарки поднимали лай, то можно было ссылаться на фермерскую сучку, у которой шла очередная течка. Чтобы не злить овчарок, молочник под предлогом всегда закрывал свою собаку в гончарной, тем самым обезопасив себя и, конечно же, меня.

Первые минуты я справлялась со схватками, но потом боль усиливалась, и мне становилось все сложнее терпеть. Я услышала, как загремел засов на входной двери. Вошла группа людей, сколько человек, я не могла разобрать. По разговору было слышно, что это очередные ищейки из состава проверяющих. Один говорил о том, что из существующих гетто умудряются сбежать евреи, а многие местные их покрывают и прячут у себя, чем неосознанно сами себе наносят большой вред, так рискуя. Я слышала об этом, когда жила на поселении, одна горничная украдкой рассказывала нам, что поляки помогают еврейским семьям сбежать, укрывают их. Но никто не знал продолжения этих побегов.

Вдруг наступила тишина, и один из проверяющих обратился к молочнику:

– Вы знали, что семью портного расстреляли? Его жену и детей. Вместе с семьей, которую они укрывали.

– Да. Я знаю. Но я правда не прячу у себя евреев.

В каком-то смысле его слова были правдивы. Он не прятал евреев, он скрывал меня.

Все вышли, и я смогла начать тужиться, выплюнув изо рта кляп, которым пыталась удержать собственный стон от боли.

Я родила дочь. Она практически не плакала, лишь тихий звук издала, как только появилась на свет. Я прислонилась к стене, уложив на грудь свою кроху, и пыталась отдышаться. Нащупав рукой керосиновую лампу, зажгла ее и посмотрела на малышку. У меня тут же потекли слезы, она так была похожа на своего отца. Крохотная белокурая девочка с чертами лица Ганса, и лишь только цвет глаз достался от меня. Я наклонилась над ее головкой и прошептала: «Милое мое голубоглазое создание…»

Глава 43. Режим ожидания

Спустя два месяца я получила первое письмо от Ганса. За все время нахождения на ферме он никогда мне не передавал ничего. Молочник с конвертом вручил мне и маленький сверток, это были подарки для нашей дочери и для меня. Письмо было коротким, но трогательным. Ганс поздравил с рождением дочери и обещал, что скоро увидимся. Я сложила крохотный кусочек записки и спрятала в мешочке с кольцом. Опустив голову над люлькой с дочкой, я, вздыхая, произнесла свою каждодневную фразу: «Все будет хорошо…»

Это был самый сложный период для меня. Днем я должна была выполнять свою работу, лишь иногда забегая к дочке для кормления. Повезло в одном, она росла совершенно спокойная, лишь иногда издавала плач, но я могла ее успокоить быстро, и благо с молоком перебоев не было. Питалась я хорошо, на ферме с этим проблем не было.

Когда малышке исполнилось три месяца, я все же решилась спросить у молочника про Ганса, но он ничего не знал, лишь пожимал плечами.

Той ночью я спала плохо, дочь просыпалась, и мне было неспокойно. Чувство беспокойства не отпускало меня. Утром молочник сообщил, что, возможно, я скоро увижусь с Гансом.

И снова потянулись мучительные дни ожидания.

От дефицита общения у меня сносило голову. Мне реально не хватало общества. С семьей фермера мне общаться было нельзя, то есть посидеть и душевно поговорить – такого не было и быть не могло. Я понимала молочника, ему было страшно, что меня обнаружат и возникнет много вопросов. Тем более ему обещал Ганс, что я временно буду находиться в укрытии. А тут я, еще и с пополнением. Но я все равно была благодарна этой семье, все-таки столько хлопот из-за меня возникло.

Ганс все не появлялся, и известий от него не поступало. Шли какие-то волнения, я была в неведении, что происходило в мире. Лишь иногда читала в местной газете о происходящем, а один раз услышала из уст жены фермера, что скоро все закончится. На тот момент я уже ничего не хотела знать, меня интересовало лишь одно, что будет с нами, со мной и моими детьми.

Ганс приехал спустя несколько месяцев после рождения дочери. Я думала, что всех собак на него спущу – так злилась за его отсутствие, но, увидев, поняла, что не могу позволить себе потерять время на ругань и выяснение отношений, ведь времени у нас и так всегда было мало.

Любовь к мужчине для меня всегда была загадкой, и, лишь попав в оковы этого чувства, я поняла, как трудно дышать при виде любимого человека. Как трудно быть без него. Как тяжело думать и осознавать, что, возможно, мы больше не увидимся. Как страшно было потерять его.

Я стояла и смотрела на него. Его уставший взгляд, но все те же прекрасные зеленые глаза, в которых отражалась я. Он снял головной убор, поправляя