Жена врага - Юлия Булл

волосы одной рукой, другой притягивал меня медленно к себе. А я все наглядеться на него не могла. Какой же он был красивый, мужественный и в то же время нежный, как сильно я его хотела, как сильно я скучала все время по нему.

Я прижалась к его груди и прошептала:

– Не могу без тебя. Не могу… Люблю.

– Любимая, и я не могу. Но сейчас очень тяжелое время. Есть вещи, которые происходят, и я независим от них. Надо будет еще потерпеть. Слышишь, родная? Я обещаю, что скоро все будет хорошо и мы будем вместе. Обязательно будем вместе. Ты мне веришь?

– Да.

– Покажешь дочь?

– Конечно. Она правда спит, но скоро проснется.

– Ты дала ей имя моей бабушки?

– Мы ведь не обсуждали с тобой этот момент, поэтому приняла решение сама.

– Мне нравится.

– Правда? Ты как-то упомянул имя своей бабушки, мне показалось, ты ее очень любил, и само имя очень красивое. Амалия.

– Я подготовил документы на вас. Придется пока так. У тебя будет другое имя и фамилия. Это необходимо, чтобы я вас смог вывезти отсюда. Здесь оставаться небезопасно. Поживете пока в городе у одного бакалейщика. Он с женой мне многим обязан и с радостью согласился помочь. Прятаться вам больше не придется, с документами ты сможешь выходить на люди. Тем более у тебя отличный немецкий, даже не вызовешь подозрений. И я смогу чаще вас навещать.

Ганс подошел к колыбельной, и я увидела, как его глаза наполнились огоньками счастья. Он улыбался, глядя на меня и дочку, и не мог сдерживать эмоции. Взяв спящую малышку на руки, он прижал ее к себе и поцеловал:

– Моя дочь. У меня теперь есть дочь!

– Ганс? Когда мне собрать вещи?

– Сейчас. И только все самое необходимое. На рассвете мы уедем.

Ганс привез мне одежду, в которую я переоделась. В том числе и для малышки было все подготовлено. Как вдруг молочник подошел к Гансу и что-то стал говорить. Я стояла в стороне и не слышала разговора.

Ганс подошел ко мне и произнес:

– Сегодня не получится. Ближайший блокпост посетило высшее руководство. Мы можем не пройти проверку. Надо будет подождать несколько дней.

– Сколько это? Несколько дней?

– Советская армия ведет ожесточенные бои вблизи фронта, и все силы направлены туда. Фермер предложил оставить вас. С документами не придется больше прятаться в погребе. Вы будете представлены в случае проверки как дальние родственники. Ты вдова офицера.

– Я поняла тебя…

Ганс услышал нотки недовольства в голосе, но пропустил это и не стал мне ничего говорить, так как ему пора было уезжать. Я проводила Ганса и осталась сидеть с дочкой на руках, на пороге гончарного домика.

Ничего не оставалось делать, как продолжать ждать. И я ждала. С каждым днем новости приходили о том, что в очередном бою победу одержала Советская армия. И в какой-то момент я перестала представлять будущее, думать, что будет завтра, что ждет меня и мою дочь. И от всего этого мне становилось не по себе и хотелось просто уже какого-то конца! Я поняла, что запуталась. Поняла, что я мать ребенка немецкого офицера и я мать еще одного ребенка, который неизвестно где находится. Я совсем забыла про Юру, и мне стало стыдно за это. Стала ненавидеть себя и корить за то, что сделала. Но разве я могла иначе, ведь чувство любви оказалось неподвластно мне.

«Или все-таки мне надо было себя сдержать и не поддаваться чувствам? За что мне все эти испытания? Что будет, когда закончится война, что будет со мной и с моими детьми? Где мне жить? А если ссылка? Или, еще хуже, расстрел?» – поток одних и тех же вопросов, которые все время меня сопровождали.

Мой первый брак, где муж предатель. Мои отношения с Захаром, где он тоже был не на хорошем счету у нашей власти, а партизаном загубил не только немецкие жизни, плюс воровство. Конечно, с мертвого уже никто не спросит, но я ведь еще жива, понесу ли я ответственность за содеянное? А потом вот, русская заключенная, на службе у немцев, вступила в связь с фашистом, и в результате на свет появилась дочь.

И на вопрос, кто я, всегда будет следовать ответ: жена врага. А ведь все могло быть иначе, ведь всего этого могло и не быть. «И как же жить на этом свете? Как быть?» – и где взять ответы на все мои вопросы, я не понимала.

Глава 44. Весна 1945-го

Моей дочери радовались все. Моя девочка настолько всех умиляла, что мне порой казалось, я родила самое прекрасное создание на земле. Но иногда, глядя на нее, задумывалась, какое будущее ее ждет.

Я продолжала ждать Ганса и надеяться, что скоро его увижу и он заберет нас. Больше всего я не хотела думать о самом ужасном и гнала все мысли прочь. Единственное, чему радовалась, что находилась в тепле и не голодная. Фермер рад был, что я с документами, со знанием языка и ему больше не приходилось бояться за свою жизнь, семью. Благодаря моей росписи, продукция молочника уходила в разы больше, всем нравилась тара. А сам молочник все время повторял, что мне обязательно надо пойти учиться в школу искусств в Берлине. Иногда я представляла, что, возможно, когда-нибудь стану знаменитым модельером или художником по костюмам. Мне действительно нравилось то, чем я занимаюсь, а именно проявлять свои творческие навыки. Конечно, хотелось бы реализовать свои желания, но, не имея возможности, боялась представить, как это могло бы быть в реальности.

Семья молочника чувствовала волнения, которые происходили в последние дни, одно известие за другим, и все находились в напряжении, но старались держаться. В поселении были прекращены все праздничные вечера, иногда я вспоминала, как жила в большом доме и как часто звучала музыка на первом этаже. Вспоминала Эмму и ее рецепты, которые я держала в голове, и мечтала воплотить их в реальность.

В концлагере не прекращал работать крематорий, и, по словам жены молочника, многих заключенных куда-то эвакуировали. Но ее слова я трактовала по-своему, не эвакуировали, а, скорее всего, сжигали.

Начало 1945 года оказалось не таким, как планировал Гитлер, и местные понимали, что немецкие войска проигрывают эту войну.

Неожиданно появился Ганс. Это был другой Ганс, совсем другой. Я не понимала, что с ним. Он был напуган или в замешательстве, но я видела, как его что-то волновало, и он пытался мне все как-то объяснить и решить ситуацию с нами.

Мне была дана команда срочно собраться. Я собралась буквально за час, и мы покинули ферму молочника. Добрались до первого блокпоста, и нас благополучно пропустили. Ганс успокоил меня, заверив, что сложностей быть не должно.

В городе был комендантский час, и нас на каждом шагу останавливали, в связи с этим мы не смогли попасть в назначенное место вовремя, и пришлось остановиться на ночлег на квартире. Хозяйка выделила нам крохотную комнату с просьбой не включать свет, а пользоваться свечами.

Я прижималась крепко к Гансу в надежде, что скоро все должно закончиться, но я даже не подозревала, что нас ждет впереди.

Рано утром нам надо было двигаться дальше, но Ганс вдруг сказал, что он ограничен по времени, очередная проверка документов будет означать, что он использовал разрешение на прибытие в городе.

– Что значит использовал? – поинтересовалась я.

– Это значит, что у меня было всего трое суток. Я военный, Мари, я не могу разгуливать по улицам городов Германии и Польши, не имея на то причины. Вчера мой документ истек. Я должен находиться сейчас на своем месте. Я на службе, понимаешь? Не знаю, как тебе объяснить. Но нам надо быть очень осторожными, простых патрульных я смогу обмануть, повысив голос, если потребуют документы, но вот если…

– Я поняла. Не продолжай. Значит, будем действовать по факту. Я не знаю, куда мы направляемся и зачем. Но ты, наверное, все продумал? Да?

– Да, но некоторые обстоятельства,