Жена врага - Юлия Булл

– Лидером? – я не скрывая своего возмущения произнесла вопрос.

– Да. Твоя работа выполняется выше всех похвал, и ты это знаешь, что умеешь справляться с любым заданием и выдерживаешь любые сложности. Не жалуешься, молча делаешь, и получается у тебя это намного лучше, чем у остальных. Карьерного роста здесь нет, и ты об этом знаешь, значит, хочешь похвалы, а это, собственно говоря, нормально.

– Возможно, вам показалось, фрау, – немного сменила я тон. – Но поверьте, я просто всегда была за то, чтобы в любом коллективе, даже здесь, при чужих законах, пребывая на чужой земле, я рьяный борец за качественную, а не халтурную работу. Не думала, что выполнение на «отлично» может быть наказуемо и охарактеризовано как «плохо», вот уж поверьте.

– У немцев, поверь, все всегда на высоте, и меня смущает тот факт, что ты умеешь сделать еще лучше. И без жалоб.

– А я могу жаловаться? Не знала, а то бы давно…

– Не дерзи, слишком много себе стала позволять, забыла про лагерную жизнь? Может, вернуться хочешь?

– Может. Я не знаю, что я вам сделала и в каком месте дорогу перешла, но если посчитаете нужным меня вернуть в лагерь, без проблем, приму молча. Я сильная. Самодостаточная. Я все выдержу! Любое испытание!

– Как ты заговорила? Что же побудило вдруг вести со мной такой диалог? Я тебе не враг, Мария, и ты это знаешь.

– Знаю и благодарна за многое, но пытаться меня шантажировать или ущемлять в чем-то, поверьте, не стоит того. Я за свои годы столько хлебнула, что ни вам, ни вашим детям не пожелаю.

– Ты же мать?

– Да. У меня есть сын.

– Значит, понимаешь, что это такое, когда разлука временная с родным ребенком, а когда навсегда.

– Понимаю. Прошу прощения, если затронула за больное.

– Поражаюсь твоему уму. Ты все схватываешь на ходу и соображаешь быстро. Без лишних вопросов уже знаешь ответ. Нам нет повода для ссор. Тебе пора.

– Благодарю. Приношу свои извинения, если я была бестактна по отношению к вам, фрау.

– Возьми на кухне пирог, который испекла для завтрака сегодня, я успею сделать другой. И да, Мария, будь осторожна. Береги себя.

– И вы, фрау.

Я вышла и пошла по давно знакомой мне тропинке. В голове пыталась сообразить, что случилось с детьми Эммы. Понимала, что перегнула палку, но этот разговор рано или поздно должен был состояться, вопрос только времени. Иногда я замечала за собой, что могла вспыхнуть как спичка, но вовремя могла осечься, чтобы потом не жалеть о содеянном. Над этим я постоянно работала, думала основательно, но действовать всегда старалась быстро.

Как только я закрыла за собой дверь домика Ганса, вдохнула полной грудью спертый воздух, чувствовалась накопившаяся пыль. Хотя и смогла распознать нотки, которые принадлежали хозяину дома. Запах табака, одеколона в местах, где висела его одежда, гуталина, поленьев. Я легла на кровать и прижала к себе подушку. Мне хотелось надышаться, вот чего мне не хватало.

Покончив с уборкой, я отправилась в прачечную отнести грязное белье и забрать чистые полотенца. На обратном пути решила сорвать увиденные маленькие цветочки, на Родине их называли «гусиные лапки». Припрятав среди чистого белья в корзине букетик, отправилась обратно в домик. Шла и представляла нашу встречу с Гансом, хотя понимала, что все могло быть не так, как я этого хочу. Проходя мимо псарни, остановилась, подошла к вольерам, всех щенков уже знала по именам. И даже значение кличек у каждого было особенное. Я подошла ближе, трехмесячные малыши стали ластиться ко мне, поднимая все выше свои лапки. Вспомнила, как нас тогда в лесу поймали, собаки на нас быстро вышли. Но мне не было страшно, я никогда не боялась животных, тем более собак. Все детство спокойно относилась ко всем животным, без страха. И они меня любили. В десять лет оседлала сама коня, как бы матушка ни ругалась, а я смогла справиться. А ведь это был молодой жеребец. И мне почему-то всегда хотелось всех к себе приблизить, приласкать и дать понять, что я друг.

Протянув свою руку сквозь клетку, я продолжала гладить Бетси и Геракла, это были самые активные щенки, самые из самых, как о них говорили. Многие боялись подойти, чтобы погладить, даже с кухни не все девушки хотели приближаться к клеткам. А я периодически могла это позволить, и, главное, собаки меня запоминали и принимали дружелюбно.

Ко мне подошел конвойный и дал понять, что мне пора уходить. Настал час дрессировки. Я уже практически отошла от псарни, но издали наблюдала, как Геракл старался изо всех сил выполнять команды, а Бетси сидела в ожидании своей очереди. Я продолжила путь, как вдруг почувствовала на своем плече чью-то руку. И голос за спиной практически в ухо:

– Ведь тебя могли заметить.

Я сразу поняла, это был Ганс. Пыталась обернуться, но он создал препятствие рукой:

– Не оборачивайся. Не надо. Нас могут увидеть. Просто иди, а я за тобой.

– Я не пыталась скрыться. Просто подошла к щенкам, и меня видели конвойные.

– Я не про щенков, Мари.

– А про что?

– Я про цветы. Ты их положила в корзину и пошла. А потом остановилась у вольеров. Ты даже не представляешь, какая ты милая. Какая ты красивая. Нежная. Какая желанная. Я так сильно соскучился по тебе.

– Ганс…

– Я знаю, давай дойдем до места. Я только что приехал.

– Бани сегодня не полные людей, если надо. И обед я принесла.

– Дома умоюсь. У русских как обед называется?

– По времени у нас это уже ужином зовется.

– Это как?

– Это трехразовое питание. Завтрак, обед и ужин. Есть еще полдник, это как у вас ланч в виде перекуса.

– Не оборачивайся, я тебя слышу. Мне нельзя рядом идти, только на таком расстоянии.

– Знаю. Просто говорила вполоборота.

– Как много значений в трапезе у вас.

– Ну а что тебя смущает, русские любят покушать.

– Ха-ха, Мари. По тебе очень заметно. Мне кажется, ты вообще не ешь.

– Ну вот, кстати, я голодная сейчас.

– Родная моя. Я сейчас отойду в комендатуру, через пару часов вернусь, потерпишь? Вместе поужинаем.

– Хорошо. Я тебя даже не вижу, только слышу.

– Увидишь, главное, что я тебя вижу и слышу, хочу, очень сильно хочу, – Ганс прошептал последние слова и удалился в сторону.

Я дошла до домика, пытаясь удержать свое сердце на месте. Накрыла стол, достала сорванные цветы и поставила их в кувшин. Нагрела воды. Умылась сама. И приготовила для Ганса. А его все не было. На часах стрелки показывали почти восемь. Прошло в ожидании чуть больше двух часов. Я не знала, что мне делать. Уходить или оставаться. Подошла к окну, все было спокойно, никаких движений. Я безумно хотела есть. Решила, что надо уйти, страх был на груди, переживания. Но вдруг вошел Ганс. Он был с серьезным лицом, но не нервный, совершенно сдержанный. Прошел в комнату, снял фуражку, расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке, сел на стул, немного откинулся назад и с ухмылкой посмотрел на меня. Я не удержалась и спросила:

– Что?

– Ничего, вспомнил, как ты прятала цветы, а потом обнималась с немецкими овчарками.

– Я люблю цветы. И животных тоже.

– Я знаю. Заметил. Ты такая смешная.

– Какая есть.

– Злишься?

– Нет.

– Злишься. Я вижу. Ты так и не ела ничего?

– Нет.

Ганс тут же вскочил со стула, подбежал ко мне, схватил меня на руки и усадил на стул, присев на корточки около меня, поцеловал сначала мою руку, а потом погладил по бедру, тихо произнес:

– Ты когда злишься, заводишь меня.

– Что?

– Черт! Ты голодная! Я… Прости… Меня задержали. Я… просто там… Неважно. Давай за стол.

– Все готово, только подогреть что-то, все опять остыло.

– Садись. Я сам.

Ганс стал ухаживать за мной, и у него это получалось