Страж неприступных гор - Феликс Крес

Но почему-то не придавливало.

Броррок рифил фок и грот — он шел теперь параллельным курсом, под тот же ветер, которым пользовался измученный до предела корабль Риди. Чтобы не оставить его позади, «Кашалот» вынужден был замедлить ход. У Везунчика Мевева вдруг возникла мечта именно о таком корабле и такой команде. Но что толку в мечтах? Вместо того у него была необычайная, легендарная капитанша, которая как раз вылезла на палубу в чем спала — в помятой рубашке, незавязанных портках и с падавшими на лицо растрепанными волосами. Она отчаянно чесалась под мышкой и между ног, что было вполне понятно, поскольку кто-то притащил на корабль вшей, и все чесались точно так же.

— Это Броррок и Китар? — спросила она, откидывая назад волосы, звеня колокольчиками, зевая и таращась на корабли. — Ага, в самом деле они… Чего хотят?

— Чтобы ты завязала и подтянула штаны.

— Гм… а если серьезно?..

— Серьезно пока не знаю. Подтяни портки и скажи, что делать.

— Да что ты пристал к этим порткам? Снова тебе не нравлюсь или что?

Мевев задрожал при одной мысли о том, что ему снова придется раз за разом повторять: «Ты красивая, капитан, очень красивая».

— Ладно, неважно… Что будем делать?

— Встанем на якорь. Здесь можно?

— Не очень, — сухо ответил Мевев.

— Почему? А, потому что слишком глубоко?

Они почти касались килем континентального шельфа. Мевев мысленно посчитал до пяти.

— Потому что погода портится, и лучше было бы поискать какую-нибудь тихую заводь, вместо того чтобы торчать тут и терять время.

— Знаю, я просто так сказала, — ответила она, завязывая тесемки штанов. — Но все-таки бросим якорь. Как-нибудь успеем.

С громким звоном она повернулась кругом, разведя руками: «Ну как?»

— Прекрасно.

— Тогда бросаем якорь.

— Если хочешь с ними поговорить, тебе придется отправиться к ним самой. К одному или другому.

— Почему?

— Никто из них сюда не приплывет.

— Почему?

— Ты что, только сегодня родилась? Кто ступит на палубу корабля, который называется «Гнилой труп»?

— А, ну да. Забыла. Но это у них какое-то к нам дело, и я к ним не пойду. Постоим, подождем. Нет так нет.

— Бросаем якорь?

— Бросаем.

— Слишком большая волна, чтобы близко подходить друг к другу. И ветер мерзкий.

— Ничего. Может, так даже и лучше. Пошли к Брорроку ребят в шлюпке, будет вполне вежливо. А может, он им просто велит что-то мне передать?

— Как хочешь.

— Вечно тебе что-то не нравится.

Мевев сделал вид, что не слышит, или в самом деле не слышал, выкрикивая приказы.

— Тогда я иду чего-нибудь поесть, а ты спусти шлюпку на воду. И наверное, успею быстро вымыться? Как думаешь? Броррок считает меня грязнулей, ну так сегодня я его удивлю. Конечно, если он к нам явится.

10

Громбелардское путешествие посланников с самого начала было достойно смеха. Или моря слез.

Сперва оказалось, что Мольдорн даже и не думает отправляться в дикие горы.

— Я намерен ждать известий от пирата. Тот старик, который велел стукнуть меня палкой, стоит куда большего, чем тот, которого вы собираетесь откопать, — сказал он.

— Тебе не интересно, что может сказать страж законов всего? — искренне удивился Готах.

— А что может сказать старик, которого несколько лет тому назад замуровали живьем и завалили камнями? Хоть смертный, хоть бессмертный, ни один разум такого не выдержит. А даже если и выдержал, то я с самого начала не видел в том никакого смысла, Готах.

— Он пытался уничтожить Риолату Ридарету еще полтора десятка лет назад. Он знал, чем грозит ее существование.

— И ничего у него не вышло. Потом он пытался в Громбеларде поднять Серебряную или Золотую Ленту, чтобы спровоцировать войну с еще не готовым Алером. Это ему тоже не удалось. Если уж он мочится, то каждый раз себе на сапог.

— Не слишком ли грубо, ваше благородие? — укоризненно сказала Кеса.

— А ты не слишком деликатна, госпожа, чтобы продираться через дикие горы?

— Но через горы я продираться не буду. Это смешно, ваше благородие… Ты думал, я собираюсь отправиться в Громбелард? Слышал, Готах?

Онемевший Готах в очередной раз узнал нечто новое.

— Но… Значит, и ты не собираешься со мной ехать, Кеса?

Теперь уже удивилась посланница. Удивилась и испугалась.

— Неужели ты думал… Но почему?..

Готах сидел за столом, переводя взгляд с Мольдорна — который, похоже, с трудом удерживался от злорадной улыбки — на жену. Наконец он посмотрел на Йольмена, словно спрашивая: «Слышал? Что все это значит?»

Но старик превратно истолковал его взгляд.

— Гм… кхм!.. Я тоже не собираюсь, извини, дорогой друг. Это уже не для моих ног. А сушеное мясо не для моих зубов. Я поеду с Мольдорном. У нас в самом деле еще много дел… правда, Мольдорн?

— Действительно. Из формул Тамената следует больше, чем мы думали. Может, я слегка опережаю события, но… кто знает, не станет ли вскоре наша княжна вполне для нас предсказуемой? Математически предсказуемой, по крайней мере, если говорить о ее «рубиновой» составляющей. Вероятно, мы можем с большой точностью определить интервалы активности Отвергнутых Полос, а значит, и Рубина. Мы отметим дни, когда княжна ни на что не способна. Вообще ни на что, ибо без своего Рубина она никто и ничто.

— Вот насчет этого мы никогда не придем к согласию, — заявила посланница.

— Погодите, — сказал Готах. — В Тяжелых горах живьем похоронили стража законов всего, единственное существо в Шерере, которое понимает все, связанное с Шернью. Идет война Шерни с Алером. Четверо посланников пытаются не допустить встречи живого символа Отвергнутых Полос с живым символом Ферена. И из этих четверых посланников трое говорят, что у них есть дела поважнее, чем поиски какого-то закопанного старика.

— Дорогой, у меня нет никаких дел поважнее. — Кеса чувствовала себя виноватой. — Я просто… никак не могу ехать в Громбелард. Ведь я знаю, что это за край. Как ты себе это представлял? Что я сяду на коня, а вечером в лагере… сделаю себе из двух плащей маленькую палатку, какие умеют сооружать солдаты?

Готах посмотрел на жену — на жемчужно-розовые ногти поднятой руки, на бронзового цвета платье с зелеными вставками; больше же всего внимания он уделил тщательно уложенным волосам и изогнутым дугам королевских бровей. Взгляд его остановился на тонкой, как паутинка, золотой цепочке на безупречной шее.

Да, он не представлял. Он думал о том, что они просто возьмут и поедут, но никогда не опускался до деталей. До палатки из двух плащей, влажного одеяла и вонючего дорожного мешка из козьей шкуры, хохота наемников у дымящего лагерного костра…