Грозовой перевал - Эмили Бронте

Я решила, что жизнь дороже, и отступила за порог в ожидании прихода других обитателей Грозового Перевала. Мистера Хитклифа нигде не было видно, а Джозеф, за которым я пошла на конюшню и которого я попросила проводить меня в дом, уставился на меня во все глаза, пробормотал нечто нечленораздельное, наморщил нос и наконец проговорил:

– Ах ты, Господи, мать честная! Какой же добрый христианин уразумеет, что тут эти кисейные барышни изволят пропищать? Ничегошеньки не понимаю!

– Я прошу вас проводить меня в дом! – громко и отчетливо проговорила я, полагая, что старый слуга глух, и удивляясь его неприкрытой грубости.

– И не подумаю! Делать мне, что ли, больше нечего? – ответил он и продолжал свою работу. При этом он так открыл створку фонаря, чтобы свет падал на меня, и бесцеремонно рассматривал мое платье и лицо (первое – слишком нарядное на его вкус, зато второе – настолько печальное, насколько ему хотелось).

Я обошла весь двор и через калитку приблизилась к другому входу. Тут я набралась смелости и постучала в дверь в надежде, что из нее выйдет более вежливый слуга. Через некоторое время дверь открыл высокий худой человек, без галстука и шейного платка, одетый крайне небрежно. Черты его лица было трудно разобрать под космами волос, но глаза его были словно призрачное отражение глаз Кэтрин, откуда ушла вся их красота.

– Что вам здесь нужно? – спросил он недружелюбно. – Кто вы такая?

– Раньше меня звали Изабелла Линтон, – ответила я. – Мы встречались с вами, сэр. Недавно я вышла замуж за мистера Хитклифа, и он привез меня сюда, смею надеяться, с вашего разрешения.

– Так он вернулся? – спросил этот нелюдим, глядя на меня словно голодный волк.

– Да, мы только что прибыли, – сказала я, – но мой муж оставил меня у кухонной двери. Я хотела пройти в дом, но ваш малыш почему-то вознамерился изобразить из себя бдительного стража и заставил меня уйти, чуть не натравив своего бульдога.

– Хорошо же, что это исчадие ада – Хитклиф – сдержал слово! – взревел мой будущий домохозяин, вглядываясь во тьму за мной и выискивая взглядом моего супруга. Далее он разразился потоком ругательств и угроз, красочно описывая то, что он сделал бы с этим “дьявольским отродьем”, если бы тот подвел его.

Я уже пожалела, что попыталась войти в дом через этот вход, и почти что решилась выскользнуть во двор, но тут грозный хозяин прекратил свою ругань, приказал мне войти и тут же запер за мной дверь. В камине ярко горел огонь, но только он освещал все огромное помещение, пол в котором сделался серым от грязи. Оловянные блюда, когда-то натертые до блеска, на которые я засматривалась девочкой, потускнели под слоем копоти и пыли. Я попросила вызвать для меня горничную, чтобы она отвела меня в спальню, но мистер Эрншо не удостоил меня ответом. Он мерил шагами залу, засунув руки в карманы и, кажется, совсем забыв о моем присутствии. Выглядел он при этом настолько погруженным в себя и не желающим общаться, что я поостереглась снова обеспокоить его.

Представь себе, Эллен, как тяжело было у меня на душе, когда я сидела – не одна, но в столь неприятной компании – у негостеприимного очага и понимала, что в четырех милях отсюда находится мой настоящий дом, населенный единственными на всем белом свете людьми, которых я люблю. Но сейчас я не могла добраться до них никакими силами, как будто бы нас отделяли друг от друга воды Атлантики. Я спросила себя: у кого мне искать утешения и поддержки? И, – заклинаю, не говори об этом Эдгару или Кэтрин, – среди всех моих бед самой страшной была невозможность найти того, кто мог бы стать мне союзником и опорой против моего мужа! Я надеялась найти на Грозовом Перевале убежище, ехала сюда почти с радостью, думая, что здесь не останусь с ним один на один. Но он слишком хорошо знал тех, кто будут нас окружать, и был уверен, что они не станут вмешиваться.

Я сидела, погруженная в свои невеселые думы, и время тянулось невыносимо медленно. Часы в доме пробили восемь, потом девять, а мистер Эрншо все ходил из угла в угол, глядя себе под ноги, временами издавая стон или злобно выкрикивая что-то. Я начала прислушиваться, не раздастся ли в доме женский голос, и меня охватило мучительное раскаяние и мрачные предчувствия, от которых у меня сначала перехватило дыхание, а потом полились слезы. Я сама не заметила, что плачу открыто, пока Эрншо не остановился напротив и не воззрился на меня, как будто бы увидел первый раз в жизни. Воспользовавшись этим, я воскликнула:

– Я устала с дороги, я очень хочу спать! Где горничная? Скажите, как мне пройти к ней, если она сама не идет ко мне?

– У нас нет горничной, – ответил он. – Придется вам обойтись собственными силами.

– А где же мне спать? – спросила я, не в силах унять плач. К этому времени я уже и думать забыла о собственном достоинстве, потому что усталость и мои беды совсем сломили меня.

– Джозеф отведет вас в комнату Хитклифа, – сказал он. – Вот дверь, отворите ее и наверняка найдете за ней нашего ворчуна.

Я готова была подчиниться, но он внезапно остановил меня и заявил очень странным тоном:

– Премного буду вам благодарен, если вы запрете дверь не только на замок, но и на щеколду. Не забудьте!

– Конечно, я запрусь, – ответила я, – но зачем, мистер Эрншо?

Меня совсем не радовала перспектива сознательно запереться один на один с Хитклифом.

– Посмотрите! – сказал он, вытаскивая из-под одежды пистолет необычного устройства, снабженный обоюдоострым складным ножом, примкнутым к стволу. – Разве это не великий искуситель для отчаянного человека? Я не в силах устоять – каждую ночь поднимаюсь с ним к этой двери и пробую, насколько хорошо она заперта. И если однажды я найду ее открытой – Хитклифу конец! Я убью его, пусть за минуту до этого в голове моей вспыхнут сотни доводов против, – меня словно дьявол подначивает махнуть на них рукой и покончить с врагом. А с дьяволом можно бороться только до известного предела: коль скоро он победит и час пробьет, – все небесное воинство не спасет Хитклифа!

Я внимательно рассматривала пистолет. Меня посетила отвратительная и в то же время необычайно притягательная мысль: какой же властью я будут обладать, если смогу завладеть им! Я взяла пистолет из рук Эрншо и дотронулась до лезвия. Хозяин Грозового Перевала с удивлением следил за выражением, появившимся на краткий миг на моем лице: не ужас то был, а зависть. Он ревниво выхватил у меня пистолет, закрыл нож и вновь спрятал свое оружие под одеждой.

– Можете рассказать ему об этом, мне наплевать! – заявил он. – Предупредите его, оберегайте его, станьте его сторожевой собакой. Вы знаете, в каких мы с ним отношениях, как я вижу. Вы ведь совсем не удивились этой угрозе.