Сципион. Социально-исторический роман. Том 1 - Юрий Тубольцев

Солдаты разошлись по своим палаткам и занялись завтраком, при этом каждый время от времени поглядывал на шатер полководца, однако сигнал к бою пока не появлялся. Консул решил действовать наверняка, потому отложил срок сражения. Он собрал большой конный отряд, добавил к нему когорту метателей и, возглавив эти силы, отправился из лагеря, чтобы лучше изучить окрестности, а также неприятеля.

Долины двух рек Пада и Тицина предоставляли возможность развернуться любому войску. На широких бурых после горячего летнего солнца равнинах есть где сразиться, здесь достаточно места и для победы, и для гибели. У Публия дух захватывало, когда воображенье рисовало ему, как через день или два он будет нестись на коне по одному из этих полей навстречу строю карфагенян.

Тем временем отряду повстречались разведчики из числа галлов, дружественных Риму, которые возвращались из лагеря Ганнибала. Консул, не слезая с коня, переговорил с ними и двинул отряд дальше. К Публию подошел ликтор и сказал, что его ждет полководец. Сын, не мешкая, подъехал к отцу и сделал движение, чтобы спешиться из уважения к власти высшего магистрата, но отец позволил ему остаться на коне. Они поехали рядом.

— Ну как, Публий, настроение? — спросил консул.

— Сегодняшний день для меня потерян, ведь сражение не состоялось. Настроение соответствующее, — ответил Публий.

Консул как бы забыл, что разговор уже начат, и после некоторой паузы предложил ему иное вступление:

— Вот ты беспокоился о толпах слонов у Пунийца и меня пугал. Я ломал голову над тем, куда бы их запрятать, чтобы не мешались. А боги их уже упрятали в альпийские ущелья. Несколько штук осталось. Наверное, специально для представления их нашей толпе во время триумфа.

— Ты уверен в триумфе, в победе? — настороженно спросил Публий.

— Да, мы обязаны победить, а значит, победим. У нас нет другого выхода. Однако Пуниец, этот юный наглец, весьма не прост.

— Ясно, что не прост тот, кто осмелился начать такую войну, кто прошел полмира, вознесся выше Олимпа, сравнялся с Геркулесом и зашел в тыл Риму, — с горячностью перебил Публий.

— Мои галлы рассказали, что он привел в их долины полумертвецов, однако сейчас они ожили и кипят страстью к бою, беснуются злее варваров. Ганнибал устроил им гладиаторские бои на свой манер.

— Уж не по своей ли кончине?[1]

— Не перебивай, — спокойно, но решительно сказал отец, — это серьезно. Он выставил перед войском пленных горцев и спросил, кто из них желает сразиться в поединке, чтобы в случае победы избавиться от участи раба, получить оружие, доспехи и занять место в рядах его наемников. Все галлы заявили, что жаждут схватки.

— Тогда составленные по жребию пары стали биться с таким ожесточением, что заразили азартом все войско, — продолжал консул. — После нескольких поединков Пуниец остановил представление и заявил солдатам, что сыграл перед ними сцену, где представил их собственную судьбу. Так же, как и у этих варваров, у них, пунийцев, вся надежда на оружие. Он ярко обрисовал их положение в случае поражения. Самый последний африканец понял свой выбор: победа или смерть. Вдобавок он наобещал им горы сокровищ, каждому солдату по два раба из нас, римлян, за одного из ныне сопровождающих его людей, которых он в свою очередь освободит и поставит господами опять же над нами.

— У вождя торгашеского государства и цель торгашеская, — не сдержал гнева Публий.

Старший Сципион продолжал спокойно и размеренно:

— Нас же, римлян, он объявил захватчиками, которые отняли у них Сицилию и Сардинию, а теперь указывают свободным народам, с кем им воевать, с кем дружить, вмешиваются в чужие дела. Вот что говорит нарушитель договора. Как видишь, настоящий оратор любое событие повернет себе на пользу. Кстати сказать, он прошелся и на мой счет. Назвал меня «шестимесячным полководцем», выигрышно изображая, что он де бессменный вождь с пеленок и на всю жизнь.

— Действительно, полководцы у них пожизненные, теряют власть вместе с жизнью. Я слышал, что при неудачах войско их съедает. Так, отец?

— Ты, Публий, в насмешках Ганнибалу не уступаешь. Любопытно было бы свести вас вместе, то-то вы бы поострили. А на твой вопрос скажу: да, бывали у них случаи даже в войну с нами, когда командующего, потерпевшего неудачу, войско само казнило.

— Так вот, этот молодой пуниец совсем не прост, — после паузы продолжил консул. — Он лихо управляется с войском, умеет в надлежащем виде содержать и дух солдат, и их материальную субстанцию, если выражаться в духе твоих греков, но на нашем языке. Если же мы не уничтожим его здесь же и сразу же, война затянется. Дальше, когда он обеими ногами упрется в землю Италии, справиться с ним будет гораздо сложнее. Он знал, зачем шел сюда, он мутит галлов, которые и без того никогда от любви к нам не изнывали. Дай им только повод, оступись, и они ударят тебя в спину. Мы должны уничтожить его сразу, с первого удара.

Некоторое время они двигались молча, потом старший Сципион, сменив тон на более жизнерадостный, не без лукавства поинтересовался:

— Ну как, Публий, ты выбрал поле для боя?

Молодой воин, углубившийся в смысл услышанного, забыл, зачем они совершают эту поездку. Теперь же он прояснил взор и осмотрел округу.

— А вот хотя бы это, — встрепенувшись, сказал он. — Видишь: рельеф как бы переломлен. Если мы сойдемся с ними здесь, то начинать нам доведется на несколько худшей позиции, зато, когда они едва заметно дрогнут, мы легко погоним их под уклон, причем конница вон там по кратчайшему пути может зайти им в тыл. Здесь мы их всех и уложим.

— Что там? — уже не слушая юношу, озабоченно сказал отец, указывая в даль.

В миле от них у подножия пологого холма Публий увидел туманное пятно и не сразу понял, что это пыльное облако.

Консул остановил отряд и велел ему перестроиться, чтобы охватить как можно больший участок равнины. Облако ширилось и удлинялось, надвигаясь на них. Наконец его фронт замедлился, и римляне различили пунийских всадников, которые после некоторого замешательства тоже стали разворачиваться поперек долины. Гуща карфагенских сил все еще скрывалась в пыли.

Через некоторое время выяснилось, что враг намерен сразиться. Чернота, выползающая из-под пылевого облака, растекалась по равнине широким строем конных подразделений. Судя по всему, римляне встретились с пунийской конницей, которая так же, как и они, вышла на разведку.

Консул подвел свое войско ближе к противнику и построил его к бою. Впереди расположилась легковооруженная пехота и галльская конница, а далее стояли римские и союзнические турмы. Первыми воинский клич издали африканцы и устремились вперед. Римские метатели, оробев, слишком поспешно, а потому почти бесполезно, выпустили свои снаряды и торопливо скрылись за рядами всадников. Началось конное сражение. Долгое время Победа колебалась, выбирая достойнейшего. Воины обеих сторон бились ожесточенно, стремясь отличиться перед своими полководцами. О том, что у противника руководит боем сам Ганнибал, римляне узнали скоро: Пуниец намеренно показался им на глаза, видимо считая, что его присутствие должно поколебать стойкость римлян. Вдруг из-за рядов ливийской и испанской конницы появились полчища нумидийцев, которые растянули фронт за пределы досягаемости для меньшей количественно да еще и сгрудившейся в центре римской армии и стали окружать противника, метя ему в тыл. Легковооруженная пехота, занимавшая теперь позицию позади основных сил, обнаружила опасность атаки нумидийцев и бросилась бежать. Услышав панические крики у себя в тылу, галлы, составлявшие первый ряд, также ударились в бегство, внося разлад в ряды римских всадников. Через несколько мгновений все войско готово было позорно оставить строй, но в этот момент вперед пробился консул и, увлекая за собою лучших граждан, бросился в ряды карфагенян. На некоторое время восстановилось равновесие, но тут Сципион упал с коня, сраженный вражеским копьем, и это окончательно сломило римлян.

Публий с начала сражения пробивался на передовую сквозь ряды союзников и галлов. Он достиг врага, когда отец с кучкой бойцов бросился в атаку, чтобы переломить ход боя и настичь ускользающую Викторию. Однако, прежде чем Публий успел присоединиться к этому отряду, консул на его глазах пал, пронзенный врагом. Следом погибли еще трое растерявшихся солдат. Вокруг полководца образовалась пустота, и двое африканцев спрыгнули с коней, чтобы завладеть его телом.

Тут Публий взорвался ярым гневом, какого никто не подозревал в столь, казалось, уравновешенном, рассудительном юноше. Он забыл об осторожности, необходимой в первом бою, когда новобранец ввиду неопытности выступает не столько стяжателем славы, сколько добычей соперника, забыл о своем великом предназначении и рванулся напролом во вражеский строй, разом поставив под удар свои надежды, свое будущее. В следующий миг конь грудью проглотил копье и рухнул. Публий не помнил, что упал с коня, и уже бежал с мечом в руке. Из гущи вражеского строя в него полетели сразу два дротика. По недостатку сноровки он проглядел момент броска и, когда заметил нападение, увернуться от смертоносных снарядов уже не было возможности. В события вмешалась судьба и пронесла дроты мимо: один пролетел за спиною, другой у груди, так что двигайся он медленнее — был бы поражен первым, чуть быстрее — вторым.