Последний бой - Тулепберген Каипбергенович Каипбергенов

Есть, есть в «Жаналыке» и честные люди. Это и Мамутов, и Аралбаев, и Худайберген... Но и их приучили молчать. На Востоке бытует поговорка: «Незрячего ведет зрячий». Прав писатель: сколько лет зрячих, словно слепых, водили зрячие же и убеждали: «вы не видите». И — не видели. Старались не видеть. Срабатывало «возвышенное очковтирательство», срабатывала «система» сержановых, угнездившаяся в большом и малом. Разве и наш слух не услаждали дутыми цифрами?.. Да, «Жаналык» — малая модель общества застойных лет. Ту же по сути ситуацию наблюдаем и в романе украинского писателя Ю. Мушкетика «Рубеж». За успехами гремевшего на всю страну председателя колхоза Пароконя — завышенные показатели, скрытые земли, низкие урожаи. Та же «система», пустившая глубокие корни...

Жаксылык Даулетов, новый директор совхоза «Жаналык», — а это во многом рупор идей самого автора — понимает: дух Сержанова в хозяйстве живуч, «каждый участок отражает его систему, каждый бригадир — маленький Сержанов». Жаналыкцы представить себе не могут, что «Сержанов уйдет, а хозяйство останется, скорее наоборот».

Снова повторю: роман писался до свежих перемен, но как остро подняты в нем проблемы, о которых сейчас говорим в полный голос. Писатель устами своих героев — Даулетова, Шарипы, наконец, впрямую, «от автора», оперируя цифрами, выкладками, фактами, показывает, к чему ведут забвение принципов демократии, беспрекословное подчинение «вершителям судеб». Трудно выходят из этого состояния люди. Сейчас видим — как это трудно... Жаналыкцы приучены к согласию во всем и вся, к призывным речам. Не узнаем ли в них себя и мы?..

Роман предварил тот разговор, который идет сейчас у нас в стране — в печати, в литературе — в полный голос. В самом воздухе, которым пронизана книга, витает слово «перестройка». Ее настоятельную необходимость понимает и Даулетов. Жаксылык Даулетов — специалист по нравственной экономике. Не правда ли, эти два слова мы не часто соединяли вместе. Нравственность и экономика долгие годы жили в отрыве друг от друга. Отсюда наши многие беды...

Связана с нравственностью и актуальнейшая в наши дни экологическая проблема. Тема природы всегда нравственна, отношение к природе выявляет человеческое в человеке. На слуху у всех «Прощание с Матёрой» В. Распутина, «Царь-рыба» В. Астафьева, «Плаха» Ч. Айтматова... В роман Тулепбергена Каипбергенова входит тема Арала... Я вспоминаю, как на одном из писательских пленумов прозаик страстно выступал в защиту Арала. Съеживается море, этот добрый бездонный «котел», искони кормивший каракалпаков рыбой, спасавший предков от голода в неурожайные годы. Иссыхает Амударья, источник, вспоивший древнейшие цивилизации Востока. Ветер несет на обезвоженные земли соль. Меняется климат Приаралья... Причина — наше расточительство. Перестали «считать» воду... Об этом говорит автор романа устами гидролога Шарипы.

Спор двух братьев — Нуржана и Ержана Сержановых — спор мировоззренческий. Нуржан, рыбак, берёг Арал, боялся обесплодить его, всегда стремился «долг» отдать, тот, что во имя добра люди призваны отдавать друг другу. Нуржан — хозяин на Земле, в отличие от Ержана, временщика.

Спор братьев — спор добра и зла, что рядом соседствуют, об этом и говорила когда-то внуку, Жаксылыку, старая Айлар. Вывод, к которому автор подводит нас: «Зло и добро, с которыми сталкиваемся, не со стороны являются к нам..., так перепутаны, что не сразу и разберешь, где кончается одно и начинается другое. Они не только в одном ауле, они в одном человеке порой уживаются. В одном поступке».

Само имя Даулетова символично. Жаксылык — значит «доброта». Так каким должно быть добро? Всепрощающим? С «кулаками»?.. И что такое — добро? зло?.. Не есть ли зло одичавшее, распущенное добро? Сплошь и рядом: пекутся о благе, а дело злом оборачивается. Ведь и Сержанов, и герой Мушкетика искренне верили, что творят добро, пользу.

Даулетову, наконец, открывается, почему старая Айлар говорила, что родина добра и зла — их аул. Да, два человека живут в каждом их нас. И «наша лень, разгильдяйство, чванство и дурь наша способны иссушить моря, поворотить реки, изменить климат половины планеты... И, напротив, наша добросовестность, наш труд, ум, честь способны растекаться по всей земле и многих осчастливить».

Могут, могут упрекнуть писателя в назидательности, в «чистой» публицистике. В этих раздумьях Даулетова, в страстных речах Шарипы мы действительно слышим голос самого автора. Но это не умаляет значения романа, его гражданского звучания.

Но и руку чуткого художника узнаем — в массовых ли сценах, в порывах ли одной души, и, конечно же, там, где явится на страницы природа — великая, вечная, дарующая нам жизнь...

Роман поднимает много проблем нынешнего дня. Будоражит, тревожит, заставляет повернуться прежде всего к себе, внутрь себя, ибо «добро и зло уживаются в одном человеке». Да и не это ли цель всего творчества Тулепбергена Каипбергенова, писателя, исповедующего Совесть, Милосердие, Доброту.

Маргарита Ломунова

ДОЧЬ КАРАКАЛПАКИИ

Книга первая

1

Резким движением Зарипбай отдернул полог, вошел в юрту. В налитых кровью узких глазах билась ярость:

— Проклятая тварь! Оставишь ты мой дом или гнать тебя, как собаку?!

Санем кротко склонила голову, не смея взглянуть на мужа. Ответила тихо, испуганно:

— Сжальтесь, отец... Приводите ее. Разве ж я вам помеха?.. Куда мне с такой малюткой?

— Кто придет в этот дом, пока здесь ты, сатана?! — гневно сжал кулаки Зарипбай.

— Я сама... — едва шевелила Санем пересохшими губами, — я сама пойду к этой девушке и приведу ее. Только молю вас, отец, не обрекайте нас... Не гоните!..

Но пустое, безнадежное это дело — пытаться разжалобить Зарипбая. И Санем, которая живет с ним не первый год, пора бы уж знать об этом. Однако горе безрассудно и зачастую ищет спасения там, где уготована гибель.

— Нет у меня времени болтать тут с тобой... Уйдешь, спрашиваю?.. Уйдешь ты отсюда? — грозно надвинулся Зарипбай на маленькую, съежившуюся в страхе женскую фигурку. — Молчишь?!

Широкая, заросшая густой ржавой шерстью короткая рука потянулась за прислоненной к стене лопатой. Санем видела, как поднялся, повис над головой прилепившийся к черенку серый комок глины. Комок высох, растрескался и, потревоженный взмахом лопаты, начал осыпаться мелкой крошкой. Санем смотрела на него. Вот отвалился еще один кусок. Теперь на черенке оставался последний, совсем крохотный комочек.

Игравшая на