Огнепоклонники - Бапси Сидхва
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну да, это у нее не мясо, а воздух, — пробормотал Фредди, чувствуя, что рушатся основы его семьи.
А Джербану действительно была больна. Ее почки, печень, желчный пузырь, суставы поочередно выходили из строя, не выдерживая неравной схватки с жиром. Джербану донимали боли, от которых ее никто не мог избавить, кроме «английского доктора».
— Английского доктора позовите! — стонала она. — Английского!
Все другие врачи были не в счет.
Фредди, которого подташнивало при одной мысли о том, во сколько это обойдется, тем не менее вынужден был послать именно за английским доктором.
Доктор оказался плюгавым англичанином свирепого вида, лысым и усатым. Он сразу и навеки завоевал сердце Фредди, когда объявил:
— Ничего страшного. Нужно соблюдать диету, и все пройдет. И никаких штучек на чистом масле, на чистых сливках! Ни масла, ни сливок и ничего жирного вообще!
Но минуту спустя Фредди снова погрузился в бездну отчаяния.
— Доктор, — трогательно стесняясь, начала Джербану. — Я не хотела расстраивать дочку, но у меня часто грудь болит… Вот здесь. У меня больное сердце… мне давно сказали, что сердце у меня слабое. Что мне делать, доктор? Неужели мне суждено умереть в расцвете сил?
Слезы полились из красивых блестящих глаз Джербану.
— Мама, не плачь! Моя бедная мама! — зарыдала Путли в соответствии с требованиями момента.
Врач выстукал бочкообразную грудь Джербану, выслушал стетоскопом и возвратил Фредди к жизни.
— Изжога на почве переедания, — определил он. — Ничего другого не может быть. Сердце работает, как хороший мотор. Увидимся лет через тридцать, если раньше не наступит конец света.
Оглядываясь потом на прожитые годы, Фредди видел, что никогда его звезда не опускалась ниже, чем в те времена. Одно к одному — все шло не так, как надо. Его здоровье пошатнулось, в мыслях не было ясности, запас энергии почти иссяк. Так сильно было губительное действие Сатурна в его гороскопе, что проходили недели, Джербану все крепче забирала бразды правления в свои руки, а Фредди бессильно следил, как ломается его жизнь.
Джербану расхаживала по дому с вызывающе самодовольным видом, злобно поблескивая глазами, взгляда которых Фредди старался избегать. При малейшем несогласии, при самой робкой попытке ослушаться Джербану взрывалась яростными, негодующими криками, явно рассчитанными на соседей. Или, наоборот, обиженно выпучив глаза, она надолго погружалась в слезливую меланхолию, так что Фредди, опасающемуся за постоянно беременную жену, приходилось улещивать тещу подарками.
Фредди чувствовал, как все эти вопли, слезы и вымогательства постепенно затягивают его в омут.
Не выдержав однажды, он взмолился:
— Ради бога, не орите вы во весь голос! Осел и тот так не орет. По-человечески не можете сказать? Что о нас соседи подумают?
Его несдержанность повлекла за собой такую кару, что Фредди больше никогда не срывался.
— Теперь уже мой собственный зять смеет обзывать меня ослицей! — зашлась в визге Джербану.
Неопрятный узелок на тещином затылке развязался, и тощая косица волос дергалась между лопаток.
— Мне в этом доме рта не дают раскрыть! Путли, доченька, увези меня отсюда… Доченька, увези меня в родную деревню! Ни минуты больше не останусь я в этом доме, ни минуты!
Она бросилась в объятия дочери и громко рыдала у нее на груди.
Путли сверлила Фредди взглядом, ее губы были осуждающе сжаты.
Рассуждения подруг матери явно оказали свое действие. Путли сухо спросила:
— Ты как смеешь обзывать маму ослицей! Ну как ты смеешь? Хотела бы я видеть человека, который запретит ей разговаривать в собственном доме!
— Кто ей запрещает разговаривать? — вяло возразил Фредди, в глазах которого стыло смятение. — Я просто попросил, чтоб она не кричала.
— Попросил? Просто попросил? — Джербану, как кобра, подняла голову с плеча Путли. — Ты оскорбляешь меня на каждом шагу, ты мне дышать не даешь: этого не делай, этого не трогай! Мне страшно рот раскрыть, каплю воды выпить страшно!
Ярость захлестнула Фредди — идиотские, нелепые выдумки! Это он вынужден на цыпочках ходить по собственному дому, это он не смеет слова сказать, чтобы не вызвать очередной взрыв. Однако больнее всего он был уязвлен заявлением тещи о капле воды!
— Капля воды! — Фредди задыхался от негодования. — Куда ей поместиться, этой капле, если вы без конца наливаетесь и вином, и молоком, и шербетом, и коньяком!
Его остановил ледяной взгляд Путли.
Фредди сник под взглядом жены, вжал голову в плечи и побрел по ступенькам вниз.
Звездам явно было недостаточно семейных неурядиц Фредди, и они обрушили град ударов — один другого сокрушительней — на его торговые дела. Фредди упустил контракт на оптовую поставку вина лахорскому Джимхана-клубу, армейское интендантство неожиданно нашло себе других поставщиков сахара и муки. В лавку заходило все меньше покупателей: они предпочитали лавочников, головы которых не были забиты тещами, — те их лучше обслуживали. Отчаявшийся Фредди надеялся хотя бы получить лицензию на монопольную продажу пива с пивоварни Мури, но в самую последнюю минуту и это дело сорвалось.
И тут Фредди сделал странное открытие — он уловил прямую связь между постоянным невезением в делах и тещиными скандалами. Ненависть Джербану была фактом его жизни, и у Фредди не было сомнений в том, что она желает ему зла. Обнаружив, что тещины проклятия и слезливые сцены совпадают с деловыми неудачами, Фредди испугался не на шутку. Ужас перед происходящим окончательно подавил его волю.
Исполнилось пять лет со дня приезда Фредди в Лахор.
Глава 3
Фредди исхудал, его щеки запали, глаза утратили блеск. Он решил обратиться к факиру.
В холодный предвечерний час — в Лахоре зимой бывает очень холодно, зато летом жара — Фредди, трясясь от озноба в своем пиджачке, вышел из лавки и уныло побрел в направлении довольно обшарпанного дома, где, как ему сказали, жил факир. Говорили, будто факир общается с духами и вообще очень преуспевает в своих таинственных делах.
Фредди долго слонялся по мрачным коридорам старого дома, не находя в себе сил спросить дорогу. По чистой случайности он вышел прямо к обители факира — увидел его в открытую дверь.
Факир, всклокоченный и длиннобородый, в одной набедренной повязке, сидел в позе лотоса на грязноватой подстилке.
Покрыв волосы носовым платком, Фредди почтительно остановился на пороге комнатушки с голыми стенами, в которой стоял запах благовоний.
Факир пребывал в йогическом трансе. Фредди рассматривал его волевое лицо, натертое сандаловым пеплом, крупные опущенные веки. Руки факира были украшены серебряными браслетами, на груди красовался целый набор амулетов и разноцветных бус. Вокруг его подстилки полукругом были расставлены флаконы, фарфоровые ступки, разложены кусочки пергамента с астрологическими знаками. Все это произвело большое впечатление на Фредди, и он погрузился в благоговейное созерцание.
Внезапно факир открыл свои огромные черные глаза, свирепо оскалился и прорычал:
— Входи, убийца!
Фредди был не в том состоянии, когда можно не дрогнуть от такого приветствия. Он подскочил, сильно ударившись головой о притолоку, и, споткнувшись о порог, почти упал в комнату.
Кое-как встав на колени, он коснулся немытых ног святого. Факир отпрянул, как монашка, которую ущипнул пьяный. Плотней подобрав под себя ноги, факир положил на место сдвинувшийся клочок пергамента и быстрым движением руки указал Фредди, где сесть.
Фредди попятился и, дрожа, сел перед факиром на пятки. Флаконы и ступки стояли как стена, отделявшая его от святого.
— Ну, убийца? — спросил факир, приглашая этим любезным вопросом изложить цель прихода.
Фредди побледнел и отшатнулся. Тысячи мыслей вертелись в его голове. Может быть, факир ясновидящий? Нет, об убийстве он даже не помышлял! А вдруг факир знает и о поступках, которым еще только предстоит совершиться? Боже сохрани! — передернулся Фредди. Он огромным усилием воли заставил себя собраться и выговорить:
— Не убийца, а ваш ничтожный раб, попавший в беду.
Факир вскинул руки в браслетах и поднял к небу затуманившиеся глаза. У него это вышло так эффектно, что Фредди, окончательно убедившись в святости и могуществе прорицателя, простерся перед ним — за стеной флаконов — с мольбой:
— Святой человек, ты должен мне помочь. Спаси меня, святой человек!
— Сядь! — приказал факир.
Фредди сел, не отрывая взгляда от глаз факира, — расширившиеся зрачки, недвижные, как у змеи, настойчиво требовали, чтобы Фредди раскрылся, извлек из глубины своей души все те жаркие, чудовищные тайны, которые иной раз мучили его не только во снах… Едва различимый сигнал тревоги прозвучал в его одурманенном мозгу: а вдруг этот человек отнимет у него душу?