Огнепоклонники - Бапси Сидхва

Гостеприимство оказывалось любому парсу, если даже он просто проезжал через Лахор. Знали его или нет, не имело значения — стоило пронестись слуху, что едет парс, как по меньшей мере одна семья являлась на вокзал с угощением, с выпивкой и развлекала гостя, пока стоял поезд.

Мистера Аденвалу приняли тепло и радушно.

Обходительный, говорливый страховой агент подбрасывал в воздух восторженно визжавших детей. Он обезоруживал тонкой лестью строгих мамаш, звал барышнями бабушек. Джербану ластилась к нему, как перекормленный щенок. Даже у Путли появился румянец на щеках и игривость в поведении. Ну, если не игривость, то привлекательная оживленность. Мистер Аденвала рассказывал рискованные истории при дамах, а оставшись в мужском кругу, потешал мужчин соленейшими анекдотами.

Мистер Аденвала чаровал всех без разбору, был одинаково внимателен к лысоватой миссис Чайвале и к миссис Вискивале — зеленоглазой хохотунье. Он мог с равной непринужденностью хлопнуть по спине чопорного Вискивалу и компанейского Пивовалу. Все были от него в восторге, все много веселились, много смеялись, и Фредди не отставал от других.

Целую неделю провел в Лахоре обаятельный, сладкоречивый Диншо Аденвала — приехал в воскресенье, а уехал в следующую субботу. Его умоляли погостить еще. Он никак не мог — обещал жене вернуться к Новому году, сами понимаете. Как жалко, ну что это такое? Отпустили под честное слово, что он приедет опять и уж тогда спешить не будет!

Парсы отмечают все праздники на свете, соблюдая все обычаи, связанные с ними, поэтому стремление Аденвалы встретить европейский Новый год в кругу семьи было естественным и понятным.

Суббота перед отъездом Аденвалы прошла в больших хлопотах. Парсы один за другим расписывались в соответствующей графе. С напряженными лицами, медленно выводили свои подписи женщины. Джербану вообще предпочла обойтись отпечатком пальца.

Потом всей гурьбой отправились на вокзал провожать дорогого гостя. Он отбыл, на прощание энергично махая белоснежным платком, пока его поезд не скрылся из виду.

Парсы двинулись к выходу, оживленно болтая об Аденвале. Они привлекали к себе всеобщее внимание. Группа дико бородатых сикхов с изогнутыми мечами на поясах и с хоккейными клюшками в руках, разинув рты, таращила глаза на зороастриек, которые по-особому повязывали сари, выставляя спереди треугольный расшитый краешек. Сзади у зороастриек покачивались кисти ритуальных шнуров, завязанных вокруг талии. Лбы были плотно стянуты чопорными матхабанами. Мужчины щеголяли в отутюженных широких белых штанах, развевающихся свободных куртках, завязанных тесемками на шее, в плоских тюрбанах.

Словом, выглядели парсы достаточно примечательно.

Фредди посмотрел на сикхов и, заметив, куда устремлены разгоревшиеся глаза, стиснул зубы. Фредди не выносил, когда смотрели на его жену. Вообще в Индостане не любят, когда посторонние пялятся на женщин.

Фредди свирепо зыркнул на сикхов. Те сразу отвели глаза и зашагали в сторону, волоча по перрону свои клюшки. Мимо прошаркал брахман, на чисто выбритой голове которого был оставлен по обычаю клок волос. Брахман раскланялся с Банквалой. Что может быть общего между священнослужителем и учителем бальных танцев? — затормошили Банквалу развеселившиеся парсы. Банквала со смаком ответил.

Прошел величественный мусульманин с бородой, похожей на слюнявчик, отворачиваясь, как положено, от иноверцев. За ним тянулся хвост женщин, спрятанных под покрывалами, и детей. Двое мальчишек, приотстав, выкрикнули нараспев:

— Ворону съели парсы! Вороноеды парсы!

Джербану угрожающе шагнула к ним. Мальчишки тут же улепетнули к своим. Мужчины добродушно усмехались: когда человек много и громко говорит, его спрашивают — ты что, ворону проглотил? А парсы как раз славились тем, что, собравшись вместе, начинали все разом гомонить, как стая ворон.

Перрон опустел, парсы разошлись по домам, довольные проведенной неделей. Фредди вернулся в хорошем настроении и бодро отправился в лавку.

Покупателей не было, и от нечего делать Фредди стал подсчитывать, что ему даст страховой полис. Его губы раздвинулись в мечтательной улыбке, пальцы выстукивали энергичный ритм. Будет, будет он богат — может, к старости, но ведь как раз тогда ему больше всего и понадобятся деньги. Согретый ощущением обеспеченности и удовлетворения, он грезил наяву.

Увидев приближающегося Харилала, Фредди вздрогнул, сел прямо, стер улыбку с лица и с деловитым видом схватился за карандаш. Но поскольку делать было все равно нечего, он выписал столбиком суммы, которые ему придется выплатить за страховку. Рассеянно подбил итог и ахнул! Будто ступил на толстую, надежного вида льдину, а она треснула и он провалился в волны Ледовитого океана. Только тут Фредди наконец сообразил, в какой расход ввел его обаятельный гость. Астрономические суммы поплыли перед его глазами, и он тяжело повалился головой на руки.

— Вам плохо? — испугался Харилал.

Фредди отрицательно мотнул головой, и приказчик осторожно удалился.

По всей вероятности, Пивовала, Чайвала, Вискивала и Банквала испытывали такой же ужас в эти минуты.

Еле сдерживая слезы, Фредди старался уразуметь, что же толкнуло его на такую глупость. При том, как скверно шли дела в лавке, и надеяться нечего было выплатить страховку, даже частично. В какую аферу впутал их всех гость с медовым голосом, какую же змею пригрели они!

Фредди застраховал что только было можно. Застраховал детей, жену и тещу — тещу, исходя из ее старости, которой она всем прожужжала уши. Гость давал понять, что Фредди получит изрядный куш после тещиной кончины, а об отбытии Джербану на небеса говорил как о событии, которое вот-вот произойдет.

«Жди теперь!» — с горечью подумал Фредди.

Он готов был по щекам отхлестать себя за идиотскую импульсивность. Диагноз английского доктора не шел у него из ума — теща всех переживет…

Что касается лавки, то никаких надежд на то, что она сгорит, обвалится или что ее ограбят…

Фредди сжал побелевшие губы и застонал.

Глава 7

По мере того как шли недели, отчаяние все более плотным облаком окутывало Фредди. Он даже перестал обращать внимание на Джербану и позволял ей поедать за обедом всю куриную печенку и обгладывать все ножки. Путли заволновалась. Она попыталась выспросить мужа, но тот огрызнулся.

Фредди и так уже был в долгах, что парсы считают грехом. Хоть сумма была не так уж велика и он никому не говорил, что задолжал, но его воображению рисовались жуткие картины разорения, нищеты и позора. Фредди видел, как его объявляют банкротом и сажают в тюрьму, как идет с молотка имущество, как обнищавшая семья скитается от одних добрых людей к другим, прося милостыню.

Мрачные предсказания Джербану усугубляли его собственное ожидание катастрофы. Фредди не сомневался, что именно теща своими злобными пожеланиями и мерзким своим языком накликала беду. Против него действовали силы зла, сводя на нет все попытки выкарабкаться. Джербану была воплощением злых сил. Фредди опять чувствовал, как его затягивает в омут — с той только разницей, что на сей раз еще и с камнем на шее.

Выход настроению Фредди, как всегда, дала теща. Перед ужином она бродила из комнаты в комнату, набожно окуривая дом сандаловыми палочками. Тещина головная повязка была аккуратно заправлена за уши и свободно ниспадала на плечи, напоминая египетский головной убор. Джербану и за стол села, не подобрав ее, и Фредди подумал, что теща похожа на мумию.

Эта мысль лишь мимолетно отвлекла его от тягостных раздумий о том, что же будет дальше, и от мрачнейших предчувствий. Он угрюмо молчал и ел без охоты. Египетская мумия между тем умудрялась с непостижимой ловкостью и набивать рот, и трещать без умолку. Никто не слушал, что она говорит: Фредди обращал на нее не больше внимания, чем на муху, жужжащую над столом, Путли раскладывала еду по тарелкам, подливала воду в стаканы, следила, как едят дети.

Монотонный монолог Джербану длился и длился, пока она не произнесла тех слов, которые вывели наконец Фредди из отупения.

— Как же мне не переживать? — тараторила Джербану. — Может быть, мне уже не свидеться ни с братьями, ни с сестрами. Так они и умрут друг за дружкой, а я их и не повидаю. Ему, конечно, все равно! Вы на него только посмотрите — жует и жует, как жвачное животное, и ни о чем не думает. Он даже не слушает, какая ему разница, жива я или умру?

Жива или умру.

Жива или умру!

Слова тещи гулко отдались в мозгу Фредди и будто искорку зажгли там — забрезжила идея, которая заставила его вздрогнуть и побледнеть. Он почувствовал слабость в ногах. Руки так задрожали, что ему пришлось бросить салфетку на стол и в наигранном гневе выйти из комнаты, чтобы никто не заметил его состояния. Раньше он никогда себе не позволял такого, хотя Джербану случалось и посильнее донимать его. Путли и Джербану обменялись недоумевающими взглядами и долго сидели в молчании.