Август – июль - Вера Мусияк

Она хохотала так, как будто долго смотрела на что-то безумно смешное, но сдерживалась, а потом наконец-то у нее появилась возможность хорошенько поржать. Надя сразу вспомнила, как в седьмом классе делала на биологии доклад про фикус, а Кристина незаметно для учительницы показывала ей всякие рожи, передразнивая одноклассников. Надя до сих пор не забыла это чувство, когда смех распухал внутри нее, как дрожжевое тесто, а она давила его и невозмутимо рассказывала про свой фикус. Когда, наконец, учительница поставила ей «четверку» и отпустила на место, Надя тонюсеньким голосом, обозначавшим предел ее возможностей, попросилась выйти, выбежала из класса, с трудом добежала до туалета и там бесконечно долго выпускала накопившийся смех. Она так безумно не смеялась ни до, ни после этого; в какой-то момент ей вообще уже перестало быть смешно, а смех все не прекращался; она даже испугалась, что так и задохнется в туалете, среди пошарпанного кафеля, и эта мысль породила новые пузыри дикого смеха. У Оли сейчас был подобный припадок; Надя недоумевала, где и когда их жесткая старшая вожатая успела накопить столько смеха. Оля кое-как смогла выдавить: «Ребят, простите, у меня бывает», – имея в виду то ли этот хохот, то ли предшествовавшую ему вспышку гнева. Надя посмотрела на Юру – он, уже в кепке, кивнул в сторону двери, как бы приглашая выйти с ним; и снова накатило тепло, и Оля с ее нелепыми эмоциями уже не волновала, моментально став частью прошлого, наравне с фикусом, школьным туалетом и дрожжевым смехом.

– У меня сестра такая же, – Юра щелкнул зажигалкой и затянулся; в темноте Надя не успела разглядеть, какие у него сигареты. – Начнет ржать и не может остановиться. Лучше всего просто выйти, она тогда быстрее успокоится. Будешь курить?

Надя кивнула. Обычно она не курила, но техника была знакома ей со школы – научилась где-то между докладом про фикус и покупкой выпускного платья в греческом стиле. Они стояли за углом административного здания, в стороне от пятна фонарного света. Юра отдал ей свою сигарету, а себе зажег новую; Надя с удовольствием затягивалась, чувствуя покалывание тысячи веселых иголочек в голове и отмечая про себя, что раскурить одну сигарету на двоих – это почти как поцеловаться, только раз в двадцать слабее. Или даже в двести.

– У тебя есть сестра? – глупо переспросила она.

– Да, младшая, в десятом классе учится. Ленка. – Юра снова затянулся. Наде захотелось увидеть его глаза, но он смотрел куда-то в сторону. – Хочет тоже в Питер поступать после школы, но на фиг она мне там нужна? Пусть лучше едет в Новосиб – там Академгородок, прикольно, да и к родителям поближе. Мне кажется, пусть бы вообще с ними оставалась, в Омске, но она, видите ли, хочет свободы, – он усмехнулся, – в общаге хочет пожить.

Наде захотелось рассказать ему, как она ненавидит свою общагу: жирную общую кухню с тараканами на посуде; холодную грязную душевую; мусорку в туалете, полную чьими-то распластанными окровавленными прокладками; окно в комнате, которое нельзя было открыть, не занозив палец; стену с обоями в цветочек, за которой постоянно кто-то трахался, а она – нет. Это было желание не то чтобы пожаловаться, скорее, просто дать ему почувствовать, как она живет. Но Надя ничего не стала рассказывать, просто спросила:

– Тебе нравится жить в общаге?

– Ну, когда как.

– Мне тоже: когда как.

Они немного помолчали, выдыхая дым. Надя ругала себя: может быть, сейчас происходит самое главное, то, ради чего вообще стоило припереться в этот лагерь, а она, как дура, говорит про общагу. «Нужно срочно обсудить что-то важное, настоящее!» – паниковала она, никак не находя подходящую тему.

– Надя, ты не переживай, – неожиданно сказал Юра. – Я Олю знаю со школы, она просто долбанутая, вечно порет какую-нибудь херню. Не принимай на свой счет.

– Да я не переживаю, Юра. Просто, – Надин голос резко стал писклявым, – просто я не люблю, когда кто-нибудь указывает мне, что делать, как будто я сама не могу решить!

– Так никто это не любит, Надь, – он наконец-то посмотрел ей в глаза. Снова захотелось сказать что-то важное, но Надя не знала, что.

Юра затушил окурок об урну и выбросил; она сделала то же самое.

– Спокойной ночи, до завтра! – ласково сказал Юра, погладил Надю по плечу и пошел в сторону своего корпуса.

Надя посмотрела вверх: небо весело подмигивало ей серебряными глазами. «Нет, он не стал бы себя так вести, если бы я ему не нравилась, – думала она, и небо с ней соглашалось, – он сейчас сделал первый шаг». Заскрипела дверь административного корпуса – это Оля наконец-то отсмеялась и пошла к себе спать. Надя пару минут смотрела на ее спину в белой ветровке и слушала удаляющиеся обрывки песни «Когда я стану кошкой», потом села на скамейку перед входом, поджала ноги и обняла колени. Смотря на носки своих кед, которые неестественно белели в темноте, Надя продолжала думать: «Он сейчас сделал первый шаг, – сердце стучало где-то в голове, – а мне нужно сделать второй».

– Надя! – она обернулась, рядом стоял Витя; он, как всегда, улыбался. – Ты чего тут сидишь, а вдруг волки съедят? Пойдем в корпус, там такая ржака, дети сложили пирамиду из пакетов с ряженкой!

4

Шло время, а Надя медлила со своей любовной экспансией. Она так и не придумала никаких важных и настоящих тем, чтобы обсудить их с Юрой, и с ужасом наблюдала, как остаток сезона стремительно таял на внезапной августовской жаре. Что-то произошло с ходом времени: поначалу казалось, что Земля оборачивалась вокруг оси примерно за неделю, такими долгими были первые дни; а теперь ей как будто стало хватать на это всего пары часов, и события пугающе ускорялись. Все суетливо готовились к последнему вечернему мероприятию, кинофестивалю, и в любой точке лагеря можно было встретить вожатых, сосредоточенно снимающих на камеры или фотоаппараты детей-ковбоев, детей-Спанчбобов, детей-инопланетян. Надя со смехом признавала, что у них с Витей действительно неплохой тандем: он придумывал всякие глупости про загадочное убийство на футбольном поле, а она продюссировала будущий фильм. Оставшиеся дни сезона ушли на вырезание картонных пистолетов, намешивание бутафорской крови, поиск подходящих костюмов среди детских шмоток и утомительные переговоры с начинающими звездами. В последний вечер детектив «Загадочное убийство на футбольном поле» (режиссер Виктор Плотников) имел оглушительный успех и уступал по крутости только артхаусному шедевру «Спанчбоб в