Странник и Шалопай - Сергей Минутин

Есть пик другой, внутренний. Раздай себя людям. Кого–то защити, о ком–то напиши, кого–то нарисуй, и тогда вся Вселенная устремится помогать тебе. Все те, кто над пониманием личных благ устремятся к тебя, стараясь твои затраты компенсировать своими благами. Но Вселенная и внутри тебя. Поэтому, совершив хороший поступок, так хочется спать.

Глава тридцать вторая

Законы Космоса

1. Заболевание внутренних органов, опухолей желез вообще связано с ритмами психической энергии, с приливами и отливами.

2. Психическая энергия подвержена приливам и отливам во всей Природе, подчиняясь ритмам Микрокосмоса и Макрокосмоса.

Надеждин спал и рыдал во сне. Ему снилась милиция, ему снились пожарные. Ему снились библиотекари и сантехники. Ему снились прокуроры и судьи. Ему снились Вооружённые силы иностранных держав. Ему снилась Муза.

Над ухом спящего Надеждина пискнул телефон, а спустя полминуты начал жужжать и перемещаться по столу. Надеждин, не отрывая головы от подушки, поймал его рукой и поднёс к уху. Обрывки сна ещё крепко сидели в голове, а слезы блестели на сонных глазах. Настроение было скверное. Душа его металась внутри тела и ругала Надеждина за то, что, будучи большим обожателем книг, он их, как вандал, бросал на пол и карабкался по ним вверх.

Надеждин был зол на себя. А когда он был зол, его общение с народом проходило строго по уставам воинской службы. Это был принцип. Надеждин строго произнёс в микрофон телефона: «Полковник Бархударов слушает».

От ещё неведомого Надеждину абонента раздалось радостное щебетание: «Серёженька, ты получил мою «эсемеску»?».

— Наверное. Сейчас посмотрю. Я ещё сплю» — не особо радостно и бодро, сильно расходясь с воинским уставом, отвечал Надеждин.

— Тогда быстрей читай, и шли ответ. Ну всё, целую. Жду, — продолжилось радостное щебетание.

Надеждин, ещё плохо соображая начал давить на разные телефонные кнопки в поисках «эсемески».

«Эсемеска» была кратка, но насыщенна информацией: «Серёжка, привет! У меня до 31 августа отпуск. Хочешь, приеду в гости? Если сможешь оплатить дорогу. Целую, Соня».

Надеждин зевнул. Сладко потянулся. С удовольствием отметил, что ещё не сильно скрипят кости и не сыпется песок, хотя прожито почти полвека. Ещё всё поднимается и долго стоит. Он ещё может сделать «ласточку» и застыть в этой позе. Он ещё может нырнуть в воду вниз головой и даже прыгнуть в высоту с шестом. Но к встречам на вокзалах, переносу сумок, разговорам с женщинами он не готов. Он карабкается на самый верх. Он собрался взять новую высоту.

Надеждин посмотрел в окно. За окном было лето. Тёплое, ласковое лето, начинающее переходить в осень. Череда тепла и ветреной прохлады, солнца и туч, жары и дождя делали всё вокруг свежим и чистым. Надеждин почувствовал, что ему нужен отдых. Его друзья собирались на фестиваль бардовской песни…

Надеждин отстучал ответ: «Приезжай после 31 августа хоть навсегда» и уже спокойно заснул опять. Ему снилось, как он читает молитву о любви и поёт любви песни:

«Люби, Любовь! Люби, Любовь! Люби! Своим Великим Чувством Первозданным Ты проникай в людские Души и Сознанья! Наполни Дух Святого Мирозданья Священной Силой Пламенной Любви!

Живи, Любовь! Живи, Любовь! Живи! Будь жизненной основой всех основ! Любовью будь Космическое Высшее сознанье! И разум Высший ЕСМЬ Вселенская Любовь!!!

Клянусь Всегда, Везде и Всюду в Бескрайней Космоса Дали Любовь Нести! Любовь Дарить! Любовью Жить! Любовью Быть! В Любви Любовью Мир Любви Творить!!!»

Лицо Надеждина опять было мокрым от слёз. Плакал не он, плакала его душа. Она парила где–то рядом с Музой, всматриваясь в тело Надеждина и предрекая ему большой подвиг…

Надеждин проснулся. Настроение улучшилось. Он пошатываясь бродил по комнатам квартиры и думал: «Что это за сон такой. Всё реву и реву. Надо на воздух».

Надеждин знал три гитарных аккорда, но имел удивительно приятный голос, на который и слетались пчёлки из всех ульев. Пчёлки эти потом ему звонили, писали чудесные письма и присылали свои фотографии на память. Надеждин любил всех своих пчёлок, даже тех, которые его жалили, и рассматривал их укусы как профилактику от радикулита.

Знание трёх аккордов, голос и несколько песен позволяли ему чувствовать себя бардом. Он позвонил друзьям. Они уже были готовы. Согласие Надеждина обрадовало их. Ему был задан единственный вопрос: «Что будешь пить?». Надеждин сказал, что только коньяк, так как от всего остального у него страшно болит голова. Ему и купили ящик коньяка.

Отправляясь на фестиваль, Надеждин имел очень печальный вид. У него болело горло, ныли руки и ноги. Ему казалось, что, как морской отлив, силы покинули его, оставив отдельные части его тела засыхать на берегу.

И вот, наконец, сосны, ели, белки, костры и море. Надеждин со своими тремя аккордами неплохо вписался в палаточный городок маститых бардов. Сначала он побаивался быть навязчивым автором — исполнителем. Но призыв: «Есть мнение» звучал всё чаще, пустых бутылок становилось всё больше, и Надеждин разошёлся не на шутку. С песен он перешёл на матерные частушки и пустился в пляс.

После частушки: «Я свою любимую, да из могилы вырою, похлопаю, пошлёпаю, поставлю кверху попою», барышни перешли на визг, а мужики их ещё крепче обняли. И снова звучал призыв: «Есть мнение». И снова булькало в стаканы всё то, что ещё находилось поблизости.

Надеждин был так обессилен предыдущим поиском смысла жизни, что даже не пьянел. Пока все закусывали, он запел старую, забытую песню о русской доле: «Сейчас по Нью — Йорку холодному, а может быть по Лондону, а может по Мюнхену бродит он, смоленский мальчишка Иван…Войной от России отринутый, слоняется по миру он и знает одно лишь о Родине, что Родина есть у него».

После него слово взял Валера. Он запел о своём: «Вспомни, как горят костры в лесах, Ветер меж стволов свистит. Брось, дружок, в огонь свою печаль, О прошедшем не грусти. Нам с тобою в мокрый лес идти // Под осенние дожди, Песни недопетые допеть // Или новые сложить…».

Наступила всеобщая одухотворённость, когда всё нипочём, всё высоко, всё сказочно прекрасно. Все так искренни, что точно известно — всё получится. Иначе, зачем костёр, зачем песни, зачем счастливые лица.

Надеждин сгрёб Валерку вместе с гитарой в охапку и заорал на весь лес: «Я люблю тебя, Валерка». Заорал и Валерка: «Я люблю тебя и всех». Гитара поскрипывала и попискивала. Надеждин не унимался: «Я тебя так люблю, так люблю…». Он посмотрел вокруг в поисках того, чем он мог бы доказать свою любовь. В ночи горел костёр.

— Валерка, я пойду и сяду в костёр.

— Не садись.

— Нет, я сяду в костёр, — со слёзой в глазу бормотал Надеждин, не выпуская из своих объятий друга.

Пошёл и сел.

Палаточный городок заметно пришёл в движение. Надеждина подхватили сильные женские руки, как наиболее трезвые. В костре осталась традиционная сидушка туриста и часть штанов. Надеждин, повиснув на женских руках, был счастлив. Начался новый отсчёт. Начался прилив сил.

Надеждин осмотрелся и сразу влюбился. Это было небесное создание. С родными для Надеждина именем Аня. Так звали его бабушку, которую он запомнил по бутербродам из ржаного хлеба с маслом и черничным вареньем, которое бабушка черпала из больших эмалированных вёдер. Аннушка казалось ему пришелицей из его детства. Такой же сладкой и тёплой, как бабушкино варенье. В мозгу Надеждина выстроился треугольник: бабушка Нюра — варенье — Аннушка. Создание было юное с чистым личиком и тонкими пальчиками, обнимающими гриф гитары. Надеждин забыл всё. Он свернулся калачиком в ещё дымящихся штанах у её ног и сладко заснул. А она пела. Господи, как она пела.

Очнувшись через полчасика, а может быть больше, он обнаружил возле своей головы грязные мужские ноги, а подняв голову, увидел такие же руки, обнимающие это волшебное существо.

Надеждин вернулся в реальный мир из мира грёз и сказок. Даже его слегка закопченный зад был не в состоянии восстановить баланс мироздания.

Такой голосок, такое личико и грудь, не знающая лифчика… Хоть бы руки помыл … скотина.

Но Муза уже была рядом. Она в дыму костра поведала ему примерно следующее: «Надеждин, люби этот мир и всех в нём. Одна Аннушка была страстна необыкновенно, и страсть ей не простили. Отсутствие любви и стремление к счастью привели её на рельсы. Другая Аннушка была рассеяна и пролила на эти рельсы растительное масло, но и возможность отмщения не будем исключать. Возможно, эта Аннушка их продолжение. Не мучься над вопросом — какое именно. Просто живи, просто люби. Допустит к телу — хорошо, и не допустит — хорошо. Ты лучше помни то, о чём я говорила раньше…».

Подул ветерок, и образ над костром исчез.

Глава тридцать третья