Любовь Лафайета - Екатерина Владимировна Глаголева

Куда денешься? Куда ни кинь, всё клин. И ферму отцовскую не бросишь: Абрахам ведь единственный сын.

Может, и не стал бы он шпионом, да только каждый раз, как вспомнит двоюродного брата Натаниэля, душа огнём горит. Три года назад это было, в семьдесят шестом. Абрахам-то человек мирный, вступил было в ополчение, да потом домой сбежал, а вот Натаниэль командовал ополченцами из Саффолка и Квинса, его даже сделали бригадиром. Когда на Лонг-Айленд пришла настоящая война, Натаниэлю приказали перегнать весь скот на восточный конец острова, чтобы не достался лобстерам. А тут, как на беду, гроза; дело-то было в августе. Натаниэль зашёл в таверну Карпентера в Джамейке, и туда же нагрянули британцы. Велели ему кричать "Боже, храни короля!", а Натаниэль крикнул: "Боже, храни нас всех!" Закрывался рукой, когда его били саблей по голове, руку потом отнять пришлось. Даже не перевязали его как следует, гады; держали на барже для скота и не кормили. Жена его весь Лонг-Айленд обегала — искала Натаниэля, а когда нашла, он у неё на руках и умер. Британцы заплатят за его смерть, генерал Вашингтон отомстит.

Вот ведь, и великим людям не обойтись без маленьких людей. Абрахам Вудхалл теперь "Самюэль Калпер-старший", а "Калпер-младший" — Роберт Таунсенд из Ойстер-Бэй, только он просил не называть его имени никому, даже самому Вашингтону. Одно слово — квакер… "Калпером" он стал только неделю назад и вот уже раздобыл важные сведения. Тэлмедж будет доволен.

…Не мешая творить зло, ты творишь его сам. Эта мысль поразила Роберта, потому что он додумался до неё самостоятельно, а не вычитал в книге. "Долгая привычка не считать какую-либо вещь злом придаёт ей видимость добра и поначалу вызывает мощный протест в защиту обычая. Но шум быстро стихает. Время порождает больше обращённых, чем разум", — так написал Томас Пейн в своём памфлете "Здравый смысл", который Роберт Таунсенд прочитал от корки до корки несколько раз. И понял, что "религиозные" квакеры, обвиняющие "политических" в нарушении традиций, заблуждаются: непротивление злу насилием не означает непротивления злу вообще.

С началом войны Роберт стал снабженцем Континентальной армии: так ему не придётся никого убивать. Но когда генералу Вашингтону пришлось отступить в Нью-Джерси, Роберт остался дома. Тогда-то он и увидел британцев вблизи — "защитников", "освободителей", которых славили тори. В доме Таунсендов поселился полковник Джон Грейвз Симко, командир Рейнджеров Королевы, набранных из лоялистов, и устроил там свой штаб; его люди срубили яблоневый сад, посаженный и взращённый отцом Роберта (деревья заслоняли обзор), а всю семью Таунсендов (у Роберта было семь братьев и сестёр) заставили поклясться в верности королю, иначе тюрьма. "Здравый смысл говорит нам, что власть, стремящаяся подчинить нас себе, менее всех прочих способна нас защитить", — это тоже написано у Пейна. Что мог Роберт сделать теперь? Когда старый приятель Абрахам Вудхалл предложил ему стать лазутчиком, он согласился не раздумывая. Теперь, прислуживая британцам в кофейне, где Роберт был компаньоном, он слушал и запоминал.

Генерал Вашингтон хотел знать, каким образом защищены транспорты британцев: кораблями конвоя, цепями, другими приспособлениями, не подпускающими брандеры? Какие войска обороняют город и окрестности? Сколько редутов от реки до реки, сколько пушек в каждом редуте, какими ядрами они стреляют? Ведутся ли земляные работы возле посёлка Гарлем и какие именно? Выкопаны ли рвы с острыми кольями перед линией укреплений? Как обстоят дела со снабжением армии провиантом, фуражом и топливом? Каково состояние здоровья и боевого духа в армии, на флоте и в городе?

Полковник Симко начал ухаживать за Салли — младшей сестрой Роберта. Ей уже восемнадцать, она взрослая девушка. Роберт просил её никогда не оставаться с полковником наедине; если с ней случится что-то дурное, он… Что он сделает? Салли строит офицерам глазки, а потом пересказывает Роберту, о чём они говорили между собой, пока она ходила за вином (а на самом деле подслушивала у двери). Того, что она уже узнала о молодом полковнике, достаточно, чтобы вызвать в ней отвращение к любезному кавалеру, она ведь квакерша.

В марте прошлого года Симко, тогда ещё майор, совершил вылазку в Нью-Джерси с тремя ротами солдат. Они окружили дом судьи Хэнкока и на рассвете ворвались туда, застигнув врасплох три десятка ополченцев. Восемь человек убили сразу, судью раз десять пырнули штыком — он умер на следующий день, за остальными, пытавшимися убежать, гонялись, точно за кроликами, и кололи штыками. А ведь судья был лоялистом и оказался дома совершенно случайно — себе на беду! К одному из ополченцев приехала беременная жена. Она спала на втором этаже, когда её разбудили крики умирающих; она выпрыгнула в окно и вечером родила… Её приютили у себя Эбботы, отец и сын, жившие наискосок от судьи, за ручьём; они всё видели. На следующее утро Эбботы поехали в Салем по делу; их окружили тори, направили на них бурые от крови штыки… За эту резню Симко произвели в подполковники.

Летом, патрулируя на дороге, ведущей в Уайт-Плейнс, он увидел индейцев из Стокбриджа. Это были могикане, перешедшие на сторону Континентальной армии. Они носили льняную одежду (длинные рубаху и штаны), кожаные мокасины и шляпу из коры; кольца в носу и ушах выдавали в них дикарей, да ещё манера выщипывать все волосы на теле, включая бороду, и брить голову, оставляя лишь клок волос на макушке. Завидев британцев, индейцы тотчас умчались на своих быстрых лошадях, не причинив им никакого вреда, однако с того дня Симко стал планировать нападение. В последний день августа, собрав человек пятьсот из разных частей, Симко разделил их на два отряда и ранним утром повёл в Стокбридж, чтобы взять патриотов в клещи.

Заметив врага, индейцы испустили боевой клич и первыми вступили в бой: они стреляли в гренадеров из ружей и луков, ранив четырёх человек, включая самого Симко, но тут налетела британская кавалерия, смяв американских пехотинцев. Британцев было впятеро больше, они наступали с фронта и с тыла (вторую колонну вёл Банастр Тарлтон). Вождь приказал индейцам уходить, бросив его: "Я старый, я умру здесь"; его застрелили тори. Индейцы побежали с дороги в поле, но конница мчалась за ними по пятам, а сбоку заходила пехота. Тогда воины решили встретить смерть лицом к лицу. Могикане сражались, не ведая страха: они запрыгивали на лошадей, сбрасывая с них всадников, метко бросали боевые топоры и ножи. Но силы были слишком неравны,