Любовь Лафайета - Екатерина Владимировна Глаголева

владеть Аглаей, а не пользоваться ею, он хочет жертвенной любви, а не игры страстей. С ним надо порвать, пока ещё не слишком поздно. Но Жильбер требовал объяснений и выбивал из рук Аглаи все доводы, которыми она пыталась от него отгородиться. Победа — когда условия диктуешь ты. Он не позволит водить себя на поводке лживых отговорок. Он обязательно добьётся своего!.. Теперь и Аглая поняла, чем рискует: не сумев повелевать одним, она упустит из рук всех прочих. По счастью, этого ещё не случилось, герцог Шартрский не вышел из игры. В начале июня Лафайет получил полк королевских драгун и приказ короля немедленно выехать в Сен-Жан-д’Анжели неподалеку от Рошфора.

— Вы не станете на меня сердиться, если я передам вам то, что слышала у маркизы де Куален? — спросила Адриенна в последнюю ночь перед отъездом Жильбера. — Там говорят, что никакого десанта не будет и господ англичан ничем не потревожат, если, конечно, они не наделают глупостей.

— Как хорошо, что все эти сократы не входят в правительство.

— Планы правительства вовсе не критикуют! Господин де Верженн — мудрый человек и не станет строить несбыточных проектов, а господин Неккер не даст денег на пустяки. Речь не о разумности этих мер, а об их осуществимости.

Жильбер подпёр голову рукой и начал слушать жену с интересом.

— Успех всей операции зависит от наших успехов на море, — говорила Адриенна тоном прилежной ученицы. — Мы знаем, что господин д’Орвилье уже вышел в море с двадцатью восемью кораблями и направился на соединение с испанцами, которые должны дать ему ещё восемнадцать. Говорят, что декларация Испании надёжна, но двор в этом не вполне уверен. Высадка должна произойти, когда господин д’Орвилье разобьёт английский флот, но когда это случится? Меж тем количество сухопутных войск увеличили, все рвутся в армию, даже папа хлопочет об этом в Версале, все требуют себе место, у министров уже голова идёт кругом, потом начнутся споры о старшинстве, интриги, козни — и всё пойдёт прахом. Почему, скажите мне, эту экспедицию не возглавил никто из королевской семьи, к примеру, граф д’Артуа? Разве ему не хочется славы? Он просто боится выставить себя на посмешище.

— Ну, нет ничего дурного в том, чтобы доверить командование опытному военному.

— Военные таланты господина де Во неоспоримы, однако он стар и болен.

— Для того ему и нужно опереться на молодых людей — здоровых и полных сил.

— Но вы представьте себе, что все эти тысячи здоровых молодых людей окажутся на кораблях, а ветер переменится или стихнет, а когда подует нужный ветер, наступит отлив, и так придётся ждать много дней! Еда испортится, начнутся болезни…

— Вы говорите вполне разумные вещи, моя дорогая Кассандра, но если думать только о возможной неудаче, успеха не добиться никогда.

— Ах, я всей душой желаю этого успеха! Но и неудача меня не слишком расстроит, поскольку, по крайней мере, вы не уедете далеко и сможете наконец-то присутствовать при рождении нашего дитя.

Выговорив главное, Адриенна смущённо потупилась. Жильбер провёл ладонью по её животу.

— Когда нам ждать этого события?

— На Рождество. И если это снова будет девочка, можете засмолить нас обеих в бочку и сбросить со скалы!

— Что за фантазии! Я запрещаю вам посещать салоны вздорных старух, проповедующих средневековые глупости.

— И всё же мне кажется, что на этот раз родится мальчик! Анастасии нужен брат.

Жильбер уже покрывал поцелуями её шею и плечи. Адриенна зарылась пальцами в его волосы и закрыла глаза. Пусть говорят, что хотят, про Жильбера и графиню фон Гунольштейн. Жильбер не лжёт ей, она это чувствует. Сейчас, с ней, он — настоящий, внимательный и нежный. А с графиней он вспыльчивый и резкий. Не стоит тратить на неё своих слёз.

23

Юбка, платок, ещё платок. Вот так. Погода сегодня тихая, бельё с верёвки ветром не сорвёт, но в уголки платков всё равно вшиты дробинки, тянущие книзу: Калеб Брюстер не должен ошибиться.

Полюбовавшись своей работой, Анна Стронг подхватила под мышку пустую корзину и стала спускаться с холма.

Жаль, что мужу нельзя подать никакой весточки, хотя бы так. Лишь бы Сила был жив и дети здоровы — к малышам вечно липнет всякая хворь, не дай бог оспа. Младшему-то и трёх лет ещё нет, но, может быть, его убережёт его имя — Джордж Вашингтон. Говорят, что генерал никогда и ничем не болеет.

Может, попросить Калеба как-нибудь перевезти её на ту сторону, в Коннектикут? Она бы только проведала мужа и детей и назад. Нет, вряд ли он согласится. Он там встречается с людьми, которых никто не должен видеть, а за ней могут следить. И так недавно заходили, спрашивали, чего это она ходит в такую даль развешивать бельё. Она ответила, что на холме оно быстрее сохнет, а во дворе его может сжевать коза. Лишь бы старших сыновей не тронули! Не приведи Господь снова носить передачи в плавучую тюрьму, от которой смердит на версту… И не уедешь отсюда: британцы забирают все имения на Лонг-Айленде, оставшиеся без хозяев.

…Абрахам Вудхалл сразу заметил чёрную юбку и два белых носовых платка, полоскавшихся на ветру. Значит, сегодня, во второй бухточке. Письмо у него готово — якобы к шурину, с поучениями, как отвадить медведку от огорода. Главное вписано протравой между строк и на полях: две дивизии британцев собираются скоро выступить в Коннектикут. Невидимые чернила придумал доктор Джей — брат Джона Джея из Конгресса. В одной склянке — жидкость, которой нужно писать, в другой — средство для проявки тайного текста. Попадёт такое письмо в руки англичанам — грей не грей, ничего не увидишь. А если они всё же сообразят, как его прочесть, так на этот случай Тэлмедж придумал шифр — нипочём не догадаются.

Бенджамин Тэлмедж моложе Вудхалла, ему, наверное, года двадцать три, но малый с головой. Не зря генерал Вашингтон доверил ему такое трудное и опасное дело. Абрахам у него на крючке: в прошлом году он попался американцам, когда пробирался в Нью-Йорк, чтобы сбыть свой товар лоялистам за твёрдые фунты (на бумажки-то разве что купишь потом). Ага, контрабандист! Могли выпороть так, что калекой останешься, а то и вовсе вздёрнуть, только Тэлмедж быстро сообразил, что к чему, замолвил словечко перед губернатором Трамбуллом и вызволил его. Но не просто так, конечно. Тэлмедж сам из Нью-Йорка; прознал, что Мэри Андерхилл, которая вместе с мужем держит пансион на Манхэттене, — родная сестра Вудхалла, а в пансионе у неё