Формула-1. История главной автогонки мира и её руководителя Берни Экклстоуна - Том Бауэр

Солнечным майским днём руководство команд пригласили на презентацию в зал, где собирался совет директоров «Саломон бразерс». Экклстоуну постоянно звонили. Он то и дело выходил за дверь, однако никто не возмущался, и Парслоу решил, что гости настроены позитивно. Он ошибся. Деннису не понравился ни сам Парслоу, ни предложенный им план. «Ни одна из команд не поддерживала размещение акций, — говорил он позже, — и я возражал вместе со всеми». Большая часть империи Экклстоуна была укрыта в непонятных компаниях на острове Джерси. «Это какая-то игра в напёрстки», — заявил Деннис по поводу очередной таинственной фирмы под названием «Робак», выполнявшей некие загадочные функции в оффшорной империи Экклстоуна, устройство которой и сам хозяин не вполне понимал. «Слишком уж всё сложно», — жаловался Деннис.

Поскольку Экклстоун и сам путался, особенно когда речь заходила о трастовых компаниях, Деннис обратился за консультацией к Тиму Шэклоку из банка «Дрезднер кляйнворт». Тот эмиссию не одобрил. Тогда Деннис возмутился: «Нам приказывают, что и как делать, а я возражаю». Взаимные обвинения достигли кульминации на встрече 6 июня 1997 года. «Тройка» наконец подписала «Договор согласия», но по-прежнему требовала долю в новой акционерной компании. Страсти накалились.

— Ты не говорил, сколько зарабатываешь на продаже телевизионных прав, — заявил Деннис, который слишком поздно понял, что «шоу» из «Формулы-1» делает именно телевидение, а не команды. — Эти права принадлежат командам, а не тебе.

Его поддержал Фрэнк Уильямс:

— Бернард, ты не прав.

Вспыльчивый Кен Тиррел тут же начал выкрикивать оскорбления и с чувством произнёс одну из знаменитейших фраз в истории «Формулы-1»:

— Берни, ты украл у команд «Формулу-1». Она никогда не была твоей.

Уильямс восхищённо посмотрел на Тиррела и подумал: «Кен в ярости. Но ведь он прав».

Экклстоун поаплодировал, обращая его гнев в дешёвый фарс.

— Отлично, Кен. Ты закончил? Садись. — Его вдруг охватил воинственный настрой. — «Формула-1», — заявил Экклстоун, — больше, чем вы все, вместе взятые. Мы справимся и без вас. Я легко могу разместить акции сам и ничего вам не давать.

Он хлопнул дверью и вылетел вон.

«Пусть команды катятся к чёрту, — бесновался Экклстоун. — Думают, они держат меня за яйца? Руки коротки».

— Ещё Наполеон страдал от комплекса Берни, — съязвил Тиррел, про которого Фрэнк Уильямс говорил: «Настоящий гонщик. Глыба. Несгибаемый человек».

А Эдди Джордан оглядел оставшихся и подумал: «Если начнётся война, то я хочу быть на стороне Берни. На войне только один победитель».

Впоследствии Экклстоун сожалел, что тогда вспылил. Однако злился он искренне. «Они повели себя возмутительно. Особенно Тиррел. Я в нём разочаровался. И во Фрэнке тоже — я ведь столько ему помогал. Но я никогда не звонил Фрэнку со словами: „Где же твоя благодарность?“».

По поводу Денниса он иллюзий не питал: «Рон не предатель. Предать может тот, кому доверяешь, а Рону я никогда не доверял».

Он вспоминал, что Деннис начинал с жалких 2 тысяч фунтов, а за прошлый год выплатил себе больше миллиона. «Рон никогда меня не поблагодарит».

В качестве оправдания Экклстоун любил ворчать: «А где они были в самом начале? Они ведь не вложили денег в нужный момент, а отказались от всех прав в 1992 году. Откуда же этим правам потом взяться?»

Просвещённая диктатура была, на его взгляд, куда лучше демократии: «Достанься „Формула-1“ командам, они бы её уничтожили. Они ни о чём не могут договориться. Даже деньги поделить не могут. Думают, им по силам управлять таким бизнесом — но я-то знаю, что нет».

Размышляя об этих событиях позднее, Экклстоун сравнил происходящее с покером: «Нужно понимать, насколько сильна твоя рука». В соответствии с этим правилом он решил «дать им сыграть. Начни я первым, пришлось бы идти на компромисс. Лучше выждать, ведь им всё равно было не победить».

Денниса же консультанты уверяли, что победить он вполне может.

Будущая эмиссия и так пострадала от утечки информации, однако самый сильный удар по ней нанёс Экклстоун, который напрасно поверил в цифровое телевидение. Успех зависел от того, сумеют ли телекомпании продать эту услугу. К несчастью, не сумели. Зрители не желали расставаться с деньгами, предпочитая обычную бесплатную трансляцию. Спонсоры, в свою очередь, ждали от цифрового телевидения такого же охвата аудитории, как и на обычном. Экклстоун понял, что он зашёл слишком далеко. Мало того, в июне 1997 года кризис потряс крупнейшую цифровую телесеть «Формулы-1» — «Кирш-ТВ». Трансляции «королевских автогонок» не собрали в Германии и 10 тысяч подписчиков, и Лео Кирш больше не мог платить Экклстоуну за права. В Италии, Франции и Великобритании цифровое телевидение тоже провалилось. Экклстоун понёс серьёзные убытки. У него были слабые карты. Он метался по разным встречам, выслушивал тысячи предложений и, как сам себе признавался, не понимал, что делать. Вскоре ситуация ещё ухудшилась: его консультанты слишком поздно сообразили, что акции нельзя разместить без санкции ЕС. Если быть точным, требовалось получить у европейского комиссара по вопросам конкуренции Карела ван Мирта официальное подтверждение того, что деятельность «Формулы-1» не противоречит европейскому антимонопольному законодательству. Юристы Экклстоуна, засучив рукава, взялись за подготовку заявки, однако особого смысла в этом уже не было. В июле Парслоу признал своё поражение. Три препятствия не позволяли начать эмиссию: Евросоюз, команды и табак.

— Я разберусь, — заявил Экклстоун, который ненавидел проигрывать, даже сражаясь за нечто не очень-то нужное.

Кое-кто считал, что Экклстоун всё равно на коне. Газеты оценивали вероятную выручку от продажи акций в 2 миллиарда. Сам Берни только что купил шале в Гштаде, куда съезжались кататься на лыжах богатейшие люди мира. Кроме того, он заплатил 4 миллиона фунтов за отель «Олден» на пятнадцать номеров и собирался потратить ещё 17 миллионов на его реконструкцию. Свой дом на Сардинии он продал, объясняя это так:

— Если меня похитят, то жена не станет платить выкуп.

Бурная деятельность шла своим чередом, а между тем Тони Блэр победил на выборах и стал премьер-министром. Вскоре Майкл Леви назначил Экклстоуну встречу в палате общин. Обменявшись с ним парой слов, Леви выразил надежду, что Экклстоун согласится «ссудить» партии лейбористов 800 тысяч фунтов — причём трижды, с интервалом в год. Конечно же, объяснил Леви, возвращать эту ссуду никто не собирается. Отметив безразличие Экклстоуна, он добавил:

— Всего 2,5 миллиона фунтов, и у вас будет ключ от Даунинг-стрит.

Экклстоун мгновенно парировал:

— У меня есть ключи от всего Рио — а что толку?

Экклстоун с ледяной улыбкой попрощался с Леви, однако тот не сдавался и вскоре пригласил Дэвида Уорда к себе домой, в один из северных пригородов Лондона. Он почему-то считал, что Уорд работает у Экклстоуна. Они сели в саду, и Леви спросил:

— Не хочет ли Берни ещё немного помочь партии? Мы планируем попросить у него по миллиону фунтов за каждый год полномочий нынешнего парламента.

— Есть трудности, — ответил Уорд.

15 мая новый министр здравоохранения Фрэнк Добсон объявил, выступая в палате общин, что правительство собирается запретить рекламу табака на всех спортивных мероприятиях. Вскоре его заместитель Тесса Джоуэлл заявила, что той же политики придерживается и Брюссель.

— Нужно устроить ещё одну встречу с Тони, — успокоил Леви Уорда.

Уорд решил, что им с Экклстоуном дадут изложить свою проблему Блэру. Все заботы, связанные с получением санкции ЕС, Экклстоун переложил на Мосли с Уордом, рассчитывая, что Мосли договорится с брюссельскими чиновниками по всем вопросам. А вопросов этих стало больше.

За девять месяцев до описываемых событий, в ноябре 1996 года, в офис на Принсес-Гейт приезжал телепродюсер из Гейдельберга Вольфганг Айзеле. Он попросил у Экклстоуна помощи. Ещё с 1983 года Айзеле владел телекомпанией, которая продавала вещателям сюжеты и программы из мира автоспорта: ралли, дрэг-рейсинга и состязаний грузовиков. Его маленький, но довольно выгодный бизнес оказался на грани гибели, поскольку в 1995 году ФИА передала телевизионные права на все автоспортивные события принадлежащей Экклстоуну фирме «Ай-эс-си». Экклстоун считал, что только «Формула-1» обеспечивает достаточную телеаудиторию, а трансляции прочих соревнований были сведены к минимуму. Вместе с мелкими вещательными компаниями и устроителями различных гонок Айзеле жаловался на «Ай-эс-си». Он два часа убеждал Экклстоуна дать его маленькой фирме возможность работать дальше. Айзеле ссылался на европейское законодательство, которое запрещает недобросовестную конкуренцию, однако Экклстоун остался глух к его просьбам. Он считал, что к их договору с Мосли невозможно придраться, и отказывался выделять эфирное время для гонок грузовиков в ущерб «Формуле-1». Разговор закончился на повышенных тонах.