Женский декамерон - Юлия Вознесенская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он вскочил, как ошпаренный, страшно побледнел и закричал: «Ведьма! Каким голосом ты это сказала? Ты будто бритвой меня по животу полоснула!» — «Не бритвой, а страхом, Олеженька. А вот ты меня действительно полоснул своей подлостью». Тут Олег потребовал, чтобы она уходила немедленно: «Это моя квартира! Нечего тебе тут делать, раз ты такая!» И начал лихорадочно собирать ее вещи, заталкивать в дорожную сумку, потом совать ей в руки куртку и толкать к дверям. При этом он трясся от страха и злости, и почему-то грозил вызвать милицию. Совсем одурел мужик. Зое ничего не оставалось, как уйти. Хорошо, что она могла пойти ко мне, а у меня нашлась водка. Споила я ее до полного бессознания и спать уложила.
Утром я на работу не пошла, осталась с Зоей: мало ли что она в таком состоянии над собой может сделать!
Сидим с ней, переживаем. Она все больше молчит. «О чем ты думаешь?» — «О мести».
— «Зоенька, родная! Не надо! Пройдет немного времени, и ты забудешь этого Иуду. Ну, что он тебе давал? Да ничего, только брал и брал». А она молчит и головой качает. Сижу я рядом, обняв ее, и буквально чувствую, как мысли о мести, одна страшней другой, возникают и бушуют в голове моей Зои. И вдруг, я с ужасом вижу, что она начинает улыбаться. Ну, совсем плохо дело! Уж лучше бы плакала… Страшно мне за нее, хуже ведь нет, когда баба увязнет вот в такой любви. Вдруг Зоя говорит совершенно спокойным голосом: «Мне надо позвонить по телефону». Ложится Зоя на диван, ставит телефон рядом с собой и звонит, конечно, Олегу. "Олеженька! — говорит она. — Ты меня вчера ведьмой назвал. А помнишь, что одна ведьма у Булгакова сотворила с квартиркой критика Латунского? Небольшой хорошенький погромчик. Так вот, мой дорогой, Булгакова ты знаешь, а я знаю, как ты любишь свое гнездышко. И при всей своей подлой предусмотрительности ты вчера забыл забрать у меня ключ от квартиры. К счастью, я недалеко, у своих друзей. А тебе ехать с работы больше часа. Этого времени вполне достаточно, чтобы твой намечаемый ужин с подружкой уже не мог состояться: в разгромленную квартиру ты ведь ее не пригласишь? Ну, пока, дорогой. Нет, нет, мне разговаривать некогда, я должна спешить! Пока!» И она повесила трубку, а потом повалилась с хохотом на подушку.
Я перепугалась: «Зойка! Неужели ты это сделаешь?» — «И не подумаю! Но ты представляешь, как он сейчас мчится домой?» — «Представляю и не завидую». — «И это еще не все! Будет еще серия звонков. Обещаю тебе недурной спектакль с запуганным мужчиной в главной роли».
После этого Зойка встала, приняла душ, а потом вышла бодренькая и потребовала ее накормить. А часа через два она снова позвонила Олегу, но уже домой: «Олеженька? Ты знаешь, дорогой, я что-то плохо себя почувствовала после разговора с тобой, вот только сейчас пришла в себя. Так что свою акцию я решила перенести. Ты часиков в семь собирался отправиться за своей студенточкой? Ну, я из-за уголка тебя посторожу, и как только ты уйдешь, так я к тебе в гости и нагряну.
Обещаю, что создам для вас самую уютную обстановочку, какую только смогу придумать! Нет, говорить нам не о чем. Пока, дорогой!» А ближе к вечеру Зойка вовсе расхулиганилась: она каждые полчаса набирала номер Олега, а как только он подходил — вешала трубку. Судя по всему, он из дому так и не вышел, и запланированное свидание у него сорвалось. А перед сном она еще раз ему позвонила и сказала: «Зря ты, Олеженька, судьбе сопротивляешься. И тебе из дома не выйти, и я должна время терять. Все равно ведь тебе некуда деться от того, что я тебе обещаю. Замок сменишь — бесполезно, квартирка-то на первом этаже. Так что ты жди». Он ждал и трясся, пока не оказался в нервной клинике. Тогда лишь она от него отступилась. А вскоре нашла другого и с ним теперь счастлива.
Наташа закончила свой рассказ, и все посочувствовали его героине.
— Да, нежных и добрых мужики любят топтать, — вздохнула Эмма.
— А разве среди женщин таких не бывает, что выбирают мужика, чтобы его мучить? — спросила Ольга.
— Бывает, но редко, — ответила Эмма, — мы отходчивей. Да и не может женщина долго свою жертву перед глазами видеть, чтобы не сжалиться над ней. Как ты думаешь, Наташа, простила бы твоя Зоя своего Олега, если бы она каждый день, скажем, на работе, если бы они вместе работали, видела, как он бледнеет и хиреет?
— Конечно простила бы! Она последнее время и так уже со скрипом эту волынку тянула. Да ведь она это затеяла для того, чтобы обиду изжить и свою привязанность к нему. Если у человека душа с ноготок, то его иначе не проймешь, не покажешь ему, что чужую душу нельзя топтать безнаказанно. А был бы этот Олег человеком, так он бы сам, даже не за прежние мучительства, а за один тот вечер, за ту низкую поступенчатую ложь, волосы бы на себе рвал от стыда.
— Ну, а какой у мужика может быть стыд, если ему захотелось и представилась возможность с другой девкой переспать? — засмеялась Альбина.
— Альбинка! — воскликнула Иришка. — Ну, неужели тебе за всю твою жизнь не попадался мужчина, который бы к тебе отнесся благородно, по-настоящему тебя любил?
— Один раз попался такой; Так он из благородства и любви ко мне чуть не загубил неповинную девчонку. Я потом это расскажу, когда моя очередь подойдет. Это, кстати, как раз будет мой рассказ о том, как я отомстила насильнику. А пока давайте послушаем, что нам Валентина расскажет?
История четвертая,
рассказанная номенклатурщицей Валентиной. Это назидательная притча о том, что мстить бывает опасно, даже защищая Конституцию
Когда мы с мужем еще работали в райкоме комсомола, жили мы в доме с дровяным отоплением. По всему двору стояли поленницы дров, а между ними жильцы пробирались к своим подъездам. Сараев ни у кого не было, в подвалах почему-то всегда стояла вода, поэтому все держали дрова прямо во дворе. И, конечно, соседи порой крали дрова друг у друга, когда своих не хватало. К тому времени в большинстве ленинградских домов уже было паровое отопление, но с дровами все равно было туго. А еще находились такие ловкачи, что и вовсе собственных дров не имели, только краденными и топили. Ну, все терпели это положение на манер стихийного бедствия: не стоять же с ружьем возле своих дров, будь они неладны! Да и воры были осторожные: крали исключительно ночью и не грабили кого-то одного, а брали из разных поленниц. Потому-то все терпимо к этому и относились.
Но жила у нас во дворе некая Поликарпова, бывшая фронтовичка и ужасная зануда. Ходила она в мужском пиджаке с орденскими планками и постоянно твердила о своих боевых заслугах. Особенно, когда вела скандал с соседками. А скандалистка она была страшная, все боролась за соблюдение «социалистической законности». Нет, чтобы сказать: «Марья Ивановна, почему вы забываете свет в коридоре гасить?» Она же подбоченится и орет на всю квартиру: «Государство заинтересовано в экономии электроэнергии, а товарищ Петрова подрывает экономику страны, транжиря электроэнергию даром! А ведь Владимир Ильич сказал, что «коммунизм есть советская власть плюс э-ле-ктри-фи-ка-ци-я всей страны! Вот из-за таких мы коммунизма до сих пор и не можем построить!» Представляете, куда хотелось бежать при этом бедной Марье Ивановне?
И вот эта Поликарпова обнаружила раз и другой, что у нее крадут дрова. Новый скандал уже на весь двор: «Советская Конституция, самая передовая в мире, разрешает личную собственность. Следовательно, тот кто крадет дрова у граждан, нарушает конституционный закон о собственности, оскорбляет нашу советскую Конституцию!» На тему кражи дров она заставила жильцов провести общее собрание. Люди ей говорят: «Да бросьте вы шуметь по пустякам. Подумаешь, два полена!» А она кричит: «Мне дров не жаль, мне важен принцип! В Финляндии за воровство еще недавно сразу руки рубили!» Тут один пенсионер, тоже вояка, ей говорит: «Брось врать, Поликарпова. Я в финскую войну воевал, что-то немного видал я одноруких финнов. Да и сейчас вон они к нам в Ленинград каждое воскресенье приезжают водку пить: много ты видела одноруких? Стыдно тебе, фронтовичке, людям такого желать, чтоб они руки лишились из-за поганого твоего полена. Мало тебе дров — бери у меня! Все равно в будущем году паровое проведут. Хватит нам дров, еще и останутся». Но та не унимается: «Если наша домовая общественность в лице заслуженного пенсионера отказывается способствовать соблюдению законности, то чего же мы можем ждать от простых обывателей? Ну, ладно. Я одна буду бороться с преступниками, они у меня не уйдут от справедливого возмездия!» Тут не выдержала соседка Поликарповой, та самая Марья Ивановна, которую она больше всех допекала: «Да побойся ты Бога, Дарья Васильевна! Неужто ты за дрова мстить людям собираешься? Да может у человека топить нечем, достать негде? Ведь и всего-то он у тебя, как ты сама говорила, два раза только и попользовался. Плюнь и забудь, не трави себе душу-то!» Но Поликарпову было не остановить: «Я им устрою, ворюгам! Они у меня забудут, как руки к чужому тянуть!» Махнули люди на нее и разошлись по домам.