Двойная спираль. Забытые герои сражения за ДНК - Гарет Уильямс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В своих регулярных отчетах 1931–1932 годов Эвери никак не упоминал[394] об этом автореферате или двух статьях, опубликованных Доусоном и Сиа в Journal of Experimental Medicine по «Трансформации типа пневмококков в условиях in vitro». К тому времени оба автора занялись другими делами; Ричард Сиа вернулся в Пекин, а Мартин Доусон обнаружил, что по-настоящему его интересует поиск лекарства от артрита.
Но в Рокфеллеровском институте еще один талантливый молодой человек подхватил исследование с того места, на котором они остановились, уже проделав необычайные вещи с «точным фактором», вызывавшим трансформацию типа пневмококков.
РеабилитацияЛионель Эллоуэй был на два года прикомандирован к лаборатории Эвери[395] в начале 1930 года, через несколько месяцев после ухода Доусона. Он был низкого роста и хорошо одевался; несмотря на щеголеватый галстук-бабочку, он выглядел слишком молодым, чтобы быть доктором. Все еще трясясь от невылеченного тиреотоксикоза, Эвери собрался поразить воображение новичка своей фирменной вступительной речью Red Seal. Когда Эллоуэй объявил, что он хотел бы изучать трансформацию пневмококков, Эвери позволил; к этому времени он неохотно смирился[396] с правотой Фреда Гриффита.
За моложавой внешностью Эллоуэя скрывалось невиданное трудолюбие. Его первая статья была уже принята[397] журналом J Exp Med на момент публикации работы Доусона и Сиа; вторая статья вышла вскоре после[398]. Он нашел более эффективный способ убивать трансформировавшиеся пневмококки – растворять их в солях желчных кислот, – что также увеличило выход того, что он назвал «трансформирующим началом».
Эти могущественные экстракты позволили ему приблизиться к решению загадки, что могло представлять собой трансформирующее начало. Эллоуэй очистил неизвестную субстанцию, пропустив ее через цилиндрический керамический фильтр[399] с настолько мелкими порами, что они не пропускали бактерии; чистая, как вода, жидкость, прошедшая через фильтр, была столь же эффективной в трансформации пневмококков, как и первичный экстракт. И нечто поразительное произошло при добавлении охлажденного льдом спирта (стандартный способ для выделения органических соединений). Жидкость стала сиропообразной и трудноперемешиваемой, появился густой тяжелый осадок. Осадок можно было собрать[400], вновь растворить в соляном растворе и вновь вывести в осадок путем добавления спирта – этот цикл можно было повторять много раз, при этом осадок не утрачивал своей магической способности трансформировать пневмококки. Наконец, трансформирующее начало предстало во всей своей ошеломляющей красе. Но что же это было?
Дело принципаЛионель Эллоуэй был еще одной залетной птицей в лаборатории Эвери и уже покинул ее гнездо, когда вторая его статья была опубликована в феврале 1933 года. После этого пару лет о трансформирующем начале ничего не было слышно, в основном по причине болезни Эвери[401] – усугубление симптомов, затем долго откладывавшаяся операция и бурное выздоровление не давали ему выйти на работу вплоть до осени 1934 года.
Страсть Эвери к пневмококкам не ослабла даже в то время, пока он был на больничном, как и его способность придумывать блестящие новые эксперименты. Благодаря усилиям коллег темпы исследования пневмококков едва ли снизились, пока их начальник оставался вне игры. Лаборатория Эвери была известна во всем мире за свои многочисленные разнообразные вылазки против пневмококков и скорость, с которой она атаковала «химические проблемы иммунологии под столькими углами силами стольких сотрудников». Особенный интерес вызывал в то время фермент (полученный из бактерии, найденной на поросшем клюквой торфянике[402]), который расщеплял SSS типа III. Крошечные дозы этого фермента спасали жизни обезьян[403] со «смертельной пневмонией», протекавшей точно так же, как у человека. Эффект был настолько потрясающим, что младшего сотрудника лаборатории Эвери[404] пришлось удерживать от того, чтобы опробовать этот метод на пациентах палаты для больных пневмонией.
Именно на такого рода успехах была построена репутация Эвери. Напротив, проводившиеся в лаборатории с перерывами исследования «установленного, но малопонятного факта»[405] трансформации пневмококков казались скучными и не ведущими ни к чему определенному. Теперь Эвери уступил в том, что феномен существовал, но он его не впечатлил, даже после того как Лионель Эллоуэй выделил всемогущий осадок. Остальной мир был впечатлен еще меньше. В 1933 году Вильгельм Баурхенн в Гейдельберге повторил[406] эксперименты Доусона и Сиа и подтвердил их результаты. В остальном стояла оглушительная тишина; никто даже не попытался опробовать усовершенствованную рецептуру Эллоуэя.
«Трансформирующее начало», ответственное за всю эту несостоявшуюся суматоху, было любопытной субстанцией. Ее можно было отфильтровать, вывести в осадок и растворить, как и любой другой химический элемент. Но это было совсем не обычное соединение, поскольку после всех этих перипетий оно сохраняло свою экстраординарную способность навсегда изменять свойства живого организма, и эти изменения были до такой степени неизгладимы, что передавались в точности следующим поколениям. В отношении высших животных интуитивно возникла бы идея, что трансформирующее начало каким-то образом изменяло гены. В 1930-е годы, однако, происходившее с бактериями казалось не представляющим интереса для генетики; не было даже единого мнения, есть ли у бактерий гены.
Самый большой вопрос о трансформирующем начале был прост: что это такое? Сегодня ответ очевиден; но в начале 1935 года требовалось еще 10 лет то активизирующихся, то прекращающих исследований, пока его сущность не была установлена – благодаря тому, что позднее назовут «ключевым открытием биологии XX столетия»[407].
Глава 13
На севере[408]
Если кто-то предполагал, что Билл Астбери был в восторге от возвращения в родные места на севере Англии, то он глубоко ошибался. Должность преподавателя по дисциплине «Физика текстильных материалов» в Лидском университете мало помогла заглушить разочарование от того, что он вынужден был уступить пост преподавателя в Кембридже Дж. Д. Берналу, своему коллеге и партнеру по настольному теннису в Королевском институте. Берналу досталось теплое местечко, а Астбери осталось перебиваться на периферии на рискованной должности, к тому же существующей на деньги (кто бы мог подумать) «Почтенного общества суконщиков».
В сентябре 1928 года Астбери сообщал Берналу[409] в Кембридж «печальные новости» о своем надвигающемся отъезде в «глушь», добавив: «возможно, я отказался от кристаллографии». В обычном смысле слова так
