FLY - Александр Шуваев

- Доктор, вы живы?

Грайне осторожно пошевелился:

- Как будто бы все цело.

- Ну тогда давайте я помогу вам выбраться.

- Буду весьма признателен… Премного благодарен…

- Вот вы тут беспокоились, - продолжал ученый чуть позже, когда они из "Ночного Дождя" выбрались и стояли, разминая ноги и задницы, - что меня будет тошнить… Должен сказать, что ничего подобного, по счастью, не было. Были некоторые неприятные ощущения, когда прижимало к потолку или к э-э-э… сантехнике, - но не тошнило.

Нет, лишний раз убеждаюсь, что развитый интеллект значительно повышает устойчивость в любых ситуациях.

- Доктор, да как вы все это перенесли-то?! Я же чер-рте-что вытворял! Там перепады ускорений от плюс трех до минус пяти были!

- Наверное, помог мой исконный пессимизм. Когда дела обстоят достаточно скверно, я всегда говорю себе: "Это еще ничего, раз я жив, - значит все самое плохое еще впереди. Разве ж не может быть и еще гораздо хуже? Может." А когда еще хуже не становится, то такая, право, радость, что вы просто не поверите… А кроме того, - я все ждал, что вы что-нибудь скажете, а вы молчали. Ну, - думаю, - значит все в порядке…

Дубтах ласково кивнул:

- Ага. По нам всего-навсего выпустили шесть ракет и, как минимум, двести снарядов. А так да, все было споко-ойно…

Давешний цепкоглазый вооруженец, заметно спавший с лица за прошедшие несколько часов, показал пальцем на пустые узлы подвески:

- Нервишки шалили? Пулял все-таки? Поди в белый свет, как в копеечку?

- Ой, пулял, дяденька, - высоким клоунским голосом заблажил Дубтах, - ой, как пуля-ал! И в белый свет, и в черный, и в небо пальцем, и в эту, как ее? Т-такой страсти сроду не видывал, аж до сих пор поджилки трясутся!

Оруженец попытался было окинуть его презрительным взглядом, но, поглядев в ясные, немигающие, пустые глаза этого горохового шута, только сплюнул в открытый зев подъемника… А собственно, - чего он прицепился-то к парню? Пролетел больше трех тысяч километров, отыскал, привез, в мясорубке этой побывал и из нее без дыр выбрался. Если кто-нибудь думает, что это просто, то пусть попробует сам, а что пулял без толку, так это и понять можно: с одной стороны - страшно, а с другой, все-таки, наверное хотел, как лучше.

Усиленная палубная команда по приказу обоих командиров приняла пищу и воспользовалась стимулятором: существовала серьезная опасность того, что после таких суток люди начнут ошибаться и просто от усталости наделают больших бед. Поэтому, когда начали возвращаться истребители прикрытия, их встретили люди с горящими лицами и слишком порывистыми движениями. Работали они, словно автоматы, глаза не успевали следить за их движениями, когда очередной самолет останавливался после зацепа. Казалось, - не проходило и двух минут, - и машина исчезала с палубы, как и не бывало. Кроме того, - в воздухе постоянно находилась сменная тройка специально для встречи возвращающихся. Еще через несколько часов на расстоянии прямой видимости показались тяжелые "Реверсейлы": согласно договоренности определенная часть членов экспедиции была доставлена на авианосец. Вылезший из одной из машин первый пилот с тигриными, желтыми глазами курил, разминая ноги, а потом вдруг спросил:

- Господин ном-капитан, там один пассажир, - ну, уж так прям упрашивал, чтобы его не везли на авианосец. Чтобы, значит, к себе везли. Вы не в курсе, с чего такая немилость к авианосцам?

- Ума не приложу, - проговорил Бригадир, - вы бы его самого спросили.

Сам он вылетал дважды и успокоился только тогда, когда узнал, что "Реверсейлы" вернулись все, а экспедиция вывезена до последнего человека. Пилоты за редким исключением возвращались всклокоченные, мокрые от пота и ожесточенные, но к вечеру, искупавшись, выпив-закусив, отдохнув, отчасти пришли в норму. Оценив это, Бригадир, отчасти с целью укрепления дисциплины, назначил разбор полетов на вечер этого же дня. Тут его подчиненным не помог глухой ропот и весь набор косых взглядов. С другой стороны, - некоторые обстоятельства дня вообще и боя - в частности вообще вызывали серьезное недоумение у многих. Получив к четырем часам пополудни все боевые записи вернувшихся машин, к моменту разбора Бригадир был во всеоружии. Оглядев собравшихся, напряженно смотрящих на него пилотов, он слегка нахмурился:

- А где Подкидыш? Кто владеет вопросом?

- Я. Господин Людвиг просил передать, что не будучи членом соединения не считает себя вправе присутствовать, хотя и очень хотел бы. Передал вот беллограмму на тот случай, если вас это заинтересует.

- Очень, очень с его стороны щедро. А уж до чего молодой человек скромен и деликатен, - аж глаза щиплет… Давайте скоренько ознакомимся?

И, услыхав одобрительный гул голосов, он включил воспроизведение записи. С великолепной небрежностью мастера, не снимая руки с клавиш, он то гнал изображение с едва уловимой взглядом скоростью, то замедлял действо так, что даже пушечные снаряды ползли по экрану короткими рывками и медленно, словно больные гусеницы.

- Ага, это, значит, после этого "правая-вторая" оказалась у него за краем тактического планшета…

- А потом - тем более. Нет, надо его звать. Это для него будет сюрпризом.

В ходе разбора были показательно выявлены отдельные случаи неразберихи и несогласованности действий. Было отмечено, что при вполне даже удовлетворительном мастерстве пилотажа тактическое мастерство некоторых пилотов не может быть признано соответствующим высоким требованиям, столь характерным именно для нашей части. Слава богу, никто не только не струсил, но даже и не проявил вполне естественной для людей, не принимавших участия в боевых действиях, растерянности. Во всяком случае радует высокая согласованность действий, высочайший уровень взаимовыручки и общая нацеленность личного состава исключительно на победу - и т.д. Сделали выводы, зарубили у себя на носу: этим - чтоб впредь неповадно было, а вот этим, наоборот, - чтоб повадно. А в конце живого обсуждения, закончившегося выводами, выраженными в официальных, мертвых, как вера в Перуна, словах, воздвигся, опершись руками на пульт, Бригадир:

- А в заключение должен признать, как бы это ни было неприятно, что наибольшей эффективностью отличались действия нашего противноватого гостя в этом его брюнетистом аппарате. - Он развел руками. - Увы! Быть объективными - наша обязанность.

- Бригадир!

- Что такое?

- Вы насчет противноватого - не обобщайте, я его теперь за отца родного… И при каждой встрече выпивку буду ставить. До самой смертыньки.

- Все равно обидно.

Приведенный в каюту ном-капитана дежурным, Дубтах был чист, свеж и румян, аки майская роза. Он замечательно отдохнул, был доволен собой и оттого находился в благодушном настроении, но даже невзирая на это, а может быть даже, - благодаря этому, он почувствовал в своем организме оживление некоего бесенка, которого он сам называл Демоном Сорной Риторики. Разумеется, он дал самому себе страшную клятву, что язык прикусит, будет с собой бороться и нечистую силу на подиум - постарается не выпустить ни в коем случае.