Стихотворения и поэмы - Дмитрий Кедрин

<1928>

ПОЙ И ВЕРУЙ!

Да, верить в славу — труд напрасный,Ее на свете нет, а естьВражды ревнивой суд пристрастный,Друзей расчетливая лесть.

Хвале не радуйся наружно.Пусть позаботится о нейПотомок, если это нужно:Он беспристрастней и честней.

А ты работай, и да будетЖивое сердце — твой улов.Завистливо и лживо судитТолкучий рынок. Пошлых слов —

Даров его хвалы умильной —Не жди, поэт. Тебе даноОт шелухи пустой и пыльнойОтсеять чистое зерно.

Отмерь искусству полной меройЖивую кровь и трудный пот,Живи, надейся, пой и веруй:Твое прекрасное взойдет!

1926

ДЕТСТВО

Верно, леший ночью лазил в ригу,Перепутал вожжи, спрятал грабли.Тихий летний дождик. И на книгуПадают большие капли.

Няня знает: не покрестишь двери.Он и приползет, как вакса, черен.Пахнет сеном. В книге любит МериСтранный офицер Печорин.

В поле ветер трогает пшеницу.Где-то свищет суслик тонко-тонко.Нежно гладят белую страницуПальцы сероглазого ребенка.Дождь прошел. Ушла жара дневная.Сладко пахнет табаком из сада…"Это сказки, милый?" "Да, родная,Но теперь душа и сказкам рада".

1928

ПОРТРЕТ

Ф. Сорокину

Твои глаза — две злые птицы,Два ястреба или орла.Близ них, как хищные крыла,Раскинуты твои ресницы.

Сползает к мощному надбровьюУпрямый лоб. На нем войнаОгнем чертила письменаИ знаки закрепляла кровью.

Твой лик отточен, тверд и тонок,Недвижен, ясен… Лишь поройСквозь этот лик глядит второй:Поэт, проказник и ребенок.

А первый, мужественно-грубый,В следах тревоги и войныСкрывается. И вот нежныЛукавые сухие губы.

Так ты, единый, весь раздвоен,И, чередуясь, тьма и светЖивут в тебе, дитя, поэт,Ленивый бражник, хмурый воин.

2 января 1928

* Прекрасна полнокровных дев *

Прекрасна полнокровных девСтарательная добродетель,Но лучше, в том господь свидетель,Блудниц вакхический напев.

Когда, шатаясь во хмелю.Вино на скатерть лья рекою,Нетвердой трепетной рукоюЯ ножку легкую ловлю,

Когда горячий влажный ротИ взор, блеснувший томной мглою,Влекут меня и над стрелоюХлопочет маленький эрот,

Тогда в крови тяжелый жарПылает, сдерживаем еле,И, пленная, в славянском телеБьет золотая кровь татар.

1928

* Звезда взошла, как кровь. Не в пору лаял пес *

Звезда взошла, как кровь. Не в пору лаял пес.На горе рос ковыль, и, верно, не к добруНесытый сивый волк трубил в своем бору.Звезда взошла, как кровь. Ковыль на г_о_ре рос.Горячий вихрь кружит на Ярославне шаль.Сталь звякает о сталь. На городской стенеПротяжен женский вопль. Седая степь в огне.Над степью бродит звон. Над степью плачет сталь,Шесть лет стоит зима. Косматый печенегЛьет кровь на рыхлый снег и требует ключей.Слеза, моча и кровь слились в один ручей,Хмельная княжья рать легла на рыжий снег.На драку черных птиц над черепом коняГлядит седой вещун от голода раздут:"Простонут девять зим и звери не найдутЗдесь черепа коня и пепла от огня.Не вымоюсь водой и тканью не утрусь,А вымрет племя Русь, и изойдет на нет.Лишь книжная молва научит темный свет,Что на земле Днепра стояло племя "Русь".

1928

БРАТСТВО

Повелевай иль нищенствуй, докольПечальная не совершилась треба.На смертном ложе ты отвергнешь сольИ сладкого не примешь хлеба.Равно костыль бездомный нищетыИ золоченый жезл богатстваТы выронишь, и схиму примешь тыЕдиного для смертных братства.

1928

* Пускай беды зловещие зарницы *

Огнем и мраком опалили нас,Коль мы вдвоем — темница не темница,И дружество соединяет нас.Наш тяжкий год прошел под общим кровом,Свободы голос громче наконец.Венец терновый перевит с лавровым —Вдвойне прекрасен и вдвойне венец!

1929

СТРОИТЕЛЬ

Мы разбили под звездами таборИ гвоздями прибили к шестуНаш фонарик, раздвинувший слабоГуталиновую черноту.На гранита шершавые плитыАккуратно поставили мыВатерпасы и теодолиты,Положили кирки и ломы.И покуда товарищи спорят,Я задумался с трубкой у рта:Завтра утром мы выстроим город,Назовем этот город — Мечта.В этом улье хрустальном не будетКомнатушек, похожих на клеть.В гулких залах веселые людиБудут редко грустить и болеть.Мы сады разобьем, и над нимиСтанет, словно комета хвостат,Неземными ветрами гонимый,Пролетать голубой стратостат.Благодарная память потомка!Ты поклонишься нам до земли.Мы в тяжелых походных котомкахДля тебя это счастье несли!Не колеблясь ни влево, ни вправо,Мы работе смотрели в лицо,И вздымаются тучные травыИз сердец наших мертвых отцов…Тут, одетый в брезентовый китель,По рештовкам у каждой стены,Шел и я, безыменный строительУдивительной этой страны.

1930

ПОЭМЫ

Зодчие

Как побил государьЗолотую Орду под Казанью,Указал на подворье своеПриходить мастерам.И велел благодетель, —Гласит летописца сказанье, —В память оной победыДа выстроят каменный храм.И к нему привелиФлорентийцев,И немцев,И прочихИноземных мужей,Пивших чару вина в один дых.И пришли к нему двоеБезвестных владимирских зодчих,Двое русских строителей,Статных,Босых,Молодых.Лился свет в слюдяное оконце,Был дух вельми спертый.Изразцовая печка.Божница.Угар и жара.И в посконных рубахахПред Иоанном Четвертым,Крепко за руки взявшись,Стояли сии мастера."Смерды!Можете ль церкву сложитьИноземных пригожей?Чтоб была благолепнейЗаморских церквей, говорю?"И, тряхнув волосами,Ответили зодчие:"Можем!Прикажи, государь!"И ударились в ноги царю.

Государь приказал.И в субботу на вербной неделе,Покрестясь на восход,Ремешками схватив волоса,Государевы зодчиеФартуки наспех надели,На широких плечахКирпичи понесли на леса.

Мастера выплеталиУзоры из каменных кружев,Выводили столбыИ, работой своею горды,Купол золотом жгли,Кровли крыли лазурью снаружиИ в свинцовые рамыВставляли чешуйки слюды.

И уже потянулисьСтрельчатые башенки кверху.Переходы,Балкончики,Луковки да купола.И дивились ученые люди,Зан_е_ эта церковьКраше вилл италийскихИ пагод индийских была!

Был диковинный храмБогомазами весь размалеван,В алтаре,И при входах,И в царском притворе самом.Живописной артельюМонаха Андрея РублеваИзукрашен зелоВизантийским суровым письмом…

А в ногах у постройкиТорговая площадь жужжала,Торовато кричала купцам:"Покажи, чем живешь!"Ночью подлый народДо креста пропивался в кружалах,А утрами истошно вопил,Становясь на правеж.

Тать, засеченный плетью,У плахи лежал бездыханно,Прямо в небо уставяОчесок седой бороды,И в московской неволеТомились татарские ханы,Посланцы Золотой,Переметчики Черной Орды.

А над всем этим срамомТа церковь была —Как невеста!И с рогожкой своей,С бирюзовым колечком во рту, —Непотребная девкаСтояла у Лобного местаИ, дивясь,Как на сказку,Глядела на ту красоту…

А как храм освятили,То с посохом,В шапке монашьей,Обошел его царь —От подвалов и службДо креста.И, окинувши взоромЕго узорчатые башни,"Лепота!" — молвил царь.И ответили все: "Лепота!"И спросил благодетель:"А можете ль сделать пригожей,Благолепнее этого храмаДругой, говорю?"И, тряхнув волосами,Ответили зодчие:"Можем!Прикажи, государь!"И ударились в ноги царю.

И тогда государьПовелел ослепить этих зодчих,Чтоб в земле егоЦерковьСтояла одна такова,Чтобы в Суздальских земляхИ в землях РязанскихИ прочихНе поставили лучшего храма,Чем храм Покрова!

Соколиные очиКололи им шилом железным,Дабы белого светаУвидеть они не могли.Их клеймили клеймом,Их секли батогами, болезных,И кидали их,Темных,На стылое лоно земли.

И в Обжорном ряду,Там, где заваль кабацкая пела,Где сивухой разило,Где было от пару темно,Где кричали дьяки:"Государево слово и дело!" —Мастера Христа радиПросили на хлеб и вино.И стояла их церковьТакая,Что словно приснилась.И звонила она,Будто их отпевала навзрыд,И запретную песню

Про страшную царскую милостьПели в тайных местахПо широкой РусиГусляры.

1938