Однажды в Голливуде - Тарантино Квентин

Майк Зитто сел на опустевшее место Эбигейл, а Пэт Карделла придвинул стул от незанятого столика.

Клифф, кусая пиццу, отвернулся от Чарли Чаплина на стене к двум присоседившимся детинам с габаритами шкафов.

Пэт поставил свой стакан пива и сказал Клиффу:

— Ладно, дружок, вот как все будет. Ты встанешь из-за стола, потащишь свою задницу вон за ту дверь... — ткнув большим пальцем себе за спину,

на выход, — и если он или я... — переводя большой палец между Майком и собой, — увидим тебя с мисс Эбигейл еще раз, ты надолго ляжешь в больницу.

Клифф продолжал жевать пиццу.

— Уяснил, пиццеед? — спросил Майк.

Клифф проглотил кусок и положил корочку обратно в тарелку. Взял салфетку и, стирая жир с пальцев, спросил молодчиков:

— А вы, господа, случайно не итальянского происхождения будете?

Два темноволосых бандита машинально переглянулись, потом посмотрели обратно на блондинчика.

— Ну да, — сказал Пэт.

Клифф показал пальцем на одного и на второго.

— Оба?

Майк выпятил грудь и сказал:

— Нуда, мы оба итальянцы, и что?

По лицу Клиффа расползлась ухмылка, он придвинулся и сказал:

— А вы знаете, сколько итальянцев я убил?

Пэт придвинулся сам и шепотом переспросил:

— Прошу прощения?

— Ой, не расслышал? Давай повторю, — и Клифф спросил второй раз: — Вы знаете, сколько итальянцев я убил?

Потом залез в нагрудный карман со словами:

— Давай подскажу.

Пэт и Майк смотрели, как он достает из кармана медаль Почета и бросает на стол между ними. Она приземлилась на дерево с громким стуком.

— В день, за который мне ее дали... — показывая на медаль, — я убил как минимум семерых. А может, и девятерых. Но семерых — это как минимум, — продолжил Клифф. — И это только в один сраный день. На Сицилии я убивал итальянцев каждый день.

Откинувшись на спинку:

— А я был на Сицилии очень-очень долго.

Лица итальянских гангстеров раскраснелись.

— Больше того, — продолжил Клифф, — я убил столько итальянцев, что меня назвали героем войны. Следовательно, раз я герой войны, могу с полным правом носить вот это.

Клифф достал из другого кармана короткоствольный пистолет 38-го калибра и с грохотом положил на столик рядом с медалью Почета. Пэт и Майк так и подскочили, увидев, как он спокойно достает оружие.

Клифф придвинулся и прошептал двум громилам:

— Знаете что? Готов спорить, что могу просто взять пистолет и пристрелить вас обоих — сию же минуту — в этой засранной пиццерии. Прямо на глазах хозяина, официантов, посетителей и Чарли Чаплина. И знаете что? Готов спорить — готов спорить на что угодно, — что это сойдет мне с рук. Потому что я герой войны. А вы двое — просто дегенератский итальянский мусор.

Тут с Майка Зитто хватило, и пришел его черед говорить. Он злобно ткнул пальцем в зарвавшегося блондина.

— Слушай сюда, пидор армейский...

Клифф перебил тем, что схватил короткоствол со стола и всадил по пуле в голову Пэта и Майка. Из дырок в черепах хлынула красная кровь, брызнув на скатерть, рубашку, лицо Клиффа и почти через весь зал.

Клиентки закричали, клиенты бросились на пол. Оба гангстера вывалились со стульев на засыпанный опилками пол. Пока они лежали, Клифф выстрелил в них еще два раза на дорожку.

Потом, когда Клиффа допрашивала кливлендская полиции, он заявил:

— Ну, они пытались похитить меня и мисс Пендергаст. Жирный сказал, что собирается застрелить меня и плеснуть кислотой в лицо мисс Пендергаст, чтобы преподать ей урок. — И добавил: — Я не знал, что делать. Я жуть как испугался.

Теория Клиффа оправдалась. Кливлендские копы отлично знали, кто такие Пэт Карделла и Майк Зитто. И если герою Второй мировой возжелалось застрелить их в пиццерии, то полиция угостит его пиццей. От Клиффа даже не требовалась убедительная версия событий. Хватало и правдоподобной.

Вот так Клиффу Буту сошло с рук убийство... в первый раз.

Глава восемнадцатая

«Меня олухом не звать»

Калеб Декото.

Когда Мердок Лансер сказал, что заправилу сухопутных пиратов, которые угоняли его скот, зовут Калеб Декото, Джонни потребовались все его навыки игры в покер, чтобы не выдать чувства. Старый гордый озлобленный ублюдок — Мердок Лансер, его отец, — в отчаянии. И причиной тому Калеб Декото. Джонни и его единокровный брат Скотт ехали из разных краев в бывший дом детства только ради тысячи долларов за то, чтобы выслушать предложение отца. Ни тот ни другой не думали, что человек, которого они не видели с детства, сможет хоть чем-то их заинтересовать.

И тот и другой ошибались.

В радиусе где-то двухсот миль их отец, Мердок Лансер, был самым богатым человеком по американскую сторону мексикано-калифорнийской границы. У него было самое большое ранчо, самый большой дом и самое большое стадо во всей долине Монтерей. Но теперь этот гордый и богатый человек в отчаянии, а отчаяние — не самое привычное ему чувство. Слабее он из-за него выглядеть не стал. У Мердока Лансера по-прежнему были сила, достоинство, еще и морда станционной лошади. Но он стал выглядеть беспокойно. Дела определенно шли плохо, но тревога на его лице показывала, что они могут пойти намного хуже.

С тех пор как Калеб Декото и его шайка мерзавцев перебрались в округу Ройо-дель-Оро, они с таким усердием взялись за коров Мердока, будто Калеб вел личную вендетту в отместку за какой-то прошлый проступок. Но все было намного проще. Просто в маковом поле Мердок Лансер казался самым высоким цветком, а такие срезают первыми.

Начиналось все с кражи нескольких голов каждую ночь. На первых порах Мердок выставлял в ночной караул пару работников со спальными мешками, чтобы отвадить страстных любителей стейков. Казалось, это сработало. Но потом на работника Педро накинулись сразу восемь жестоких ребятишек Калеба. Они забили беднягу Педро в кровавую кашу, потом привязали к дереву и хлестали кнутами чуть ли не до смерти. В ту ночь ублюдки увели двадцать бычков и еще шесть пристрелили просто назло.

Беда самого крупного землевладельца на территории — если у тебя нет личной армии злобных уебков с пушками наперевес, то с таким агрессивным посягательством справиться почти невозможно. Ближайший законник — федеральный маршал в ста пятидесяти милях отсюда. (И сказать по правде, охрана собственности богачей не вызывала энтузиазма у блюстителей правопорядка с получкой пятьдесят долларов в месяц.) Калеб не только уводил по ночам быков в больших количествах, но и открыто продавал в загоны в шестидесяти милях от ранчо Лансера (даже не скрывая клейма на шкурах).

Затем Калеб и его люди въехали в ближайший к ранчо Лансера городок — Ройо-дель-Оро. Сперва захватили там городской салун, превратив владельца Пепе в запуганного слугу в собственном заведении.

Мэр — считавший службу общественности своим долгом — пытался поговорить с Калебом. За все старания его выпороли кнутами посреди Главной улицы. Сухопутные пираты поставили в известность торговцев Ройо-дель-Оро, что если те не хотят, чтоб их маленькую красную школу[37] спалили дотла, а женщин растлевали на ежедневной основе, то, когда речь заходит о Пепе, его заведении, Мердоке и его коровах, им лучше не совать нос в чужое дело.

Затем Калеб переехал в президентский номер отеля «Ланкастер». И уже скоро сухопутные пираты еженедельно собирали дань со всех предпринимателей городка.

План Калеба был прост. Медленный, планомерный, но непрерывный эксперимент с тем, сколько говна готовы сожрать Мердок и граждане Ройо-дель-Оро. И опыт за опытом демонстрировали, что у местного общества просто неутолимый аппетит.

Но Калеб не настолько потерял голову от власти, чтобы думать, будто его террор продлится вечно. Рано или поздно вызовут армию. Но она в трехдневном марше от города. И ко времени, когда прибудут синепузые, Калеба с бандой уже и след простынет. У Калеба осталось только одно препятствие: деньги Мердока Лансера. Когда принципиальный человек сражается с мерзавцем, поначалу всегда ведет мерзавец. Потому что есть вещи, на которые принципиальный человек пойти не готов. Тогда как мерзавец добивается своего любой ценой. Но это пока принципиального человека не доведут до точки кипения и до предела его характера. На этом стоит почти вся греческая трагедия, половина английского театра и три четверти американского кинематографа.