Однажды в Голливуде - Тарантино Квентин

Эта профессия более известна как сутенер. Как Клиффу, так и большинству американцев его эпохи была чужда сама идея сутенерства. Он еще мог понять, когда мадам заведует борделем. Но в Париже Клифф встретил французов, которых называли le maquereau[36], или сокращенно maqs («маки», если по-английски). Эти французские типы стильно одевались, весь день ошивались в барах и выставляли женщин на панель, чтобы те торговали телом, а деньги потом отдавали своему «маку». Для американского мужчины того времени сама мысль, чтобы женщина торговала киской, а потом отдавала выручку мужику, была невообразима. Но эти французские типы все устроили по науке. Благодаря своей смазливости Клифф всю жизнь манипулировал женщинами, заставляя действовать против их интересов. Уболтать их предложить свое тело ему — проще простого. Но уболтать торговать своим пионом, а потом выложить наличку Клиффу? Ох, вот это уже манипуляция высшего класса. Знать бы, как это проворачивают французы, и он бы занялся тем же, когда вернется домой. Так Клифф и познакомился с парочкой этих котов.

— Что при таком раскладе выигрывает девушка? — спросил Клифф. Француз разложил все по полочкам:

— Женщины платят, чтобы ты о них позаботился. И ты о них заботишься. Защищаешь. От клиентов, копов, отморозков и других женщин. Ты их выводишь в свет и показываешь в лучшем виде. Да, деньги тебе достаются, но немалую часть ты тратишь на них же. Можно было бы просто давать им долю, но это неромантично. К тому же в конце концов они умнеют, а когда они умнеют, им все это не нравится. Но если ты берешь то, что зарабатывают они, и тратишь целую кучу денег на них же: покупаешь, что им нравится, — платья, парфюм, брюлики, парики, чулки, журналы, конфеты — и водишь, куда им хочется, — по ресторанам, барам, киношкам, на танцы, — то они забывают, что это их деньги. Пока они делают, как говорит папочка, папочка о них заботится.

— Неужто это все? — спросил Клифф.

— Не стоит недооценивать потребность женщины в том, чтобы о ней позаботился папочка, — ответил французский мак. — Но все же ты прав, — признал он. — Это далеко не все. Есть кое-что поважнее. Например, найти девушку правильного типа. Но, хоть это важно, есть и еще кое-что поважнее.

Наверняка хватает мужиков, которые могут послать бабу на панель, но слать ее на постоянной основе? Вот признак истинного мака. А выставлять несколько женщин, да на постоянной основе? Это действительно охрененный мак. И прежде всего для этого нужно одно.

— В чем же секрет? — спросил Клифф.

— Все просто, — сказал мак. — Надо хорошо их ебать. Очень хорошо. Ебать их очень хорошо и очень часто.

Клифф улыбнулся, но француз поспешил его разочаровать:

— Эй, это не так-то просто. С ними нельзя ебаться, как ебешься со своей подружкой. С ними нельзя ебаться, как ебешься с подружкой своего лучшего друга. С ними нельзя ебаться, как ебешься с любовницей отца. Это все ебля для развлечения. А тут — работа. На работе они ебутся за деньги с клиентами. На работе ты ебешься за деньги с ними. И поверь мне на слово, их удовлетворить труднее. Если хочешь, чтоб они ходили по струнке, — еби их получше и еби их почаще. А значит, придется ебаться, даже когда ебаться не хочется, причем ебаться что надо. И чем больше у тебя сучек, тем чаще надо ебаться. Чем больше сук, тем чаще ебаться. Не спать на работе. Обленишься даже денька, блядь, на четыре — и сука очнется на хуй. Чары рухнут. А когда чары рухнут, это тебе не «Ну вот, видимо, и все; пока-пока». Когда чары рухнут, сука тебя возненавидит. И не просто возненавидит — она будет желать тебе смерти. И, может, попытается тебя убить. И, может, попытается тебя грабануть. И, может, позвонит своему бате, может, позвонит брату, а может, позвонит парню, с которым встречалась в юности, и попросит ее спасти. И теперь уже он идет за тобой с ножом, или ее брат — с пистолетом, или ее батя — с ебаным дробовиком.

Или она вспомнит, как ты же сам и научил ее торговать пиздой, и таким манером завербует какого-нибудь лоха, чтобы тебя кончить.

Другими словами, мак работает без выходных. У истинного мака не бывает отпуска от ебли.

Ты с ней ебешься, и ебешься еще, и никогда не перестанешь ебаться, и никогда не перестанешь ебаться хорошо.

Нельзя, чтоб тебе надоело, нельзя, чтоб тебе стало тошно, всем насрать, если ты не в настроении. Ты ее мужик — и с тебя причитается, причем каждый блядский раз.

И вот что главное: разные позы. Не обязательно ебаться с ней лучше любого другого мужика, но надо ебаться не так, как любой другой мужик.

Тебе интересно, что от расклада выигрывает она? Вот это и выигрывает. И знаешь что? Это охуительная сделка. Она заботится о тебе — и тебе уж лучше позаботиться о ней. Да, она отдает деньги, но, мон ами, тебе их еще, блядь, надо заработать.

Клифф все понял. Понял очень хорошо. А еще понял, что он заебется с такой работенкой. Лучше въехать в кирпичную стену на скорости шестьдесят миль в час (за что ему будут потом платить), чем трахаться с сучкой, с которой не хочется трахаться. Как в той старой поговорке: на лошадях не любят ездить только ковбои.

И как только Клифф осознал, что не рожден для сутенерства, он вернулся в Штаты и несколько лет слонялся по Америке, в конце концов прибившись к берегу в Кливленде, штат Огайо. Там он нашел старую подружку со школьных времен, Эбигейл Пендергаст. Эбигейл была пергидрольной блондинкой и любовницей бандюгана с подвязками в мафии — Рудольфо «Лопуха» Дженовезе.

Клифф Бут и мисс Пендергаст сидели в пиццерии «Гей Найнтис» — с опилками на полу, клетчатыми скатертями, музыкой из механического фортепиано и 16-миллиметровым фильмом Чарли Чаплина, который проецировался на стену.

Когда мисс Пендергаст укусила кусочек пиццы и по ее подбородку потекла вязкая моцарелла, она развернулась на стуле, чтобы попросить у официанта салфетку. Тогда-то она их и заметила: Пэта Карделлу и Майка Зитто, с пивком за барной стойкой, глядящих на ее столик с перекошенными рожами.

«Вот блин», — подумала сногсшибательная платиновая блондинка.

Обернулась к своему парню, который, поскольку не ел корочку, умял свой ломтик в два с половиной укуса.

Наклонилась над столом к Клиффу:

— Мы не одни.

— Чего? — спросил Клифф со ртом, набитым непрожеванной вязкой пиццей. Она показала глазами на барную стойку.

— Два парня за стойкой.

Он уже начал оборачиваться, но она схватила его за запястье и прошептала:

— Не смотри.

Он вопросительно поднял брови.

— Это Пэт и Майк, — прошептала она. — Они работают на Руди.

И тогда, несмотря на все возражения, он развернулся и хорошенько пригляделся к двум молодчикам сурового вида, которые расселись на барных стульях и посасывали пиво. Они ответили бывшему солдату взглядом, очевидно говорившим «на хуй пошел».

Он обернулся обратно и отделил от пиццы еще ломтик, слушая, как она говорит:

— Рано или поздно они подойдут и прогонят тебя.

Он поднял глаза от ломтика в руке на бледнокожую крашеную блондинку.

— Ну прям?

Эбигейл состроила виноватую мину и извинилась:

— Прости, Клифф, я и не думала, что Руди так бурно отреагирует. Не то чтобы я ему хренова жена и у него нет других восьми подружек.

— Ага, — сказал Клифф. — Но ты-то видать, его любимая. Я могу его понять.

Эбби зарделась.

Он велел ей отлучиться в дамскую комнату. Она заспорила, и он повторил приказ:

— Отлучись в дамскую комнату. Запрись и не открывай, пока я не скажу, что можно.

Она не поняла.

— Пошла, — скомандовал он.

Она послушалась, встала, извинилась, ушла в дамскую комнату и заперлась.

Как только мисс Пендергаст удалилась из зала, к столику Клиффа направились два итальянских молодчика.