Кровь Рима (ЛП) - Скэрроу Саймон

Снаружи палатки Макрон увидел девушку, которую Катон привез несколько дней назад из иберийского лагеря. Ей давали пищу и воду, и каждую ночь она спала возле палатки Катона. Он строго приказал не трогать ее и считать ее служанкой трибуна. Насколько было известно Макрону, с тех пор, как казалось, Катон игнорировал ее. Он объяснил это тем аспектом характера Катона, который настаивал на защите слабых и уязвимых. «Досадно, - подумал он, - ведь она достаточно привлекательна, чтобы ее приветствовал в постели любой мужчина».       Тем не менее, Катон был Катоном, и он не был обычным человеком. Но даже в этом случае девушка могла принести ему пользу.

Девушка пошевелилась, когда увидела, что Макрон пристально смотрит на нее, села и обняла себя за колени и с тревогой посмотрела ему в ответ.

- Берниша? Верно?

Она застенчиво кивнула.

- Трибун оказал тебе услугу, вытащив тебя из иберийского лагеря. Знаешь, ты могла бы о нем позаботиться, - мягко сказал Макрон. Он указал на палатку Катона и изобразил сон, затем вытер лоб. Она не отреагировала.

- Во имя Плутона… - гаркнул Макрон и подошел к ней, схватив ее за запястье, рывком подняв на ноги, и потащил в палатку. Она боролась какое-то время, а затем сдалась, осознав, что это бесполезно. Макрон указал на Катона. - Я хочу, чтобы ты позаботилась о его потребностях.

Она тупо посмотрела на него. Макрон вздохнул и изобразил, как он вытирает лоб, потом пьет и кормится, и указал на Катона. Берниша открыла рот, заговорила на своем языке и кивнула.

- Хорошо, - улыбнулся Макрон. - Тогда займись этим. Имей в виду ... - Его глаза сузились. - Если с ним что-нибудь случится, если ты сделаешь что-нибудь, чтобы навредить ему или помешать его выздоровлению, я прикажу тебя высечь и отправить обратно в иберийский лагерь, чтобы они использовали тебя по своему усмотрению.

Его угрожающий тон был безошибочным, даже если она, казалось, не понимала ни одной детали из сказанного. Макрон указал на Катона, затем на нее, затем на свои глаза и снова указал на нее.

- Ну же, приступай.

С этими словами он вышел из палатки и на мгновение постоял снаружи, чтобы собраться с мыслями. Макрон был встревожен. Если бы это случилось практически с любым другим человеком, он сказал бы, что у этого человека сдали нервы, и что он поддался тому чувству, которого боялись все солдаты: трусости. Но он знал Катона лучше, чем большинство солдат знали своих домочадцев. Он знал, что Катону всегда хватало смелости, и даже когда шансы были ужасающими, он заставлял себя сражаться. Он был самым храбрым солдатом, которого Макрон когда-либо знал. И если это могло случиться с Катоном, то это могло случиться с кем угодно. Включая самого Макрона. Сама по себе эта мысль была достаточно пугающей. Еще одна причина сделать все возможное, чтобы помочь своему другу выздороветь. Когда-нибудь их роли могут поменяться местами, если Макрон вдруг его запас прочности иссякнет. Он вздрогнул от такой перспективы, затем заставил себя подумать о своих самых неотложных обязанностях: обойти часовых, проследить за тем, чтобы колонна выдвинулась на рассвете, и отследить подготовку к завтрашним похоронам. Теперь бремя командования было на нем, размышлял он, шагая в сторону лагеря, занятого иберийцами. Прежде чем он позаботится о чем-либо еще, он решил, что должен сообщить Радамисту, что принял временное командование. Это была задача, которая ему не нравилась. Ни капли. Катон лучше справлялся с подобными вещами.

Макрон выровнял дыхание и приготовился быть твердым, но вежливым. «Но, - пробормотал он себе под нос, - если этот иберийский царевич думает, что я собираюсь стелиться перед ним, то его ждет долбанное большое разочарование».

***

- Ранен? - нахмурился Радамист.

- Да, господин. Травма головы. Пройдет несколько дней, прежде чем он выздоровеет. Между тем, теперь я старший офицер в колонне, поэтому временно возьму на себя командование.

- Ты? - это показалось Радамисту подозрительным. - Прошу прощения, я почти не знаю тебя, центурион Макрон. По крайней мере, не так хорошо, как я узнал твоего командира.

- Ничего не могу поделать, господин. Но такова ситуация. Просто подумал, что вам следует сообщить.

- Совершенно верно. И поскольку нам, несомненно, придется регулярно совещаться в ближайшие дни, пока твоему трибуну не станет достаточно хорошо, чтобы возобновить командование, было бы лучше, если бы ты обращался ко мне «Ваше Величество». Просто чтобы предотвратить дальнейшую неловкость.

Макрон открыл, было, рот, затем быстро его закрыл. Он понятия не имел, в чем здесь была какая-то неловкость. Но если иберийец хотел, чтобы его называли «Ваше Величество», то пусть он будет «Его Величеством», хотя бы для того, чтобы сохранить мир. Он откашлялся и склонил голову.

- Да, Ваше Величество.

Радамист снисходительно кивнул. - Насколько я понимаю, римские военные, как ты, центурионы, составляете костяк армии. Вы выбраны за вашу храбрость, вашу готовность первым вступить в бой и последним выйти из боя. Это так?

Макрон не мог не польститься таким точным наблюдением, за которым сразу последовала настороженность в отношении цели такой похвалы. - Я и не знал всего этого, господин. Быть избранным командовать другими солдатами – большая честь. Мы, центурионы, просто стараемся быть лучшими солдатами.

- Скромность настоящего героя, - сказал Радамист. - Ты мужчина по моему сердцу. Боец и вождь для своих людей.

Макрон ничего не ответил и просто хотел как можно скорее удалиться от иберийца. Поэтому он откашлялся.

- Ээ…. Благодарю, Ваше Величество. Теперь я не могу более тратить Ваше драгоценное время.

Мягкая улыбка Радамиста исчезла.

- Ты удалишься только, когда я так скажу, центурион. Я еще не закончил с тобой. Как я уже сказал, я уверен, что ты хороший воин. И твоя главная задача – вести в бой людей своей центурии. Ты – старший центурион своей когорты, но трибун – это командир.

- Если только он не может дальше командовать. Тогда ответственность ложится на меня.

- … Ваше Величество, - напомнил ему Радамист.

Макрон кивнул. - Да, Ваше Величество.

- Итак, при нормальном развитии событий ты не привык командовать когортой, не говоря уже о двух когортах или тем более колонне людей, столь же многочисленной, как наша. Это так?

Макрон сразу понял, куда клонится разговор, и стал тщательно подбирать слова.

- Все римские центурионы должны быть готовы взять на себя бóльшую ответственность, если возникнет такая необходимость, Ваше Величество.

- Я это понимаю. Но такие обязанности берутся только в случае отсутствия офицера более высокого ранга. Верно?

- Да, Ваше Величество.

- А ты не согласен с тем, что царь стоит выше центуриона?

Макрон заложил руки за спину и тревожно согнул пальцы. - Это зависит…

- Это зависит? Центурион Макрон, ты явный ветеран, у тебя за плечами много кампаний. Несомненно, ты сражался в разных провинциях вашей Империи. Скажи, за все это время ты когда-нибудь сталкивались с ситуацией, когда центурион пользовался большей властью, чем царь?

- Нет, господин, я такого не встречал. Но…

- Но что? Нет ничего, что противоречило бы моей точке зрения. - Радамист наклонился ближе и пристально посмотрел Макрону в глаза. - Я царь, а ты центурион. Более того, пока мы говорим, я являюсь царем той самой земли под твоими ногами. Это мое царство. Я его правитель. Ты здесь по моей воле. По всем параметрам, которые мы хотим применить, я являюсь твоим командиром, и поэтому я должен командовать этой колонной в отсутствие трибуна Катона. Я согласился с твоим полководцем Корбулоном принять Катона командующим нашей маленькой армией. А в отношении тебя такого обязательства я не брал. Поэтому я говорю тебе сейчас, что буду вести колонну. Понимаешь?

- Я понимаю, Ваше Ввеличество.

- Хорошо, тогда я буду ожидать, что ты будешь выполнять мои приказы, как ты ранее следовал приказам трибуна Катона.