Меч войны, или Осужденные - Алла Гореликова

– Сегодня, – негромко сказал Альнари, – Верла отомщена. Сегодня мы расплатились за тех, кто стали врагами императора лишь потому, что их дети голодали. За тех, кто был схвачен без вины. За позор их жен и дочерей. За всех, кто три года по родному городу ходил, опустив глаза. Но вы ведь понимаете, что это только начало, так, люди? Диартале нужна свобода, и никто не даст нам ее, если не возьмем сами. Сегодня, – голос Альнари взметнулся над затихшей толпой, зазвенел открытой яростью, – по праву и закону предков я устраняю должность императорского наместника Диарталы. Отныне и впредь Диарталой правит господарь и только господарь. Мы будем с империей – но только в том случае, если империя будет с нами. Мы будем платить налоги – но лишь в обмен на честную помощь в тяжелые годы. Мы будем воевать за них – но тогда, когда и они будут воевать за нас. За, а не против! Пока армия Омерхада орудует в Диартале как на завоеванной вражеской территории, они будут для нас захватчиками и врагами, и поступать с ними мы будем так, как и положено поступать с захватчиками и врагами! Без пощады!

– Без пощады! – завопила толпа. – За Диарталу, за господаря!

– Я клянусь, – Альнари вскинул над головой родовой клинок, – клянусь памятью отца, кровью своей: на этот раз мы победим!

К вечеру этого дня освободительная армия Диарталы насчитывала пять тысяч бойцов. Вдвое меньше, чем держал в Диартале император, да и бойцы по большей части были неумелые. Но Джирхед Мазила клялся, что по крайней мере приемлемых стрелков он сделает из этих олухов до того, как под стены Верлы придут каратели, а Гиран без особого труда набрал среди них полтысячи сабельников в городскую охрану и две сотни в гвардию господаря. Что же касается Альнари, он все-таки усадил Барти сочинять письмо, а сам заперся в кабинете со старшинами гномов и вышел оттуда лишь под вечер. Но о чем шла речь, никому не сказал.

Убитых этой ночью императорских солдат закопали за стеной в общей яме, без установленных традицией церемоний, как преступников.

3. Луи, король Таргалы, и Радислава, его королева

Луи понимал: осенний бал полка королевских кирасиров – не самый лучший случай знакомить свет с красотой юной королевы. В столице много прелестниц, но именно здесь блистают две признанные владычицы сердец: баронесса Годринская, сероглазая золотоволосая северянка, жена командира белой роты – и супруга командира черной роты, жгучая брюнетка герцогиня Эймери. Радислава рядом с ними – девчонка-недоросток, мышка, недоразумение! Открыто хаять не посмеют, но разговоров по углам надолго хватит.

Молодой король знал, конечно: причиной жаркого перемывания косточек станет не столько сама Радислава – что удивительного в династическом браке?! – сколько его собственное, оскорбительное для столичных красавиц поведение. Да, они в самом деле считали оскорблением, что король, женившись, перестал искать их внимания!

Впрочем, по Стефании Луи тосковал. Не хватало ее смеха, отражения свечи в глубоких серых глазах, не хватало остроты ночных визитов, когда в любой миг может вернуться Ленни; не хватало зрелой страсти искушенной женщины. При всей своей любвеобильности Луи не увлекался угловатыми юницами; и хотя Раду он любил по-братски искренне и тепло, как женщина она его не слишком привлекала. Он надеялся – пока. Через годик-другой его подружка детства вырастет, оформится – и, быть может, затмит Стефанию в его глазах. Если за эти год или два они с Радой друг друга не возненавидят!

Неопытная девочка, Радислава все же чувствовала: что-то в ее супружеской жизни не так. Муж был с нею нежен, но тороплив – «будто на похороны врага опаздываешь!», сказала она как-то. Ему нравилось лежать с нею рядом, болтая о пустяках; нравилось, когда ее голова умащивается ему на плечо; нравилось, что она пренебрегла традициями и спит с ним в одной постели, свернувшись калачиком под боком. Но к любовным играм с женой-девчонкой Луи себя принуждал чуть ли не силой. И прекрасно сознавал, что рано или поздно она это поймет…

Не раз он порывался объясниться, честно попросить подождать – но каждый раз умолкал, толком не начав. Рада не считала себя маленькой; Раде он нравился именно как мужчина. Луи желал ей счастья и надеялся, что со временем научится делать ее счастливой.

Однако столкнуться посреди бала со Стефанией, говорить с нею, может даже – танцевать… Луи сам не знал, хочет этого – или боится. Касаться ее руки, вдыхать такой знакомый запах – и знать, что больше не имеешь на все это права. И не в том дело, что она замужем, а ты женат, когда и кого останавливали такие мелочи?! Но Рада, став твоей королевой, спасла твою корону. И ты обещал ей… да и не будь этого обещания, все равно! Ты перед нею в долгу.

Вот только любовь не рождается из долга. Даже если сам ты искренне хочешь любить.

Полковником кирасиров традиционно считался сам король; на деле командование сводилось к почетной обязанности хозяина осеннего бала, и большего Луи не желал. Разумеется, он знал не только всех офицеров обеих рот, но и почти всех рядовых – молодых дворян, по большей части младших сыновей знатных фамилий. Но сейчас глядел на них новым, пристальным взглядом. Они уже знали – те из них, кто давал себе труд знать – что скоро война. Они жаждали подвигов и славы. И, разумеется, они не сомневались в победе. Сомнения оставались на долю короля.

– Мой король, – молодой Эймери, неизменно добродушный, внешне мирный и чуть ли не пушистый, отдал честь. Поклонился Раде. – Моя королева.

– После королеза не пропадай, – торопливо сказал ему Луи. – Поговорить надо. И ты, Ленни, – добавил подошедшему следом второму капитану.

Барон Годринский, муж прекрасной Стефании, кивнул с небрежной лихостью. Поцеловал руку королеве, окинув ее изучающим, но отнюдь не пошлым взглядом. Все – молча. Слухи о жене и короле дошли до бравого капитана и приняты им к сведению, понял Луи. Вот знать бы еще, какие именно: Радиславе, к примеру, несколько дней назад поведали по секрету, что король бегает к любовнице чуть ли не каждую ночь.

– Ленни в обиде на Омерхада, – подмигнул Эймери. – Скоро зарядят дожди, что за война по грязи и слякоти? Они там у себя на югах совсем не думают, каково отстирывать белые мундиры.

Кутерьма в большой зале уже сходила на нет: распорядитель выстраивал пары, подтягивались последние опоздавшие.

– После королеза тотчас, – напомнил король своим капитанам и повел Раду на предназначенное королевской чете место.

Первый тур танцуют все. Королез, танец венценосных особ, они с Радой должны вести. Шествовать впереди вереницы пар, то убыстряя, то замедляя темп, но неизменно горделиво, ведя выстроенную строго по ранжиру очередь через блистающие залы дворца – осмотр отведенной под веселье территории, но пока что еще не веселье. И – единственный танец, в котором супругам позволительно составлять пару.