Меч войны, или Осужденные - Алла Гореликова

Барти молчал и ступать старался как можно тише. Понимал: для Альни дворцовые залы и коридоры полны тех призраков, какими не хочется делиться ни с кем. Но Альнари, вдруг приостановившись, тряхнул головой, хлопнул спутника по плечу:

– Ничего, Барти, справимся. Верла наша, теперь штурм отбить – а там пойдет.

– Штурм?

– А как же! Сам посуди: мятеж в столице второй провинции империи, две тысячи потерь в одну ночь, наместник чудом спасся, – как же тут без штурма? Самое позднее дней через десять, так-то, Барти.

– И что делать будем? – Рыцарь представлял, что такое штурм слабо защищенного города. Слишком хорошо представлял.

– Отобьемся. – Альни поймал его взгляд, сжал плечо. – Ты мне веришь, Барти?

– Альнари, – осторожно спросил себастиец, – ты хоть раз переживал штурм города?

Молодой господарь отвернулся, ушел вперед. Барти заторопился следом. Рыцарю уж стыдно стало за вопрос: ну какая, к Нечистому, разница, можно подумать, от того, представляет ли Альни, что такое штурм, зависит, будут или нет штурмовать Верлу.

– Три года назад, – ответил вдруг Альнари. Тем самым, с каторги памятным ровным голосом; у Барти аж мурашки вдоль спины просыпались. – И – да, я его пережил. Но теперь все будет по-другому.

Хотелось бы верить…

– Ладно, извини, – вздохнул Барти. – Выбора ведь все равно нет. Будем отбиваться, а там как Господь рассудит.

– Пусть будет Господь, – Альни знакомо повел плечом. – Надеюсь, Ему ты веришь.

Таргалец не нашелся с ответом. Тем временем Альнари свернул в неприметный боковой ход и вывел спутника к тяжелым дубовым дверям. Кольнул кинжалом ладонь, приложил к серебряной ручке. Щелкнул замок. Чары крови рода, с невольным восхищением подумал Барти. Замки, подвластные истинному хозяину. И ставленник императора не догадался их сменить?! Умных же наместников сажает Омерхад в свои провинции!

Барти вошел вслед за Альнари, окинул небольшую комнату быстрым взглядом. Богатый ковер на полу, стены светлого дерева украшены резьбой – виноградные листья, грозди… На стене против входа – сабля в потертых черных ножнах, с украшенной черными опалами рукоятью. Шторы тяжелого шелка плотно задернуты. Девственно чистый стол. Кабинет. Вот только непохоже, чтобы здесь много и часто работали.

– Нет, ты погляди только, – хмыкнул Альни, снимая со стены саблю. – Все, как при отце было. Даже оружие наше родовое не убрал. Чем он тут вообще занимался, этот так называемый наместник? Служанок в спальню таскал да крамолу выслеживал, вместо того, чтобы провинцию поднимать?

Молодой господарь один за другим выдвигал ящики огромного резного бюро, конторки, массивного стола. Просматривал какие-то бумаги и, небрежно смяв, кидал под ноги. Пошарил под столешницей, вынырнул с ключом, сказал с веселым удивлением:

– Нет, ты глянь, он даже тайник не нашел!

Повозился у стены, отодвинул резную деревянную панель, присвистнул:

– Нет, нашел. Просто поменять не соизволил. Барти, глянь.

В нише за стеной хранилась, видно, казна провинции – вернее, та ее часть, из которой черпаются средства на срочные нужды. Два сундука – не то чтобы неподъемных, но и не маленьких. Ключ из тайника подошел к обоим. Альни откинул крышки, выдохнул:

– Ах ты ж, тля вонючая!

Один сундук был доверху полон серебряными слитками. Во втором тускло блестели золотые монеты. Новые и потертые. Хандиарские имперки, таргальские коронки, халифатские дирики и веночки…

– Три года, ах ты ж тля… – Альни зачерпнул золото, пропустил сквозь пальцы. – Три года назад, Барти, здесь было пусто. Отец раздал всё. Надеялся, что император пожалеет голодающую провинцию – а тем временем сам платил налоги за тех, кому даже еды купить было не на что. А этот… тьма его дери, за три года! Это ж как грести надо было!

За сундуками оказался еще один тайник, и вот его-то господин Джирхед иль-Танари найти не сумел. Альнари надел на палец массивное серебряное кольцо с гербовой печаткой. Постоял несколько мгновений, склонив голову. Запер сундуки, закрыл тайник. Стянул доспех, небрежно бросил в угол. Туда же полетела промокшая от пота рубаха.

– Ну что ж, Барти, будем работать. Можешь написать для меня письмо в Таргалу?

Что за письмо, Альнари объяснил быстро. Дольше думали потом вдвоем, как писать, что сказать, о чем промолчать на случай, если попадет не в те руки. Но только Альни усадил себастийца за стол, положил перед ним с десяток листов дорогой гладкой бумаги, поставил чернильницу, как в кабинет вошел Гиран:

– Альни, там люди собрались. Ты б вышел, поговорил.

Несколько мгновений Альнари смотрел совершенно непонимающими глазами. Потом резко кивнул, встал:

– Извини, о другом думал. Теряю хватку.

– Ты просто устал, – нахмурился Гиран.

– Все устали, так что ж теперь? Отдыхать некогда. Барти, ты со мной?

Я бы лучше спать, подумал Барти. Двужильный ты, что ли? Вон, уже у двери… или это я на ходу сплю?

– С тобой.

Гиран поглядел на Альнари.

– Ты так, что ль, собрался идти? Оденься.

Альни криво усмехнулся. Ответил:

– После.

– Вид у тебя…

– Знаю. Пойдем, люди ждут.

Огромная площадь перед дворцом колыхалась морем людских голов. Не иначе, решил Барти, вся Верла собралась. В воздухе еще стоял едкий запах гари, над развалинами казарм курились дымки, а на дворцовой кухне кашеварили матери и жены тех, кто успел этой ночью забежать домой. Молодой господарь замедлил шаг перед балконом, качнул головой и пошел вниз: на крыльцо. Бросил, уловив удивление спутников:

– Оттуда Законник тогда смотрел. Не хочу. Ноги моей на том балконе не будет.

Пальцы Альнари стиснули рукоять отцовской сабли. Гиран понимающе кивнул.

Альни остановился на верхней ступеньке, и толпа потрясенно затихла. Странно, должно быть, выглядит молодой господарь в глазах горожан, подумал Барти. Совсем не так, как положено правителю: полуголый, в разводах пота и копоти. Зато всем видно: Альнари не только клеймен, но и пытан и бит. Позор для благородного – но разве позор, принятый правителем ради своего народа, не становится честью? Диартале несладко жилось последние три года. Ее законному господарю – тоже.

– Сегодня, – негромко сказал Альнари, – Верла отомщена. Сегодня мы расплатились за тех, кто стали врагами императора лишь потому, что их дети голодали. За тех, кто был схвачен без вины. За позор их жен и дочерей. За всех, кто три года по родному городу ходил, опустив глаза. Но вы ведь понимаете, что это только начало, так, люди? Диартале нужна свобода, и никто не даст нам ее, если не возьмем сами. Сегодня, – голос Альнари взметнулся над затихшей толпой, зазвенел открытой яростью, – по праву и закону предков я устраняю должность императорского наместника Диарталы. Отныне и впредь Диарталой правит господарь и только господарь. Мы будем с империей – но только в том случае, если империя будет с нами. Мы будем платить налоги – но лишь в обмен на честную помощь в тяжелые годы. Мы будем воевать за них – но тогда, когда и они будут воевать за нас. За, а не против! Пока армия Омерхада орудует в Диартале как на завоеванной вражеской территории, они будут для нас захватчиками и врагами, и поступать с ними мы будем так, как и положено поступать с захватчиками и врагами! Без пощады!