Дети Гамельна. Ярчуки - Михаил Валин

Хеленка зажмурилась и отложила куцик почти доеденного колбасного круга. Прогуливавшийся мимо Пан Рудь безо всякого интересу уселся спиной к славному огрызку и принялся слушать пение птиц.

— Ну, воля хозяйская, — пробормотал казак, представляя, куда бы ловчее всадить пулю доброй хозяйке. Вот так бы невзначай и бахнуть, безо всяких явственных умыслов, по примеру того, как рыжий кошак только что ту недоеденную колбасу втихую прибрал.

— Ты не косись, а то подавишься. Я, может, сама смерть найду. Надоело мне. И жизнь дурацкая, и рожи ваши глупые, варварские. А не найду, так по-доброму вас отпущу. Вот прямо завтра, — обнадежила ведьма.

«Видать, и ночь-то не протянем», - подумал Хома и пошёл по воду. Когда вернулся, хозяйки и Пана Рудя у шалаша не было. Сидела, сложив ноги по-турецки, Хеленка, ковыряла носок расшитого сапожка.

— Не дряпай, красиво же и так, — одернул Хома.

Панночка подняла глазища, стрельнула взглядом окрест и принялась показывать знаками.

— Не, не пойду, — шепотом ответил Хома. – Ты-то меня отпустишь, да колдунское общество спохватиться. Будут ловить как зайца. Позор один. Да и как я один пойду? Ты-то остаешься. Или вместе стрекача зададим?

Хеленка покачала головой и вновь принялась показывать. Тьфу, ну что это за разговор в одно ухо? Хотя вполне приноровился понимать Хома и знаки, и замыслы полумёртвой дивчины. Ох, и шалая она исподтишка, вот хоть как её клейми…

***

— Вон она, та проклята Дидькова Каплыця, — шляхтич повел дланью в буйно пахнущей потом и сыромятной кожей перчатке, указуя на холм и дорогу, будто их можно было случайно не заметить.

— Вот и славно, — Мирослав оценил отлично видный перекресток дорог у подножья холма. Торчал там покосившийся придорожный крест, несколько засохших деревьев – место на виду, засаду обустроить затруднительно. Капитан поскрёб щетинистый подбородок. Очень уж странно выходило, назначенная встреча просто обязана быть ловушкой. Следовало бы обнюхать и осмотреть всю округу, но из-за истории с мостом и объездом время потеряли.

— Хорошо, шановне[90] паньство, здесь остаетесь. Лейтенант мой с вами, бдительности не теряйте, — Мирослав поднялся в седло. — Сам Понтифик большие надежды возлагает на ваши сабли и отвагу.

Усиленные лейтенантом Угальде и совершенно бесполезным в бою Анчем, поляки раздулись от гордости, будто жабы и остались под прикрытием чахлой рощи. В случае осложнений, этот сомнительный, но весьма гонористый резерв едва ли успеет вовремя подойти. Вот дорогу перехватить они вполне способны – Диего, хоть и пошкарябало испанца, сумеет выпинать шляхту на дорогу. Ксёндзы укрепят дух бойцов… В общем, хоть какая-то опора в тылу.

Семеро всадников рысили по дороге – заходящее солнце освещало вершину холма, развалины городка, остов собора – обезглавленный, почерневший от давнего пожара. Угасающий солнечный свет пронзал высокие окна насквозь – по одну сторону закопченных стен ещё царил летний день, по другую, меж крестов обширного кладбища, уже подкрадывалась ночь. Из-за всех этих задержек, что будто нарочно под ноги бросались, приехали, как в уговоре требовалось – «на закате».

Вот и перекресток: разбегающиеся врозь шляхи, пересохшая лужа, старый навоз у обочины…

— Спешиться!

Банда сошла с коней, солдаты озирались.

— Словно в миске какой, — проворчал Йозеф, поглаживая рукоять кацбальгера.

Действительно, охотники будто на дне посудины оказались. Тянулись прочь пустынные трещины-дороги, замер в безветрии поросший приземистыми кустами тёрна склон холма. Казалось со всех сторон – от верхних развалин, от чёрного костёла и погоста, от дальнего леса и от камышей речушки – за людьми пристально наблюдают. Скорее всего, так и было.

- Пока здесь, - снова оглянулся капитан, нутром чуя подвох. - Оправиться, погадить, глотки промочить. И по сторонам смотрим во все глаза.

Лошадей привязали к сухим стволам, бойцы прошлись вокруг – смотреть у пыльного перекрестка было не на что. Расселись на траве, пошла по кругу баклага с водой. Ощущение, что сидишь под взорами тысяч внимательных глаз, малость поутихло – человек ко всему привыкает.

— Вот помню, стояли мы под Брайтенфельдом, ну когда шведы так врезали, что аж уши у нас завернулись. Ну, от скуки, окрестные деревни потрошили. Там и брать нечего - война всё прибрала. Но жрать-то хочется. Ну, одного упрямого мельника на ветряке за кишки его же и подвесили. Крутится, орёт... — рассказывал Густав

— Ты бы лучше о бабах тамошних трепался, — поморщился Котодрал.

Мирослав в разговор не вмешивался, прохаживаясь поодаль. Крепло гадостное предчувствие, что никто на встречу не явится. Но к чему тогда это письмо с приглашением? Сбивали со следа? Скорее, наоборот, давали уверенность, что след не ложный. Противник расставил капкан и следовало заставить ловушку сработать вхолостую. Но как? Только дождаться, пока враги покажутся…

Далее по обстоятельствам: или попытаться взять нападающих, или уходить, надеясь на ясновельможный резерв. Но странность в том, что на этом чёртовом перекрестке внезапное нападение попросту невозможно. В чем ловушка? Где-то за холмом таиться полусотня панцирных казаков? Или из лужи полезут вяленые  кобольды-головастики? Или что?..

Капитан невольно поглядывал в сторону придорожного креста, — деревянное изваяние не собиралось подсказывать. Странная манера у здешних резчиков: грубые, едва намеченные черты, растрескивавшееся тёмное дерево… Да и сам крест нехорошо склонился, словно вот-вот рухнет ниц перед этими пыльными дорогами и мёртвым холмом.

Бойцы сидели, почти не оборачиваясь к друг другу – смотрели вокруг, на притихший, начавший сереть мир.

… — И тогда я говорю, «годная баба так скалиться не станет, зря ты, Клаус, её в чулан затащил, порченная она». И действительно, назавтра глядим, а наш здоровяк-то за брюхо держится, — негромко продолжал предаваться воспоминаниям Густав. – Два дня, и всё – стух кишками…

Никого вокруг. Дороги пусты, птицы молчат, сгущается сумрак. Не тот перекресток? Нет, глупо, Дидькова Каплыця одна-единственная…

Мир огляделся и достал сосуд с Указующим. Тот был бодр - скрёбся изнутри, видимо, надоело в темноте сидеть. Капитан открыл крышку - рука немедля высунулась, стряхнула капли вина, поколебалась и принялась тыкать пальцем с тёмным ногтем во все стороны: на костёл, на рощу, кладбище, развалины. Впрочем, назад, в сторону польской засады опять же указать не преминула. Мирослав сплюнул и принялся закручивать вместилище бесценного, но сейчас откровенно бесполезного компаса — Указующий вновь возмущенно заскрёбся. То ли укачало, то ли взятое в монастыре вино действовало на магическую руку не лучшим образом. Собственно, оно и на вкус весьма гадостно. Надо было у отца Казимежа вытребовать бочонок кагора...

Зажглись первые звёзды. Солдаты примолкли – темнота не располагала к болтовне. Ночь поглотила кресты обширного кладбища за костёлом, скатывалась ниже по склону… Но ещё светлели колеи дорог. Вот мелькнули в воздухе, заставив вздрогнуть, легкие тени – нет, всего лишь кажаны, как по-местному зовутся летучие мыши. Напрасно отряд ждал, никто не придёт. Ещё час и нужно будет уезжать, нет смысла торчать здесь всю ночь.

Мирослав глянул на лошадей, повернулся к холму…

— Капитан!

— Вижу, не ори.

Тень остова костёла уже не была такой тёмной – в провале окон мерцал свет. Приглушённый, звезды над безглавой колокольней сияли куда ярче. Но, определенно внутри церкви был свет – отблеск факела или фонаря.

— Живо поднимайте зады, герои сраные…

***

Во тьме кусты терновника вроде бы разрослись, а сам склон стал круче. Мирослав невольно обернулся – дорога тянулась совсем рядом, угадывались сухие деревья, тени лошади и Дмитро, замерший с мушкетом в руках. Казак остался за коновода без особой охоты, но он был проверенным бойцом, а потеря лошадей была бы, ох, каким дурным знамением. Надо бы там ещё одного оставить, а лучше и двух. Но маловато людей под рукой.

Охотники разделились – капитан с Котодралом и Литвином поднимались напрямую, вторая группа шла левее, норовя выйти к западной стене – если ждёт засада, то наверняка враг на погосте засел, а могилы останутся по другую сторону спаленного костёла.

— Капитан, что-то не так, — прошептал Збых, ловчее перехватывая аркебузу.

— Ясное дело, не так — не в кабак идём, — ответил Мирослав, пытаясь разглядеть тени под закопченной стеной – стоит там кто, или лишь мнится?  Из высоких окон по-прежнему манили отблески неяркого света. Нет, какого дьявола манили?! Идти туда не хотелось, да так, что аж спина холодела. Дурной склон. Ни цикад, ни иной ночной живности. Даже летучие мыши куда-то исчезли. Лишь холодные искры звезд наверху, да стены, никак не желающие приближаться. Ну, ещё шорох солдатских сапог…

— Ловушка там, — прошептал Котодрал, в очередной раз щупая свой оберег.