Самый короткий путь (СИ) - "Elle D."

Риверте спал.

Он лежал на спине, откинувшись, другая рука свесилась с кровати. Во сне его лицо

смягчилось и стало почти юным – Уилл подумал, что, вероятно, ему едва исполнилось

тридцать. Волосы разметались и спутались, падая на лоб неровными прядями, грудь

мерно вздымалась от ровного, безмятежного дыхания, белая повязка на раненом плече

выделялась ярким пятном на загорелой коже. Впервые Уилл увидел Фернана Риверте

спящим, спящим среди белого дня, в погожее осеннее утро, в комнате Уилла, в его

постели. Они никогда раньше не делали это в его постели – Риверте неизменно уводил его

в свою спальню. А теперь они остались, и он спал, доверившись тому, кто расслабил его и

подарил несколько минут спокойствия посреди бешеного галопа его безумной жизни.

Доверившись ему, заложнику от страны, на которую он шёл войной, человеку, чьего отца

он убил.

Уилл смотрел на него – на него и на тёмную жилку, мягко бившуюся на его горле в том

самом месте, которое показал ему Роберт в Тэйнхайле три месяца назад.

Один разрез, сказал он тогда. Один разрез, Уилл – и ты выпустишь из Вальены её дурную

кровь, ты спасёшь Хиллэс, спасёшь Руван, спасёшь многие тысячи людей в странах,

названий которых сейчас не вспомнить. Этот человек, лежащий перед тобой – он

удивителен, он прекрасен, он самое лучшее, что случилось в твоей жизни, и наверняка

лучшее, что вообще могло с тобой случиться. Но он всегда берёт то, что хочет взять, он не

знает слова «нет». Ты не остановишь его – хоть бы ты валялся у него в ногах и умолял

пощадить твою страну или хотя бы твой дом… Он всегда делает то, что решил. И ведь

если бы не это, если бы он не был таким, ты бы, наверное, меньше его любил.

Уилл не вздрогнул от последней мысли. Он оглянулся, выискивая то, что было ему нужно.

Риверте пришёл к нему сегодня без меча, но, Уилл знал, со своим кинжалом – длинным

сидарским стилетом – он никогда не расставался. Уилл беззвучно соскользнул с кровати.

Его извечная неуклюжесть куда-то подевалась – в другое время он бы, конечно, топотал

как лошадь, но только не сейчас. Кинжал Риверте висел на его поясе, небрежно

брошенном на спинку кресла. Уилл отцепил стилет и обнажил. Яркий луч солнца

отразился в лезвии и едва не ослепил его.

Сжимая рукоятку, Уилл подошёл к кровати. Помедлил, потом сел.

«Проснись, – мысленно просил он, – пожалуйста, проснись». Но Риверте не проснулся.

Уилл видел теперь, как сильно он устал, каким бледным было его лицо. Нет, не нужно

будить его. Пусть спит.

Глубоко вздохнув, Уилл приставил лезвие кинжала Риверте к своему запястью и медленно

провёл по нему длинную красную линию.

Несколько секунд он смотрел, как на разрезе вспухают и скатываются капли крови.

Странно, но боли он не чувствовал. Подумав и вдруг вспомнив некоторые замечания из

медицинского трактата мэтра Ногеля, Уилл сделал ещё один разрез – поперечный,

перпендикулярный к первому. Потом перебросил нож в левую, быстро немеющую руку и

повторил этот узор за другом запястье.

Потом со вздохом уронил кинжал.

Кровь капала на белые простыни. Они текла невообразимо быстро. Уилл запоздало

подумал, что сиру Риверте вряд ли доставит удовольствие проснуться в луже чужой

крови, и поспешно встал. От резкого движения у него закружилась голова. Он отошёл к

стене и остановился, придерживаясь за неё. Рядом была гардеробная – маленькая каморка,

которой он практически не пользовался. Уилл зашёл туда и закрыл за собой дверь. Внутри

было темно. Горячие струйки бежали по его рукам к локтям, к пальцам. Он наконец-то

начал чувствовать боль, но уповал лишь на то, чтобы она была недолгой.

«Я трус, – подумал Уилл, сползая по стене на пол и приваливаясь к ней странно

опустевшей головой. – Я ужасный трус. Мне так стыдно, Роберт… ты проклянёшь меня…

но я не могу. Я с самого начала знал, что не смогу».

И теперь, когда он наконец-то окончательно понял и признал это, Уиллу вдруг стало

легко. Так легко, что он улыбнулся, уплывая в холодный густой туман, похожий на тот,

которым его встретила равнина над Даккаром в самом начале этого безумного чудесного

лета.

Уилл ждал, что следом за туманом и тьмой его встретит свет, облака и бог, готовый

низринуть его в бездну, в точности как того путника, что преступил закон земной, испив

чужой воды из запрещённого источника. Он боялся этого – но ничего столь страшного и

великого с ним не случилось. Правда, за темнотой и впрямь последовал смутный свет, в

котором ничего нельзя было рассмотреть, и в этом свету бились, запутавшись, как в

паутине, какие-то голоса. Но они были встревоженными, гневными и раздражёнными, так

что вряд ли могли принадлежать богу и его пророкам. В какой-то момент Уиллу даже

почудилось, что он узнаёт один из них.

– Если он умрёт, клянусь богом, ты отправишься следом! – рявкнул этот голос. Уилл

решил, что, очевидно, он не был даже удостоен встречи с всевышним и отправился

прямиком в ад, когда другой голос плаксиво ответил:

– Сир, но я ведь не господь триединый! Я делаю всё, что могу!

– Я вижу! Кто тебя научил в таких случаях пускать человеку кровь, ты, кретин?!

– Но, позвольте…

Потом раздался какой-то шум, будто что-то упало, и Уилл, испугавшись этих ссор между

потусторонними существами, поспешно нырнул обратно в ставший уже почти

привычным туман.

Однако туман не хотел его укрывать. Он редел, развеивался, и вскоре Уилл смог видеть

то, что он скрывал. И понял, что этот вовсе не ад и не рай, это спальня Риверте, та самая

спальня, которая стала теперь его любимым местом на всём белом свете. Несмотря даже

на то, что пружина в нижней части кровати порвалась и торчала. Он и сейчас её

чувствовал пяткой.

– Вон отсюда! – услышал он знакомый рык – и зажмурился, боясь сказать, что вряд ли

будет в силах сейчас встать и куда-то уйти. Однако, похоже, это было обращено не к нему

– он услышал, как хлопнула дверь. Потом, после короткой паузы, раздались нервные шаги

и не менее нервное дребезжание горлышка бутылки о край бокала.

– Сир, – прошептал Уилл, – простите…

Что-то разбилось. Уилл распахнул глаза от неожиданности – и через миг свет ему застила

тёмная тень. Обладатель тени схватил его за плечи и встряхнул так, что душа Уилла, и без

того не слишком твёрдо державшаяся в теле, едва не улетела из него прочь.

– Ты, – сказал Риверте.

Он был взлохмачен, бледен, небрит (небрит?! Боже, подумал Уилл, до чего я его довёл…),

его красиво очерченные скулы заострились, глаза запали, словно он очень долго

обходился без сна. Избавлялся, видимо, от своей вредной привычки, как и собирался…

– Ты, – повторил он, стискивая плечи Уилла стальными пальцами. – Я убью тебя.

Он уже когда-то обещал это, сочтя это тогда удачной шуткой. Но теперь что-то

подсказывало Уиллу, что он не шутит. Он действительно собирался это сделать. Причём

прямо сейчас.

Только тут до Уилла вдруг дошло, что он жив. Всё-таки жив, несмотря на свою попытку

разорвать эту кошмарную сеть, в которой он совсем запутался… Он попробовал

шевельнуться и не смог. Чувствовал только, что лежит на постели, а запястья его

схвачены плотными повязками. И ещё чувствовал руки на своих плечах. В этом

ощущении было больше жизни, чем в его собственном дыхании.

Он закрыл глаза.

– Да. Убейте, – сказал он чуть слышно. – Сделайте это, сир. Этим вы… завершите дело,

угодное богу… начатое столь бездарно…

– Заткнись!

Уилл невольно вжался в подушку и зажмурился ещё крепче. Риверте очень редко кричал,

но когда это случалось, самым безопасным было превратиться в таракана и удрать в щель

между досками паркета.