Двор халифов - Хью Кеннеди

его провинций имелись серьезные учителя, которые собирали традиции Пророка и теоретизировали по поводу законов ислама, относясь к жизни при дворе равнодушно или с отвращением. По отношению к будущему их вклад в развитие исламской цивилизации был огромен — но они редко посещали салоны и обсуждали поведение правящих кругов при Аббасидах.

Дворы покровительствовали культуре по различным причинам, но главное — высокая культура демонстрировала принципиальную принадлежность к придворной элите и общность интересов. В кругах Аббасидов дистанция между элитой (хасса) и простолюдинами (амма) — вечная тема литературного диспута. Среди прочего элита выделялась своими более обширными познаниями в науках и более глубоким пониманием сути вещей. Участвуя в культурных событиях при дворе, человек делал заявку на свою принадлежность к элите, показывая свою образованность, вкус и возможность принимать участие в культурной жизни своего времени. Это не отменяет того факта, что члены двора могли просто искренне интересоваться поэзией или проявлять живой интерес к наукам и философии. Можно сказать, что покровительство наукам и искусствам играло существенную социальную роль, а знание их приоткрывало дверь в элиту.

Культура двора Аббасидов не была статичным и неизменным набором ценностей, она развивалась, когда новые поколения и новые группы внутри элиты создавали свои культурные «верительные грамоты». В целом же весь ранний период халифата Аббасидов вплоть до смерти Амина был веком поэзии: стихи и песни в эго время имели наибольший спрос, хотя ценились и иные формы выражения культуры. В девятом веке развилась более общая форма придворной культуры, которая включала литературную критику, философию, точные науки и даже такие области, как кулинария и собирание хороших книг. Однако по контрасту с культурой, скажем, итальянского Ренессанса или Версаля восемнадцатого века, визуальные виды искусств, особенно живопись, в арабской культуре не играли особой роли.

Итак, в культуре раннего периода царствования Аббасидов доминировала поэзия. Династия унаследовала поэтическую традицию, чьи корни лежали глубоко во временах, называемых джахилия — доисламском периоде существования арабов[19]. В те дни поэты были важными фигурами в племенах бедуинов, они цементировали племя, создавая его индивидуальность, восхваляя лучших по смелости и щедрости мужчин, красоту женщин и великолепие верблюдов. Некоторые поэты любили также превозносить одиночек и изгнанников. Арабы на протяжении всей истории ценили своих ранних поэтов, почитая их за великолепный язык и четкое выражение традиционных ценностей.

Однако поэзия джахилии родилась в определенное время и в определенном месте. После завоевания мусульманами оседлых районов Среднего Востока возникла новая общность людей, говорящая по-арабски. Многие из ее представителей были едва образованы, пустыня для них была незнакомым, даже враждебным окружением. Они жили в относительно комфортной городской обстановке, в которой ценности племенного сообщества были не более чем исторической диковинкой. Новый век требовал новой поэзии — в то время как язык и темы древних все еще сильно влияли на мастеров периода Аббасидов.

Государственная поэзия двора Аббасидов была в основном восхваляющей, она читалась на больших собраниях, где и придворные, и более широкая публика могли узреть халифа. Правители, как и другие важные лица, желали слышать хвалебные речи, когда поэт своими виршами превозносил добродетели и достижения владык, воспевал (часто не особенно тонко) их щедрость. Хвалебная поэзия была хлебом и маслом литературной жизни. Успешный, но не выдающийся поэт, такой, как ибн ар-Руми (умер в 896 году) был в состоянии обеспечивать себе вполне достойную жизнь, восхваляя знатных персон из окружения халифа, министров и визирей. Девяносто процентов творений ибн ар-Руми составляли панегирики его покровителям{245}.

Оценивать поэзию других веков, к тому же написанную на другом языке, всегда проблематично, но традиционная хвалебная поэзия особенно трудна для уха современного западного читателя. Стихи о потерянной любви, о ностальгии по лучшим дням, о радости праздников с вином могут трогать сердца и через много веков; но длинные и явно преувеличенные до абсурда истории о доблести, мужестве, щедрости различных забытых уже второстепенных властителей едва ли могут вызвать такую же реакцию.

Что же покровители поэзии ожидали получить в обмен на деньги, которые они выкладывали за эти панегирики себе? Конечно, на нижнем уровне сознания каждому нравится, когда ему говорят, какой он замечательный — особенно во время

Поэзия и власть при ранних Аббасидах 161 публичных декламаций или на различных праздниках; человек может даже поверить в это сам. И все-таки даже самый циничный наблюдатель должен признавать, что подобного рода комплименты рассыпаются в основном ради получения щедрой на- грады, а не в результате спонтанного порыва вдохновения. Зато удачная фраза из стихотворения могла стать популярной и ходить по устам много времени спустя после мероприятия, для которого ее первоначально создавали. Панегирики таких мастеров, как Абу Таммам, помещались в антологиях и комментировались учеными критиками, стихи распространялись и делали бессмертной память о покровителе их автора.

Вероятно, здесь можно проследить параллель с придворной портретной живописью «старых времен» в Западной Европе. Когда мы, например, любуемся героическим портретом кисти Веласкеса, изображающим Филиппа IV Испанского, мы знаем, что монарх имел множество недостатков, и художник придал ему куда более смелый и выразительный вид, чем когда-либо был у Филиппа в реальной жизни. Но эта явная «неправда» не мешает нам ценить картину Веласкеса как произведение искусства. Поэтому наше впечатление скорее относится к манере восприятия самого жанра хвалебной поэзии; конечно, стихи и оды были полны преувеличенной лести, но это не умаляет мастерства их авторов, не лишает поэтов воображения и оригинальности, а созданные ими образы — яркости и сочности. Европейский монарх заявлял о своей доблести и законности с героического портрета, который широко обсуждали, с которого могли делать копии и широко распространявшиеся репродукции. Так и представители династии Аббасидов пытались использовать господствующую в их дни форму искусства в целях поддержания и укрепления своей репутации.

Поэзия также была способом распространения идеи законности. Поэты поднимали вопрос о том, что достижения предков их покровителя и его собственные добродетели и таланты являются знаком божьим и подтверждают обязательность уважения к властителю со стороны соплеменников. Вероятно, громче всего покровитель заявлял о своем праве числиться в элите, именно поддерживая традицию хвалебной поэзии, которая уходила корнями в доисламское прошлое; поддержка восхваляющих их поэтов была свойственна только членам элиты, другие люди, вне очерченного круга, не могли делать этого. Чтобы поэты превозносил и вас, сколь бы ни были при этом меркантильными их мотивы, требовалось доказать ваше право считаться членом элиты — хасси.

Стихи читались публично, при большом скоплении людей, как правило — самим поэтом, который старался произвести впечатление на слушателей и завоевать приз. Для того, чтобы удержать внимание публики, требовались