Ночи Виллджамура - Марк Ньютон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потрясенный, Джерид спросил:
– Как можно добиться такого результата?
– С помощью большого топора и достаточного количества времени, – сказал Тарр. – Думаю, убийца потратил не меньше двух часов.
– Видать, добросовестный попался, – промолвил себе под нос Джерид, переводя взгляд с одного края подноса на другой. – И что, за это время никто ничего не заметил?
– Мы имеем дело со злом, следователь. Жестоким и беспощадным.
– Вы были правы, доктор, – осматривать тут нечего. Я немедленно пойду в Атриум и предупрежу Совет. Если такое можно было сотворить в абсолютной тишине и тайне, значит любой из членов Совета может стать следующей жертвой. Я сам найду выход. – И Джерид повернулся, чтобы идти.
Оказавшись на улице, он полной грудью вдохнул холодный вечерний воздух. Задумчиво погладил подбородок, ощутив, что у него вдруг пропало всякое желание ловить этого убийцу. Что ему за радость встречаться лицом к лицу с тем, кто может превратить живое существо в слизь? И как вообще может пройти такая встреча? «Прошу прощения, сэр, но, по-моему, вы…» Тут Джериду и конец.
Куда катится Виллджамур?
Он накинул капюшон, засунул руки глубже в карманы и отправился искать свою лошадь.
– Канцлер Уртика, – настаивал Джерид, – я не уверен, что вы меня понимаете. Вам необходимо принять повышенные меры безопасности. Удвойте, утройте вашу охрану. Боюсь, что кто-то вознамерился истребить всех советников по одному.
Уртика смотрел на него с тревогой.
– Все это очень серьезно, – продолжал Джерид, чувствуя, что ему удалось завоевать внимание слушателя. Он сидел перед большим столом в приятной, отделанной деревянными панелями комнате. В углу, на ложе из пепла, умирал огонь.
Румель и человек беседовали уже полчаса.
– Вижу, вы не коллекционер, – сказал Джерид, оглядываясь.
– Не люблю забивать мозги, следователь. – Уртика откинулся на спинку кресла, хлебнул чая. – Моя работа должна быть эффективной. Коллекционирование отвлекает.
– Может, и мне последовать вашему примеру и выбросить из своего кабинета разное барахло, – сказал Джерид. – И все же спрошу вас еще раз: что могло объединять этих двух советников? Над какими общими проектами они могли работать? Если такая связь существует, она могла бы помочь мне обнаружить мотив.
– А я повторяю, следователь, мне ничего, ровным счетом ничего не приходит в голову.
В тоне, каким он произнес эти слова, прозвучало такое упорство, что Джерид даже расстроился. Канцлер был явно уверен в своем превосходстве над следователем, а потому чувствовал себя недосягаемым. Может быть, тут кроется какая-то тайна? Джериду хотелось бросить ему в лицо: «Вам что-то известно, но вы скрываете это от меня».
– Не забывайте, что и вашей жизни может угрожать опасность.
– Мы позаботимся о том, чтобы к ночи коридоры Атриума были полны солдат.
– Могу ли я поинтересоваться, каковы наиболее важные задачи, стоящие перед Советом в настоящее время?
– А вам и в самом деле необходимо это знать? – Уртика смотрел на огонь.
– Может быть. – Джерид пожал плечами. – Возможно, это подскажет нам, где искать ответ. В конце концов, мы ведь не знаем, кто из вас окажется следующим.
Уртика лишь методично кивал, точно свыкаясь с новой опасностью. Люди по-разному ведут себя в подобных случаях: одни – едва обращают внимание на угрозу, другие – пугаются до того, что вообще перестают выходить из дому.
– Конечно, в данный момент нас больше всего беспокоит надвигающееся Оледенение, – сказал Уртика. – Эта проблема влечет за собой еще целый ряд неотложных вопросов, наиболее существенным из которых является кризисная ситуация с беженцами. Как вам известно, по непроверенным данным, их уже собралось у ворот не меньше десяти тысяч.
– Продолжайте.
– Мы готовы предложить несколько возможных решений. – (Джерид обратил внимание на изменившееся выражение лица Уртики.) – Однако выбор остается за новой императрицей. Именно она должна будет принять окончательное решение о том, что с ними делать.
– А как справляются другие города империи? – поинтересовался Джерид. – Вилхокр, Виллирен, Э’тоавор, Вилхоктеу?
– Абсолютно ожидаемо в данных обстоятельствах. Беженцы прибывают в города из сельской местности. Горожане запасаются зерном и топливом, строят корабли-ледоколы, вводят карточную систему. Они, как и мы, видят в сложившейся ситуации угрозу. Следователь, надвигающиеся холода принесут много трагедий, и мы трудимся не покладая рук, чтобы простой народ мог выжить.
– А какое вам дело до народа? – спросил Джерид напрямик.
– Наша забота – не народ как таковой, а город, его способность к выживанию и функционированию в непростых условиях. Если начать заботиться исключительно о людях, то рано или поздно начнешь думать об отдельных личностях, а это приведет к провалу. А так мы просто делаем дело, следователь, – дело, и ничего больше.
Джерид следил за жестами прожженного политикана. Все время их беседы Уртика то клал правую ногу на левую, потом резко сбрасывал ее, то клал сверху левую, и так далее. Кроме того, он избегал смотреть собеседнику в глаза, а прямые вопросы о делах Совета явно приводили его в замешательство.
– Скажите, канцлер Уртика, а кто-нибудь из убитых занимался живописью на досуге?
Уртика посмотрел на него, подняв бровь:
– Понятия не имею, следователь. А почему вы спрашиваете?
– Рядом с обоими телами я нашел следы свежей краски.
Уртика только покачал головой:
– Я рассказал вам все, что знаю.
Джерид встал:
– Думаю, и я сделал здесь все, что мог.
– Не подбросите еще полено в камин, когда будете выходить? – попросил Уртика. – Без огня здесь так холодно.
Джерид задержался у двери:
– Да, думаю, вы правы.
Шагая по коридору, Джерид раздраженно ударил кулаком в стену. Два убийства, связанные между собой лишь одной тонкой ниточкой – следами краски. Почему рядом с каждым трупом оказались пятна краски? Погибшие что, от убийцы кисточкой отбивались, что ли?
На помощь канцлера рассчитывать не приходилось. И доктора Тарра тоже.
Вдруг он вспомнил, что его единственная подозреваемая – Туя – рисует на досуге. Тут прослеживалась явная связь – возможно, даже слишком явная, но ничего другого у него все равно не было. Однако с чего вдруг одинокой проститутке начать убивать влиятельных политиков, да еще с такой жестокостью? Что-то тут не то. И все же вдруг у нее найдутся какие-нибудь соображения, которые подтолкнут его мысль. Надо навестить ее – как-нибудь. Но не сегодня. Сегодня он пойдет домой, к Марисе. У каждого должна быть личная жизнь, даже у следователя.
Глава двадцать первая
Канцлер Уртика спускался по старой ветхой каменной лестнице, то и дело оглядываясь, так, на всякий случай.
Над головой он держал фонарь, сам был укутан в плащ. Откуда-то сверху налетел порыв ветра, от которого тень канцлера заплясала по стенам, принимая таинственные очертания. Уртика углублялся в давно забытый квартал Виллджамура. Глубоко под землю. Надписи на здешних стенах хранили имена любовников и врагов из далекого прошлого. Летучие мыши, ящерицы и грызуны состязались за обладание самыми темными уголками подземелья, подобно тому как на поверхности жизнь борется за свет. Их испражнения наполняли воздух одуряющим запахом, но это нисколько не смущало Уртику. В свое время ему довелось понюхать немало дерьма.
Полчаса он шел вниз хорошо знакомой дорогой.
Постепенно издалека стало доноситься пение. Значит, он почти на месте. Голоса пели на древнем варианте современного джамурского. Этот язык до сих пор использовали в своих гимнах овинисты. Сейчас они молились – но не Бору, или Астрид, или любому из богов, признанных всеми, – ничего, это изменится, и скоро, вот только настанет его время.
Обшарпанная деревянная дверь обозначила конец его пути. Он стукнул семь раз, в двери распахнулось окошко, из которого на него уставилась пара любопытных глаз. Его тут же узнали, дверь мгновенно отворилась, и Уртика вошел внутрь.
Свет сотни свечей отражался в настенных зеркалах, создавая ослепительное сияние. У дальней от входа стены жгли благовония, и ароматный дым наполнял помещение. На скамьях, лицом к курильницам, сидели мужчины и женщины в черных плащах с капюшонами, устремив взгляды на расшитые драпировки. На небольшом постаменте под ними стоял поднос, полный свиных сердец, принесенных с местных боен. Пение продолжилось, и, когда Уртика вышел вперед, головы сидящих поворачивались ему вслед, все наблюдали за его движением.
Он встал перед собравшимися, и из их рядов вышла молодая светловолосая девушка с поросенком на поводке. На ней было белое шелковое платье, облегающее ее стройную фигурку на каждом шагу, а поросенок рассеянно постукивал копытцами за ней. Люди в зале выхватили из-под плащей рапиры и потрясали узкими клинками в воздухе до тех пор, пока не истощился их пыл. Сделав девушке знак встать рядом, Уртика вскинул над головой обе руки. Мечи опустились, все сели, Уртика заговорил.