Светлана - Нина Артюхова

В конце второй четверти сделал им доклад об эпохе Возрождения.

Ребята на доклад пришли опять-таки с некоторым не­доверием. А слушали с интересом. Даже преподаватели мой доклад хвалили.

Вот это уже был авторитет заработанный. А теперь расскажу тебе о футбольном матче. Потом пойди к физ­культурнику, с ним посоветуйся, он тебе скажет, какие книги и журналы нужно прочесть. «Советский спорт» чи­таешь?

 — Нет.

 — Надо читать. У нас есть в библиотеке. Если хо­чешь, чтобы тебя ребята уважали, все о футболе должна знать, да и о других видах спорта. Больше должна знать, чем они. И на дождь не рассчитывать!

 — Мальчик, далеко еще до пионерского лагеря?

Мальчуган, собиравший землянику на опушке леса, отрапортовал с готовностью и почтением:

 — Недалеко, товарищ старший лейтенант! Лесом пройдете, товарищ старший лейтенант, потом через мост направо и сразу флаг ихний увидите, товарищ старший лейтенант!

Костя, усмехнувшись, поблагодарил и вошел в лес.

Съездить в лагерь ему посоветовала мама.

«Заехал бы ты к Светлане. Это недалеко, она будет рада».

Вообще в этот приезд мама старалась доставить ему как можно больше развлечений. Чем не развлечение — побывать у пионеров в лагере? Впрочем, Светланку не ви­дел давно, самому хотелось ее навестить. Да и писать она стала реже, как-то даже скучно без ее писем. Между поездами Костя, по традиции, зашел в «Гастроном» и купил две коробки конфет — хотя и выбирал самые большущие, но боялся, что одной коробки не хватит. Сколько их там, ребят? Надо думать, не меньше сотни!

Красивый лес... Но как много в нем покалеченных деревьев — с оторванными верхушками, обломанными ветками!.. А на лужайке — круглые ямы, заросшие тра­вой: воронки от бомб. Здесь были бои в сорок первом — восемь лет назад.

Костя дотронулся рукой до ствола старого дуба. Глу­бокий шрам рассекал этот ствол почти до самой сердце­вины. Молодая кора, гладкая и упругая, двумя широки­ми валиками затянула шрам.

 — Что, старый инвалид, больно было тебе?

А впрочем, всякая рана поболит, потом заживает... Перейдя мостик, Костя увидел над молодыми березками высокую, тонкую мачту и трепещущий на самом ее кон­чике красный флаг. На воротах — «Добро пожало­вать!» — любезная надпись, которую каждый входящий может с благодарностью отнести на свой счет.

За деревьями проглядывал новый двухэтажный бре­венчатый дом, справа от него желтела волейбольная пло­щадка. Там слышались глухие удары мяча, прерываемые свистком судьи и выкриками: «Шесть — три! Шесть — четыре!»

Гораздо ближе, между воротами и домом, два стри­женых мальчика играли в бильярд. Один из них стоял с поднятым кием и, кажется, уже принял решение, но Костя сказал:

 — Не так... Режь его в середину, а свой в угол пой­дет!

Мальчики обернулись, застеснялись немного, но спро­сили с любопытством:

 — Вы к кому?

Подошел ясноглазый парень в клетчатой рубашке, широкополой соломенной шляпе и сандалиях на босу но­гу. Загорелый и легкий в движениях, он был похож на театрального ковбоя. Оказалось, что это старший вожа­тый. Он поздоровался и тоже спросил:

 — Вы к кому?

 — К Светлане Соколовой.

 — Она со своим отрядом в роще, у реки. Пойдемте, я вас проведу.

И пошел вперед, показывая дорогу.

Лужайка среди белых березовых стволов. Полусолн­це-полутень. Внизу — синяя-пресиняя извилистая ре­чушка.

Ребята сидят и лежат на траве. У всех очень внима­тельные лица. Ага! Читают вслух.

Костя еще издали увидел кудрявую голову — самую черную из всех. На коленях у Светланы — раскрытая газета. Маленькая газета. «Пионерская правда».

Костя сделал знак вожатому не прерывать чтения и опустился на траву.

Вожатый сел рядом с ним. Ребята их не заметили.

 — «...Я хорошо помню своего отца — «старину Роб­сона», как его звали соседи. Он вырос на юге. На том са­мом невольничьем юге, о котором написана «Хижина дя­ди Тома». Мой отец был рабом...»

«Хорошо читает, — подумал Костя: — и просто и как-то очень значительно. И голос у нее... Ведь не громко го­ворит, без всякого напряжения, а каждое слово доходит до всех... И как хорошо ее слушают ребята!..»

Сначала Костю отвлекали наблюдения за ребятами и за Светланой. Он покосился на старшего вожатого — ка­жется, парень чуточку волнуется за своих подначальных: ему хочется, чтобы лейтенанту понравилось в лагере. Но очень скоро Костя сам заинтересовался автобиографией знаменитого певца и, прекратив наблюдения, стал только слушать.

 — «...Я копил деньги, чтобы поступить в колледж. Я внес плату, и меня приняли в школу для белых. За це­лую зиму я не сказал трех слов со своими белыми това­рищами по классу. Я сидел за последней партой, в самом конце, я шел в школу один и возвращался один. Я был там чужим...

Так я учился, учился и работал...»

Тяжелое детство, тяжелая юность! И все-таки этот человек любит свою страну, все свои силы он отдает Аме­рике трудового народа.

«...Я за ту Америку, которая борется за мир! Что мо­жет быть понятней?..»

Светлана опустила газету. Один из мальчиков спросил:

 — Светлана Александровна, а почему они так негров не любят?

Костя поискал глазами взрослую Светланину тезку — может быть, вон за тем большим деревом сидит кто-ни­будь: вожатая или педагог?

Но за деревом молчали, не было там никакой Алек­сандровны. А маленькая Светлана сама спросила ребят:

 — Ребята, кто скажет, почему неграм так трудно живется?

Мальчик, сидевший рядом с ней, сейчас же отозвался:

 — Потому, что негры были рабами, их считают низ­шей расой. Только не все американцы такие расисты. У Поля Робсона много друзей, и черных и белых, — ведь он сам об этом говорит.

 — Это было вроде как у нас крепостное право?

 — Да, вроде как у нас крепостное право. Только, ре­бята, неграм было еще хуже, чем у нас крепостным. Нег­ров считали низшей расой, рабочим скотом. Вот Робсон упоминает «Хижину дяди Тома». Кто читал эту книгу?

Сразу поднялось несколько рук.

 — А кто читал «Приключения Гекльберри Финна»?

Марка Твена читали почти все.

 — Понравилась вам эта книга?

Сразу отозвалось несколько голосов:

 — Очень понравилась! Веселая, смешная!

 — Веселая, смешная... да, конечно. Замечательная книга! Ребята, а ведь она не только веселая. Марк Твен в ней говорит об очень жестоких вещах...

Светлана замолчала на секунду, Костя с интересом ожидал, что она скажет.

Марка Твена он читал лет пятнадцать назад. Тоже сказал бы: веселая книжка. Впрочем, каких-то прохво­стов там измазали дегтем и вываляли в перьях... Даже жалко их стало... Еще родовая месть описана... Но о неграх?

 — Помните, ребята, тетю Салли? — продолжала Свет­лана. — Добрую, немного забавную тетю Салли. Помни­те, как ей рассказывают, что на пароходе лопнул котел? И что никого не убило, только негра. А милая, добродуш­ная тетя Салли отвечает: «Слава богу! А то ведь иногда и людей убивает!»

«Любопытно, — подумал Костя, — что, она сама это сопоставление сделала или прочла где-нибудь? Похоже, что сама».

 — А помните, как беглый негр Джим попал на ферму к тете Салли? Они очень добрые, тетя Салли и ее муж, они очень хорошо относятся к Джиму. Но они выдадут Джима хозяину и даже награду за это получат: двести долларов. Негр — чужая собственность, не вернуть его хозяину так же плохо, как украсть. Даже мальчики... Да­же сам Гек все-таки немножко сомневается... Во всяком случае, он чувствует себя преступником, помогая бежать негру. Он удивляется, как Том, мальчик из хорошей семьи, решается на такое дело. Ребята, то, что описывает Марк Твен, было сто лет назад. Негры в Америке давно уже перестали быть рабами. Но... — Светлана опять по­молчала.

Костя с интересом ждал, что она скажет дальше. Старший вожатый по-хозяйски радовался, что его ре­бята ведут такие умные разговоры.

 — Вот представим себе внуков... нет, даже правнуков Тома Сойера и Гекльберри Финна. Они учатся в коллед­же — то есть, по-нашему, в школе. Сколько их может быть в классе? Двадцать, тридцать, может быть, сорок человек. И в этом же классе, на самой последней парте, сидит маль­чик-негр, которого зовут Поль Робсон. С ним никто не разговаривает, никто не играет. За год ученья он трех слов ни с кем не сказал. Он умен и талантлив, но самая последняя тупица в классе считает себя выше его. Поче­му? Только потому, что они белые, а он негр... Нет! — Светлана опять подняла «Пионерскую правду», лежав­шую на траве. — Нет, мне даже думать не хочется, что в этом классе могли быть правнуки Тома и Гека. Мне ка­жется, что правнуки Тома и Гека — это смелые люди, которые пришли защищать Робсона, те, которые сказа­ли: «Попробуйте только тронуть нашего Поля — и мы разнесем ваш город в щепки!»

Мальчик, сидевший недалеко от Кости, случайно обер­нулся, увидел незнакомого, с любопытством оглянулся опять. Вслед за ним и другие ребята стали поворачивать головы.