Светлана - Нина Артюхова

Наконец все девочки затихли, и в комнате мальчиков тоже не слышно стало даже шепота.

Короткие шажки босых ног... какое-то царапанье у двери. Милочка порывается выйти во двор.

 — Милочка, ты куда? Нельзя выходить, спать надо!

У Милочки в кулаке зажат роковой зуб.

 — Светлана Александровна, можно я выйду на тер­расу, его куда-нибудь выброшу?

Наконец и Милочка, забросив зуб подальше в траву, угомонилась.

Светлана присела на лавочке под окном.

В соседнем корпусе будто улей жужжит — не умол­кают разговоры. Там — мальчики, третий отряд. Вожатый нудно и беспомощно взывает к их сознательности.

Подошел Толя, что-то сказал в окно властным голо­сом — жужжание прекратилось.

К Светлане подсела девушка с розовым лицом и пухлым подбородком с ямочкой — педагог четвертого от­ряда:

 — Спят?

 — Спят!

 — И мои девочки тоже спят,

«Мои девочки» — так говорила Тамара Владимировна про девочек своей группы. Светлана была в числе дево­чек Тамары Владимировны. Давно ли это было? А те­перь у Светланы свои девочки, свои мальчики.

 — Я рада, что попала к девочкам в отряд, — говорит педагог. — С мальчиками беспокойнее. Подерутся, поми­рятся — ничего не поймешь! У девочек все понятнее.

«Чудачка! — подумала Светлана. — Второй год уже преподает. Ну, а если бы ее послали в мужскую школу или работала бы не в большом городе, а там, где маль­чики и девочки учатся вместе?»

Светлане даже захотелось в виде протеста к такому желанию спокойной жизни попроситься в следующую смену именно к мальчикам — в третий или даже в пер­вый отряд. С малышами, конечно, довольно-таки хлопот­ливо, но Светлана была уверена — дело пойдет.

Тогда в райкоме спросили: «Работу с детьми люби­те?» — «Люблю, конечно!»

Ребята очень чувствуют, когда их любят.

В первые же дни у Светланы нашлись помощники. Оказалось, например, что Милочка прекрасно умеет за­плетать косы. Тридцать человек в отряде, половина из них девочки — вот вам почти тридцать косичек! Не труд­ное дело, но трудоемкое.

Коля оказался неплохим председателем совета отря­да. Бывали у него, конечно, срывы — мальчику с такими глазами нельзя не озорничать. Он был очень чувствите­лен к похвале. Когда ему говорили, что он хороший маль­чик, это действовало на него, как гипноз.

«Необычный» талант Павлика не заглушили. Ему по­ручили иллюстрировать отрядную газету — Павлик дей­ствительно очень неплохо рисовал.

По вечерам, когда ребята затихали на маленьких кроватях, Светлана лежала на своей большой, прислуши­ваясь к тишине. Это было похоже на детский дом, толь­ко на детский дом, где все переменилось, на детский дом, где она — уже не ребенок.

Светлана попала в отряд к мальчикам гораздо рань­ше, чем рассчитывала.

Заболел вожатый третьего отряда. На смену ему при­слали девушку, которая решительно заявила, что с маль­чиками она не справится.

Светлане очень не хотелось расставаться со своими малышами — привыкла к ним за неделю.

Интересно было наблюдать, как ребята менялись. Одни были слишком тихие и скромные — их удалось рас­шевелить, стали поживее. Другие, непокорные индивидуа­листы, втягивались понемногу в лагерную жизнь, привы­кали к дисциплине. Жалко расставаться с малышами — хотелось довести их до конца смены. Но...

Совещание о судьбе третьего отряда происходило в крошечной комнате старшего вожатого, обладавшей спо­собностью, не растягиваясь, вмещать в себя до десяти человек, а иногда и больше — это зависело от размеров человека.

Светлана встретилась глазами с Толей:

 — Толя, давай я попробую. Я даже хотела просить в следующую смену дать мне мальчиков.

 — Что значит «попробую»? — суховато возразил Толя. — Что за дегустаторское выражение? Если возь­мешь третий отряд, так и будешь его вести, а не пробо­вать. Берешь?

 — Беру, — сказала Светлана.

 — Вот это другой разговор. Советую тебе с первого же дня натянуть вожжи потуже. Потом можно отпу­стить — ребята и не заметят этого.

Неожиданное встретило Светлану в новом отряде с первого же дня. Она сделала замечание одному из маль­чиков:

 — Женя Бобров, какой же ты пионер — обижаешь маленького!

Мальчуган, обиженный Женей Бобровым, слезливо от­ветил:

 — А он и не пионер вовсе!

 — Как — не пионер? — удивилась Светлана. — По­чему же у него красный галстук?

Женя Бобров угрюмо молчал, молчали и другие ре­бята. Светлана не стала расспрашивать дальше. Когда ребята увлеклись игрой в городки, она отозвала в сторо­ну председателя совета отряда:

 — Игорь, ты с Бобровым в одной школе учишься. Это правда, что он не пионер?

 — Правда.

 — Почему же он надевает галстук?

 — Светлана Александровна, не он один. Андрюша Синицын тоже еще не пионер и тоже галстук надел, ко­гда в лагерь приехал.

 — Как же так? — сказала Светлана. — Ведь они не имеют права носить красный галстук.

 — Конечно, не имеют права, — согласился Игорь. Видно было, что он и осуждал самозваных пионеров и в то же время сочувствовал им.

 — Светлана Александровна, ведь им обидно: все мальчики у нас в отряде уже пионеры, а они нет.

 — Ваш отрядный вожатый знал об этом?

 — Знал. Он им говорил, чтобы не надевали. И я говорил.

 — Ну, и что же?

 — Ну, расстроились они. Тогда мы перестали гово­рить. Ведь плачут, жалко.

 — А Анатолий Николаевич знает?

Игорь пожал плечами:

 — Должно быть, нет.

Светлана думала об этом весь вечер и даже ночью. Посоветоваться с Толей? Очень не хотелось. Хотелось справиться самой.

Проще всего, разумеется, оставить все как есть, по­смотреть на это дело сквозь пальцы, как уже было сдела­но до нее.

«Нет, не хочу!» — решила Светлана.

На следующий день, когда ребята занимались с физ­культурником на лужайке у реки, Светлана увела Андрюшу и Женю подальше в лес, сказав, что нужно принести веток для украшения пионерской комнаты.

Они дошли до срубленной ели. Светлана выбрала не­сколько красивых веток с шишками. Срезав ветки, маль­чики сложили их кучкой и присели на траву. Светлана села рядом с ними.

Мальчики были совсем разные. Женя — худой, верт­лявый и очень безалаберный. Он был похож на деревян­ного игрушечного паяца, которого дергают за шнурок, отчего руки и ноги начинают бесполезно двигаться.

Андрюша, наоборот, мягкотелый увалень, лишних движений не любил.

 — Вы в одном классе учитесь? — спросила Светлана.

 — Да, — сказал Женя, — даже за одной партой сидим.

 — В каком классе?

 — Перешли в шестой.

 — Почему вас еще не приняли в пионеры?

 — Меня, — сказал Женя, царапая пальцами смоли­стую еловую шишку, — из-за дисциплины.

 — Как же это так получается? Большой парень уже, двенадцать лет, неужели не можешь взять себя в руки?

 — Я могу взять себя в руки, но иногда забываю.

 — А учишься как?

 — Учусь хорошо.

 — А почему Андрюшу не приняли?

Андрюша, посапывая, молчал. За него ответил Женя:

 — У Андрюши дисциплина отличная, а учится не­важно.

 — Какие отметки?

 — Четверки, тройки... двойки бывают.

Андрюша вставил своим медлительным голосом:

 — Я путаюсь, у меня плохая речь.

 — А когда бывает плохая речь? — спросила Светлана. — Когда не знаешь урока.

 — Я занимаюсь много. Когда выхожу отвечать, пу­таюсь.

Женя сказал:

 — Его мальчики каждый день контролируют, а когда он сам, все-таки плохо. Я думаю, он все-таки не может.

 — Я без троек и без двоек не могу, — подтвердил Андрюша.

 — Но ведь и четверки у тебя тоже есть, — сказала Светлана, — значит, все-таки не такой уж ты неспособ­ный. Вернее всего, просто ленишься? А?

Андрюша как-то очень быстро и покладисто согла­сился:

 — Не без того.

Темно-бархатистые колючие ветки на нежной зеленой траве. Трава еще по-весеннему мягкая и сочная. И цветы тоже весенние: легкие розовые метелки дрёмы, белые све­чи ночных фиалок.

Июнь! По-весеннему молодой, по-летнему теплый. Июнь! Скоро опять будет годовщина.

Ужасно не хотелось говорить о тяжелом в такой чу­десный день!

Светлана повертела одну за другой чешуйчатые шиш­ки и тихо сказала:

 — Меня приняли в пионеры, когда мне было трина­дцать лет. Я была тогда в четвертом классе...

В глазах у мальчиков удивление и вопрос.

 — Это было во время войны. Я жила в оккупации, три года совсем не училась. Меня очень стесняло, что все мои маленькие подруги — пионерки, а я нет. Я мечтала о крас­ном галстуке, но мне казалось, что будет неловко давать торжественное обещание вместе с девятилетними девоч­ками. По-вашему, было бы все очень просто: я могла са­ма себе повязать красный галстук и пойти в школу, ведь никто даже не упрекнул бы меня — никто не знал, что я не пионерка... Ребята, это такой большой праздник — прием в пионеры! Когда мне надели красный галстук, мне казалось, что это самый счастливый день в моей жизни. Потом, через год, был еще более счастливый день — я стала комсомолкой. А по-вашему, я могла не готовиться, не волноваться, просто купить себе комсомольский зна­чок и приколоть на груди. В комсомол и в пионеры при­нимают тех, кто это заслужил... Ребята, есть такая ме­даль — «За боевые заслуги». И вдруг ее наденет тот, у кого нет боевых заслуг, — прицепит себе орденские лен­точки, — неужели хорошо?