Дом проблем - Канта Ибрагимов

— Сталин наш враг: выселял.

— Это так, но врагов, тем более достойных, надо уважать, — он гораздо теплее посмотрел на Мастаева. — А ты, солдат, соображаешь.

— Я гвардии сержант запаса, — почти перебивает генерала Мастаев.

— О! Даже так. Я думаю, что за идею с Индийским океаном, за этот масштаб тебе следует с ходу капитана дать.

Может быть, так бы и случилось, да вновь появился помощник-адъютант.

— Товарищ генерал, о, простите, президент.

— Лучше президент-генерал, — поправил летчик-генерал.

— О да! Товарищ президент-генерал, звонили из Москвы, требуют и оригинал прислать, что написал Мастаев.

— Да, — президент-генерал замешкался. Потом, заглянув под стол, туда же вытянул ногу. — Я занимаюсь карате, — сообщил он, но не без труда, зато, пользуясь лишь ногой, скомканный листок придвинул. Правда, руками положил на стол, пытаясь разгладить, выдал еще одну идею: — Они в Москве хотят завести на меня компромат. Не выйдет. Капитан, — он смотрит в упор на Ваху, — ты должен переписать свой «итоговый протокол».

— Нет, — твердо ответил Ваха. — К тому же, кое у кого в Москве копия есть.

— Хм, салага, — президент разорвал скомканный листок. — Рожденный ползать — летать не может. Вон! — указал на дверь.

Погода была отвратительной. Мелкий непрекращающийся дождь, резкий, порывистый, пронизывающий ветер нагоняли тоску. Быстро наступил вечер. В чуланчике Ваха лежал на диване, смотрел телевизор. Центральное телевидение передавало недобрые вести из Москвы. Президент Советского Союза Горбачев и президент России Ельцин обвиняли друг друга в измене Ленину и коммунизму. На местном канале показывали почти то же самое. Оказывается, несмотря на то, что летчик-генерал вроде бы выиграл выборы, даже присягу принял, и несмотря на то, что вокруг него есть вооруженные люди, тем не менее он не может войти в здание обкома КПСС, там вроде бы назначенный из Кремля глава администрации. Словом, как в Москве двоевластие, так и в Чечне. И вот, как развязка, показывают, что только что (уже темно) из столицы страны прибыл самолет, прямо у трапа правительственная делегация, ее возглавляет депутат Верховного Совета России Галина Деревяко, и она очень серьезно заявляет:

— В стране должна и будет торжествовать демократия и либерализм, только при этом условии страна получит поддержку Запада, международного валютного фонда и Всемирного банка. Только при демократии, либерализме и гуманизме обедневшая страна получит деньги от международных организаций. Поэтому не назначенный Горбачевым глава администрации Чечни, а избранный народом, то есть полностью легитимный лидер — летчик-генерал может быть президентом республики, его поддерживают Верховный Совет России и лично Ельцин.

После этого показывают и.о. вице-премьера Бааева — он твердит, что Галина Деревяко — честная, благородная женщина и главное ее достоинство — чеченская невеста, и она достойна ею быть, помогла в тяжелую годину.

Следом выступает и.о. министра внутренних дел Якубов Асад, он тоже восхваляет Деревяко, даже добавил, что она вот-вот или уже стала правоверной мусульманкой.

После этого показывают, как Деревяко и президент-генерал в дружественной обстановке пьют чай, прямой эфир:

— Я горда и для меня великая честь быть замужем за чеченцем, — говорит Деревяко.

— Я испытываю те же чувства по отношению к русскому народу, — любезен генерал.

— Так выпьем же за вечную дружбу между Россией и Чечней.

— Стоп, стоп, что вы несете! — закадровый полушепот, — СССР еще не распался, — вот теперь этот голос напоминает голос Кныша.

А слышавшему это в чуланчике по телевизору Вахе стало страшно, даже не по себе: как это «СССР еще не распался?» Что они говорят? Такое не только говорить, слушать, даже думать не смей — посадят, сгноят, расстреляют или, как принято в СССР, репрессируют. Да и как такая держава, империя, что от океана до океана, распадется?!

От этих мыслей Мастаеву стало не только страшно, даже холодно, словно он уже в тюрьме. Он вскочил, выключил телевизор. Мрак. Тишина. Только дождь на улице, мирный храп матери на кухне, пульс в его ушах и такой же ход часов дают знать, что он еще на свободе. И, может, его мать об этом не знает, а он прилично классиков марксизма-ленинизма перечитал и помнит, что дед Нажа говорил: «Время или времена не меняются, законы общества и природы не меняются — они как Бог их нам послал, а меняются только люди». И неужели эти коммунисты вдруг стали либералами, демократами, верующими? Нет!.. Это проделки Кныша. Именно на его приемник послали эту передачу, и они, как всегда, уже знают, что он эту антигосударственную речь слушал, поздно телевизор выключил. Вот-вот за ним придут, в дверь постучат. От страха он вспомнил о потайном ходе Кныша в кладовке, даже заглянул туда: еще гуще мрак, спертая, пыльно-крысиная вонь. И если бы не стыд бросить мать, он туда бы полез, а так полез под одеяло с головой, ожидая, — вот-вот за ним придут, а вскочил от телефонного звонка:

— Мастаев? Срочно в Дом политпроса.

— Утром буду.

— Объявлено военное положение. Не подчинишься, знаешь, что будет, гвардии сержант?

— Знаю. Репрессия.

— Бегом! Засекаем, пять минут.

Ваха вновь попал в «Общество независимых» («анархистов»). Тут людей поменьше, и их президент-генерал попросил спешно убраться, а Мастаев сразу же определил: здесь был Кныш. Генерал курящих не любит, да, видимо, Кнышу запретить не может: только Кныш так усердно сминает в пепельнице окурки, а потом окурком же эту пепельницу с краев очищает, образуя в центре бугорок.

— За всю историю Чечни впервые из Москвы добрые вести, — сообщил генерал Мастаеву.

— Нам дали независимость! — ляпнул Ваха.

— Гм, — кашлянул генерал, — этого мы добились в день, когда я народу присягал, — он продемонстрировал свою офицерскую осанку, мельком глянув на себя в зеркало.

— А новость в чем? — вернул генерала в реальность Мастаев.

— А. Нам обещают оружие. Много оружия.

— Даже подлодки и корабли?

— Но-но-но! — как Кныш сказал генерал. — Это военная тайна, — заложив руки за спину, он прошелся по кабинету, о чем-то размышляя, и вдруг победно воскликнул: — Я такой залп устрою — весь мир содрогнется, будет обо мне говорить.

— Да, в день вашей присяги столько стреляли.

— Хм, это цветочки.

— А нельзя без «цветочков», то есть залпа?

— Что? Где ты видел, чтобы свободу без борьбы и войны добывали? Салага! На, — он небрежно кинул какую-то папку перед Мастаевым. — Мои первые указы, чтобы утром все «твою» газету «Свобода» читали.

— Она уже готова? Напечатана в Москве?

— Да, — важно сказал президент-генерал и вновь мечтательно уставился в потолок, говоря: — Я ныне властвую не только в Грозном, но вскоре буду и в Москве.

Мастаев развернул добротно изданную газету «Свобода». На первой полосе огромный красочный портрет генерала-президента в форме летчика. И тут же первые указы.

Президента Чеченской Республики «О государственном суверенитете Чеченской Республики» ноябрь 1991 г. № 1 г. Грозный.

Руководствуясь декларацией о государственном суверенитете и волеизъявлении граждан ЧР, объявить о государственном суверенитете Чеченской Республики с 01.11.1991 г.

— Дэла,[104] — произнес Мастаев. — Что это за указ? У нас ведь не было никакого волеизъявления граждан, никакого референдума, чтобы провозглашать суверенитет.

— Но-но-но! — погрозил пальцем генерал. — Разве ты против? И кто из чеченцев против?

— Надо спросить, — удивлен Ваха. — Да и не одни ведь чеченцы в республике живут?

— Товарищ сержант! — это генеральский тон. — Если командир будет каждый вопрос обсуждать с боевым составом, то что получится?

— Но мы ведь не состав, тем более боевой. Мы общество.

— Какое общество?! — генерал потрогал свои усы. — Чеченцы — воины. И положение у нас военное. Читай мой второй указ.

Президента Чеченской Республики «О государственном суверенитете Чеченской Республики» ноябрь 1991 г. № 2 г. Грозный.

В связи с объявлением Москвой ЧП, что является политической провокацией и государственным терроризмом в отношении суверенной Республики НОХЧИЧОЪ:

— Ввести в структуру государственной власти:

Военное министерство.

Всем воинским формированиям, независимо от порядка подчиненности, перейти в безоговорочное и полное мое подчинение.

— На всей территории республики отменить ЧП и объявить военное положение.

— Незаконно назначенному Москвой главе администрации и его заместителю добровольно сложить свои полномочия до 12 часов следующего дня.

— Возобновить всеобщую мобилизацию.